Мадемуазель Роза вошла в кабинет. Гастон рассеянно взглянул на нее. Она, казалось, была в замешательстве, выглядела болезненно, но шляпник ничего этого не заметил. Он машинально спросил:
— Что вам угодно?
На его вопрос она ответила несвойственным ей тоном:
— Я потеряла квитанцию о последнем жалованье. Не могли бы вы сделать мне копию для службы социального страхования?
— Хорошо.
Гастон устало приоткрыл ящик стола, взял отрывной блокнот и вырвал один лист. В левом углу наискосок печатными буквами он написал: «КОПИЯ», затем начертал над соответствующей пунктирной линией документа имя своей старшей продавщицы, но после этого его ручка повисла в воздухе.
— Никак не могу запомнить вашу фамилию.
— Это довольно просто. Перуж. На конце буква «с»*.
— Да, конечно. Мадемуазель Роза Перуж… пятьдесят пять, улица Батиньоль, семнадцатый округ. Так сколько вы получили в последний месяц?
— Сорок девять тысяч франков за вычетом шести процентов и плюс надбавка на транспортные расходы.
Он заполнил листок и протянул ей. Роза коротко поблагодарила и вышла.
Зазвонил телефон. Это был Филипп.
— Послушай, я достал образцы почерков всех наших девочек. Ни один не совпадает с тем, которым написано письмо, что ты нашел в кармане Перужа. Мы в…
* Так пишется эта фамилия по–французски.
Гастон сглотнул слюну. С превеликим трудом. На том конце провода его шурин, не получив ответа, занервничал и перешел на крик:
— Алло, алло! Гастон! Ты меня слышишь, я говорю, что…
— Я знаю автора письма, — еле слышно простонал тон. — Як тебе подъеду к семи часам. У меня скверные новости. Очень скверные.
Он положил трубку. Перуж. Фамилия Черепа — Перуж. Точно такая же, как у мадемуазель Розы, фамилию которой Гастон почему–то никак не мог запомнить. Странное совпадение.
Звонок. Смирившись с самым худшим, Гастон поднес к уху ещё теплую трубку телефона. Он узнал голос Ги Таннея. Тот прерывисто дышал.
— На трупе, месье Беррьен, одиннадцать часов. Вы меня слышите? Одиннадцать часов на трупе!
ГЛАВА 11
ШАНТАЖ — вымогательство денег, каких–либо услуг и т. д. под угрозой скандальных разоблачений
Словарь Ларусс
Никаких сомнений: Танней–младший, одурманенный бульварной литературой, вообразил себя вершителем справедливости. Он говорил медленно, тщательно произнося каждое слово, наделяя смыслом каждую запятую. И Гастон Беррьен, все более и более утомляясь, уныло думал в это время, что если бы пришлось ликвидировать всех лиц, которые пытались его шантажировать, то сад в Сюси быстренько превратился бы в некрополь, Ги же говорил следующее:
— Я знаю все. Мне известно, что вы с помощью Жильды подстроили провокацию против меня, чтобы заставить вашу дочь порвать со мной. Кроме того, я узнал, что дом в Сюси фальшив сверху донизу и что в нем вы организуете подпольные сеансы азартных игр. Я в курсе того, что вы устранили одного из ваших приспешников, человека с отпечатавшимся на черепе циферблатом, и что вы закопали его в саду. И, дорогой мой месье (Ги упивался своими разоблачениями), если после всего этого вы ещё раз откажете мне в руке вашей дочери, я все сообщу полиции! Тем более что я располагаю некоторыми именными списками, которые стоят того, и извлек я их из вашей шляпы!
Последние слова Ги стали той каплей, которая переполнила чашу терпения. Гастон схватил себя за волосы и дернул что было мочи. Было ужасно больно, но он с удивлением отметил, что волосы ещё крепко держались на голове. Он спросил:
— Так где вы, говорите, нашли эти списки?
— Выходя от вас, я перепутал шляпы. Я надел вашу — зеленую, а эти бумаги оказались именно в ней, за подкладкой.
Зеленая шляпа! Это что ещё такое? Гастон знать не знал никакой зеленой шляпы, за исключением той самой «с загнутыми полями, изумрудной», подаренной недавно Черепу
На сей раз поняв, что произошло, Гастон, как ему показалось, ощутил, что его волосы начали выпадать сами по себе, неожиданно перезрев. Но это была всего лишь иллюзия. Как все же могло случиться, что списки, запертые в сейфе, попали в руки Черепа?
— Речь идет о списках, напечатанных на машинке, с ними была ещё такая черного цвета записная книжка?
— Нет, книжки не было, а списки написаны от руки.
— Все, ставки сделаны, господа! — прошептал Беррьен.
Он слишком поздно понял, какую роковую ошибку он допустил. В вечер убийства, когда он вошел в столовую, Череп сидел без шляпы, а после преступления он о ней и не вспомнил, и та спокойно висела на вешалке в прихожей вплоть до визита Таннея–сына! А за подкладкой Череп прятал материалы, служившие ему для шантажа и переданные ему мадемуазель Розой, предательницей! Все выстраивалось в логическую цепочку. Это не объясняло, почему опустел сейф, но лишь осложняло и без того тягостную ситуацию.
— Что вы сделали… э–э… с телом?
— Я его выкопал, но из могилы не вытаскивал.
— Очень хорошо, дорогуша! Я, право же, ничего не понимаю в этой невероятной истории с притоном и трупом, как и с этими таинственными списками, но я хотел бы встретиться как можно скорее. Не желаете ли подъехать к нам сегодня вечером?
— Я стал теперь недоверчивым, месье Беррьен. Считаю, что вы способны на все. Но я промолчу, если вы отдадите мне руку Эвелин.
— Гм, но ведь это шантаж. Ну и хороши же вы, месье! Так слушайте меня: никогда моя дочь не выйдет замуж за шантажиста! Никогда! Так что прекратите мне угрожать, привезите эти бумаги, ничего никому не говорите, и тогда я, может быть, рассмотрю возможность вашего брака с Эвелин. Не так ли?
Но Ги было не так–то легко провести. Он насмешливо заявил:
— Возьмите бумагу, ручку и пишите то, что я вам сейчас продиктую. Готовы?
— Да. Но в рай вы с такими штучками не попадете, молодой человек!
— Начали. Наверху слева напишите ваши имя, фамилию, адрес: «Вилла цветов» в Сен–Клу. Заголовок: «Мой дорогой Ги!»
Скрипя зубами и пером, Гастон писал: «Мой дорогой Ги! Я с удовольствием воспринял вашу просьбу о женитьбе…»
— Нет, так не пойдет, подождите… «Я счастлив и горд тем, что вы попросили руки моей дочери Эвелин, и я от всего сердца…»
— «От всего сердца», — яростно прошипел Гастон.
— «От всего сердца даю вам на то мое согласие, осознавая всю честь, которую вы оказываете…»
— «Честь (мерзавец!), которую вы оказываете…»
— «Моей простой и скромной семье». Точка.
— Конец, что ли? Может, хватит? — пробормотал Гастон.
— Нет еще. Слушайте дальше. Ага, вот так! «Я глубоко вас люблю, мой дорогой друг…»
— «Мой дорогой (дерьмо!) друг».
— «И я уверен, что Эвелин будет очень счастлива с вами. Целую».
— «Целую», (у–ух!)
— «Ваш в ближайшем будущем тесть». Подпишите.
— Подписываю.
— Положите в конверт.
— Сделал.
— Теперь напишите на нем адрес: месье Ги Танней, сто пятьдесят шесть, улица Пасси, Париж, шестнадцатый округ. Наклейте марку.
— У меня их нет,
— Не имеет значения. Пойдите и купите её в почтовом отделении на улице Пети–Шам и одновременно бросьте там письмо в ящик. Как только я получу ваше письмо, я отошлю вам бумаги, которыми располагаю. И буду нем как рыба. Но берегитесь: не вздумайте нарушить наш уговор до свадьбы, иначе…
— Ах ты негодяй такой! Преступник–скороспелка! Пило… я хочу сказать… политиканствующий дурень! Эх, если бы я не сдерживался…
— И если бы мне не было известно то, что я знаю! До свидания, тестюшка. Горячо целую.
Гастон бросил трубку, посмотрел на написанное им письмо и тихо произнес:
— Умница–парень. Далеко пойдет.
Он вспомнил одну из фраз Ги — не нарушать уговор до свадьбы… и вздрогнул. Теперь, когда отец Таннея вручит ему билет на самолет, Ги подумает, что это он, Гастон, все подстроил, и тогда одному только Богу известно, что он натворит!
Гастон услышал странный звук в комнате, посмотрел во все стороны и только после этого сообразил, что это его собственные зубы выстукивают дробь. Он опять взялся за телефон и принялся разыскивать Таннея–отца. Его отсылали с улицы Пасси в Национальное собрание, из Национального собрания в буфет, из буфета в фойе, где он наконец поймал Паскаля Таннея.
— Извините, что беспокою вас, мой дорогой, — заторопился Беррьен, — но вопрос имеет отношение к вашему сыну…
— Так я уже вам сказал, что можете не беспокоиться. Сегодня вечером он улетает в Лондон рейсом…
— Вот именно, вот именно. Совсем ни к чему отправлять в ссылку этого бедняжку.
— Но я хочу этого так же, как и вы, черт побери!
— Да, конечно. Мне это тоже не так уж по душе. Не так ли? Но, по правде говоря, если уж эти дети так любят друг друга, зачем нам вмешиваться? Пусть себе женятся, это настолько приятнее. С другой стороны, я убежден, что они будут очень счастливы.
На том конце провода обстановка стала накаляться.
