Ему сказали, что благотворителя зовут Том Уайт и что ему принадлежит промышленно-строительная компания в Бостоне. Фармер представлял себе дородного республиканца, курящего тонкие сигары и заключающего подковерные сделки с Транспортным управлением залива Массачусетс в обход профсоюзов. Но когда он приехал встречать Уайта в аэропорт имени Франсуа Дювалье, на обжигающем ветру его ждал розовощекий господин лет шестидесяти с чем-то, облаченный в синтетический костюм для гольфа (включая клетчатые брюки). Уайт привез с собой пачку банкнот, которые сразу раздал нищим, – поступок в глазах Фармера отнюдь не отталкивающий, но еще не достаточный для вердикта. В пикапе по дороге в Канжи Фармер “повествовал о Гаити”, и Уайт подобающе ужасался, но молодой человек все еще относился к нему с опаской и не пытался этого скрыть.
Ему было всего двадцать пять, и он, по собственному признанию, “еще не совсем созрел” для непринужденного общения с потенциальными благотворителями. Разговор в трясущейся по ухабам машине свернул на политику.
Уайт между делом заметил:
– Ну, я лично за Рейгана не голосовал.
– В смысле? – удивился Фармер.
– В том смысле, что я не голосовал за Рейгана.
– То есть вы голосовали против собственных интересов? – уточнил Фармер.
– А разве это грех? – спросил Уайт.
Пересказав мне этот диалог, Уайт добавил: “И тогда его прохладная сдержанность сменилась искренней теплотой”. И продолжил: “Для меня он был совсем мальчишка, но я проникся к нему симпатией, потому что, если ему выскажешь свое фе, а он сочтет, что фе здесь неуместно, он тебе так и скажет. А в деле служения обездоленным он меня далеко обогнал”.
В следующий приезд Фармера в Кембридж Том Уайт пригласил его на ланч, и у них вышел спор о чувстве вины. Уайт сказал, что это, по его мнению, эмоция бесполезная. Напротив, возразил Фармер, от нее очень даже бывает польза. Уайт, разведясь с первой супругой, добровольно и очень щедро ее обеспечил, к тому же полностью оплачивал содержание и образование детей. А у его новой жены было еще шестеро своих – далеко не типичный второй брак богатого мужчины. Тем не менее он признавался, что чувствует себя виноватым из-за самого факта развода.
Но Фармер вовсе не такие ситуации имел в виду. Поощрять бы следовало, пояснил он, чувство вины, которое иные богачи испытывают по отношению к бедным, поскольку это могло бы стимулировать их к пожертвованию части своих богатств. Кроме того, они действительно виноваты.
Вообще-то Уайт уже много лет раздавал деньги католическим благотворительным организациям и стесненным в средствах друзьям. И начал еще до того, как разбогател сам. Он вырос в семье ирландских католиков, измученной пьянством отца, и еще в юности стал опорой для близких. Судя по рассказам, он прошел интересный жизненный путь. Колледж в Гарварде со специализацией по романским языкам, потом армия, где он служил, поначалу неохотно, адъютантом у генерала Максвелла Тейлора, командира 101-й воздушно-десантной дивизии. Уайт десантировался в Нормандии ночью накануне операции “Нептун”, а потом в Голландии. По его словам, он не жалел о своем участии в этих событиях, но войну возненавидел навсегда. И хотя лично генералу Тейлору Уайт симпатизировал и восхищался его мужеством, но манера власть имущих относиться к людям как к булавкам на карте со временем стала ему противна. Привилегии высокого положения он тоже не одобрял, с тех пор как один молодой десантник у него на глазах погиб, раздавленный собственным снаряжением, слишком тяжелым из-за лишних вещей, которые парень тащил с собой для генерала.
После войны Уайт превратил отцовскую фирму в самую крупную строительную компанию Бостона. Он водил близкое знакомство с высокопоставленными лицами, входил в совет директоров девяти учреждений и сидел с друзьями президента на церемонии инаугурации Джона Кеннеди. Но в обществе богатых и знаменитых он, как правило, чувствовал себя неуютно, да и прессы старался избегать. Не вдаваясь в подробности, он сообщил мне, что несколько раз впадал в депрессию и что у него “заниженная самооценка”, и добавил: “Впрочем, в моем бизнесе снижение цен – это путь к успеху”. На мой вопрос, что заставило его сделать такую высокую ставку на Фармера, двадцатипятилетнего студента-медика, Уайт ответил: “Он сразу мне понравился. Такой умный, так предан своему делу”. Но, подумав, признался: “На самом деле не могу толком объяснить. Может, я просто искал себе компаньона”.
Конечно, положение дел в Гаити расстраивало Уайта. Особенно его возмущала дорога, ведущая в Канжи. “Поди побегай по этой адовой тропинке”, – ругался он. И всякий раз, проезжая по ней, думал: “Это же, черт побери, так легко исправить”. Он вспоминал, как впервые увидел квашиоркор: “Там был малыш с порыжевшими волосами и раздутым животом, и я сразу сказал: запустите здесь программу снабжения питанием”. Уайт обнаружил, что может легко представить себя на месте гаитян. Встретив в лачуге на земляном полу ребенка с огромными глазами и незабываемой улыбкой, он испытал желание вызвать сюда бульдозеры своей фирмы. “Ради бога, – твердил он то Фармеру, то Лафонтану, – покройте им крыши хоть жестянками, залейте пол цементом. Денег я вам дам. Вот же черт”.
Когда Фармер вернулся в Бостон, чтобы пройти интернатуру в Бригеме, Уайт стал навещать его в больнице – приезжал к обеденному перерыву, покупал сэндвичи в больничном кафетерии, и потом они с Фармером жевали их в его машине. Однажды Уайт спросил Фармера, как всегда бледного:
– Ты питаешься-то нормально?
– Да-да, все в порядке, – ответил Фармер.
– Денег дать?
– Не надо, – сказал Фармер. – Ну, может, сорок долларов?
У Уайта в кармане как раз была пачка стодолларовых купюр. Он бросил одну Фармеру на колени:
– Вижу же, голодный. – С этими словами он, поддавшись импульсу, снова полез в карман и вытянул еще сотню. – Ради бога, ешь как следует. – И для пущей убедительности сунул ему третью.
Фармер посмотрел на деньги:
– Вот теперь я могу рассказать вам про вчерашний вечер.
Оказывается, он навещал на дому одного больного СПИДом пациента, которого лечил в Бригеме, и узнал, что его вот-вот выгонят с квартиры.
– Вот я и переписал на него свой зарплатный чек.
– Господи, Пол, тебе не кажется, что это малость непрактично?
– Ну да, – улыбнулся Фармер, – зато Господь сегодня прислал вас.
Зачастую Уайт выполнял в Бостоне всякие рядовые поручения, помогая осуществлению проектов в Канжи. Забирал, например, заказанный товар вроде раковин и увозил в багажнике своего “мерседеса”. (Одна партия раковин предназначалась для новой клиники. Первая клиника, как выяснилось, была спланирована неудачно. Уайт дал денег, чтобы ее перестроили, но сделал это тихо, отказавшись от публичных благодарностей. “Даже табличку со своим именем не захотел”, – поделился Фармер.)
Однажды, когда они встретились в Бостоне, Уайт заметил:
– Знаешь, Пол, иногда мне так хочется все бросить и уйти миссионерствовать с тобой в Гаити.
Фармер, подумав, ответил:
– В вашем конкретном случае это был бы грех.
Глава 10
На фотографии, сделанной Офелией в середине восьмидесятых, Пол щеголяет в шортах и явно весит на несколько килограммов больше, чем в последующие десятилетия, – худой, но пока не чересчур. Он сидит на корточках и разравнивает руками землю вокруг саженца. Раньше этот склон над Шоссе № 3 был пустынен, но теперь Офелия всякий раз, как приезжает, обнаруживает здесь все новые рощицы и строения.
С 1985 по 1989 год она каждое лето проводила в Гаити, где трудиться приходилось практически непрерывно. После полудня Пол все еще возился с больными. Изрядно проголодавшись, она заглядывала к нему в кабинет: “Есть не хочешь? Ты же только кофе выпил в шесть утра, и все”. Он соглашался подняться с ней на кухню, расположенную выше по склону, но, как правило, с явной неохотой.
Время от времени на Офелию накатывало мучительное желание сбежать из этого неприветливого края. Она уговаривала Пола съездить за чем-нибудь в Порт-о-Пренс, всякий раз чувствуя себя “ну вроде как мошенницей”, из-за того что отрывает его от работы. “Нам же надо привезти того и сего для клиники”, – убеждала она его. В поездку она прихватывала с собой пачку его учебных карточек-перевертышей. Дорога в те времена занимала около трех часов, к тому же им нередко случалось пробить колесо или угробить рессору. Пока они сидели на обочине, ожидая окончания ремонта, Офелия гоняла друга по карточкам. Потом они честно закупали лекарства и оборудование для клиники, а также рассаду, чтобы Пол мог продолжать озеленение горного склона вокруг растущего медицинского комплекса в Канжи.
Однажды, завершая очередное “путешествие выходного дня”, они выезжали из Порт-о-Пренса по улице Дельма. Офелия представляла себе долгие походы по жаре, ожидающие ее в Канжи, и думала, как было бы здорово выпить диетической колы после такого марш-броска.
