— Сколь за рулём? — усталым твёрдым голосом спросил старшина.
— Около месяца. Ну, чуть больше, может, — замялся Костик.
— Понятно, — ответил тот и сплюнул. — Опять пацанва.
Костик не обратил внимания на эти слова, его больше интересовало, куда его определили. Старшина неторопливо скрутил козью ножку, закурил.
— Откель родом?
— С Крыма, — пожал плечами Костик.
— Как в Новосибирске оказался?
— Ранение, — опять пожал плечами Костик, рассматривая командира, который стоял вполоборота и что-то выговаривал двум бойцам.
Старшина заинтересовано посмотрел на Костика.
— Повоевал, значит? За баранкой?
— Пехота, — предпочёл ответить расплывчато, не хотелось упоминать, что служил в похоронной команде, а потом и в штрафбате. Интересный послужной список.
— Ладнось, — старшина притушил самокрутку о свою широкую жёлтую ладонь. — Айда. Полуторку нам выделили. Пора забирать. Да и загрузили уж, наверное.
— Товарищ старшина, подскажите хоть, куда я попал?
— На войну, сынок. Куда же ещё? — усмехнулся старшина. — 150-я стрелковая Новосибирская дивизия, 195 медико-санитарный батальон.
— А место? Город? Хотя городом тут и не пахнет, — оглядываясь, выдохнул Костик.
— Это точно подметил, не город. В Подмосковье мы. В резерве, — старшина мрачно вздохнул. — Шестьдесят процентов численного состава потеряли, когда вырвались из окружения. Вот теперь на переформировании. Много ребят там осталось. Город Белый, слыхал?
— Неа, — мотнул головой Костик.
— Вот и я до этого не слыхал, но запомнил теперь на всю жизнь, — тяжко выдохнул старшина. — И в медсанбате потери… Эх! Пошли!
Пока ехали, Костик задремал в кузове полуторки на мешках, набитых простынями. Поэтому пропустил момент, когда они въехали в село и на территорию музея, где расположился медсанбат.
Кроме Костика, в медсанбате было ещё семь водителей. Командир 2 отделения эвакуационно-транспортного взвода младший сержант Лукьянов оказался двадцатилетним парнем со светлыми волосами и приятной улыбкой.
— Гаража, как такового у нас нет. Машины стоят под навесом. Твоя крайняя слева. На ходу. Побывала под обстрелом, немного прошита пулями, но в целом в порядке. Принимай. Старшина сказал, что ты с Новосибирска?
— Диверсантов ловим, Александров. Каждую неделю суются, сволочи. Склады с продовольствием подорвать хотели, не вышло. Случайно, не вышло.
— Почему?
— Мы тоже, Александров, воюем! — лейтенант довольно заулыбался.
Костик пожал плечами, продолжая отслеживать дорожную обстановку и крутить штурвал. Выстрела он не услышал. Лобовое стекло осыпалось, обдав осколками и морозным ветром. Руль вырвался из рук и полуторку занесло. Нога зажала педаль тормоза. Грузовик юзом прошёл боком по дороге и врезался в сугроб. Костик от удара головой обо что-то твёрдое потерял сознание.
— Слышишь? — кто-то настойчиво тряс Костика за рукав. — Ранен?
Широкая мозолистая и холодная ладонь прошлась по горячему лицу. Поправила шапку. Костик с трудом приоткрыл глаза.
— Добре, живой, посекло немного и только.
От мужика пахло махоркой, навозом и мочой, что ли. Но запах привёл Костика в чувство. Он даже помог открыть дверь, которую слегка заклинило после удара.
— А ты хлопчик, молодец! Как ты энтова супостата припечатал! — и мужик кивнул головой под переднее колесо.
Костик бросил взгляд и сразу отвернулся. Из-под колеса торчал сапог, додумывать где остальное, желания не было.
Мужик усадил Костика на снег, общупал всего.
— Нигде не болит?
— Голова только, — выдохнул Костик.
— Шишка знатная получилась. И раскраска ничего, — хохотнул мужик. — До свадьбы заживёт. Лейтенанту вон не повезло. Аккурат меж глаз пуля вошла. Снайпер стрелял никак.
— Взяли? — со стоном спросил Костик, ощущая как от голоса боль в голове.
— Всех положили. Точнее троих положили, а четвёртый застрелился. Наших вон, трое, насмерть, — мужик глубоко вздохнул, встал и побежал в сторону второго грузовика. Видно, когда началась стрельба, сразу полетели на выстрелы.
Вот только Костик ощущал что-то вокруг неправильное. Кучка командиров идёт прямо к нему, мужик этот с рюкзаком за плечами, а на ногах сапоги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Голову опять прострелило болью. Костик попытался встать, перевернулся на живот, подогнул колени, но позади бахнуло так, что заложило уши. Миг полёта, падение и барахтанье по пояс в снегу. С трудом добравшись до сугроба по краю дороги, Костик нервно сглотнул. Там, где стоял второй грузовик только остатки остова и куски обшивки. Вокруг всё красно-чёрное. От земли и человеческой крови. Где недавно лежал Костик, валялась чья-то рука в куске окровавленного полушубка. Дальше ещё чья-то часть тела. Костика замутило и вывернуло. Хоть и видел он уже смерть, но в таком виде не приходилось.
Он стоял по пояс в снегу, без шапки, в рассеченной осколками шинели, в глазах слёзы, и смотрел на остатки тех, кто несколько минут был людьми.
Потом его накрыло, словно пеленой…
— Александров! Подъём! — раздался резкий голос и Костик, ещё не открыв глаза, рванулся вверх. Вот только ослабленный организм подвёл, и падение получилось вниз головой.
— Товарищ сержант безопасности! Вы что творите! — завизжала девушка медсестра. — Он же раненый!
Холодные маленькие ладошки схватили лицо Костика.
— Всё в порядке? Смотри на меня! Где болит? Не молчи!
— Встать! Арестованный Александров! Встать!
Глава 9
Голова ужасно болела, а Костик вот уже второй час писал всё, что он помнил с момента прихода дневального. Лампа на столе давала жёлтый не яркий свет и строчки ложились неровно. Да и буквы получались корявыми. Попробуй написать перьевой ручкой, если никогда ей не писал.
Напротив, за столом сидел сержант госбезопасности Жаров и поглядывал на Костика свысока. На лице следователя блуждала ехидная и довольная усмешка, которую Костик уже ненавидел всей душой.
— Написал? Пушкин недоделанный. Давай!
— Я ещё не закончил, — устало ответил Костик, глядя на чёрные от чернил пальцы.
— Сказал — давай! Значит, давай! — сержант вырвал листки у Костика, подвинул лампу немного ближе к себе и прежде чем углубиться в чтение, пробурчал. — Каракули как у фашистского шпиона.
Перебинтованная голова казалась чугунной, глаза слезились. Пальцы стали не только чёрными, но и задеревенели и перестали гнуться. Костик усиленно растирал их, но это мало помогало.
— Фамилию мужика чего не написал? Раз придумывать так придумывать! Красиво расписал, складно. Тебя же в части на довольствие не успели поставить, а ты хлоп в машину и на помощь к своим. Хитёр, хитёр. Слушай, Александров, а может у тебя и имя какое-нибудь такое…
— Какое? — устало и нервно сказал, словно плюнул, Костик.
— Чего злишься? — оскалил зубы сержант. — Я таких гнид, как ты до войны пачками сажал! Пригрелись на груди Родины! Недобитки белогвардейские! Но ничего Жаров вас всех найдёт и к стенке! А имя у тебя — Фриц! Точно! Фриц! Чего уставился? Рожа фашистская! Встать! — сержант вскочил из-за стола, выхватил из кобуры револьвер. — Фашист ты! Фашист! Я точно знаю!
Его глаза блестели лихорадочным светом. Рука медленно распрямилась, и дуло остановилось на уровне глаз Костика. Он стоял напротив сержанта. Усталый с разрывающей голову болью и молчал.
«Выстрелит и всё закончится. Он сейчас убьёт меня. Убьёт! Ну и что? Я ни в чём не виноват. Бежать? Куда бежать? Зачем? Может попытаться выбить револьвер? Не убьёт сейчас, расстреляют потом. Нападение на сержанта госбезопасности».
— Стреляй! — выкрикнул Костик что было силы. — Стреляй, гнида! Люди свои жизни отдают за Родину, а ты тут ей прикрываешься! Скоро лопнешь от тушёнки!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Рука сержанта дрогнула.
— Гадёныш!
— Отставить! — раздался властный крик от двери.
Сержант вздрогнул и выстрелил от испуга. Пуля чиркнула по лицу Костика. Обожгла новой болью. За спиной кто-то ойкнул и упал.
