— Вы не переживайте, я сейчас же ему позвоню, и уверяю вас, больше он никого тревожить не будет.
— Арслан, у меня к вам только один вопрос: Байрам действительно работник МИДа?
— Да, — помедлив, я продолжил, — к сожалению.
— Удачи вам в вашем нелегком труде.
— Спасибо.
Почувствовав острый приступ жалости к себе после этих слов, я стал набирать телефон Байрама. Поорав минут пять и отведя душу, я потребовал, чтобы Байрам немедленно сел писать объяснительное письмо. И вопрос Байрама:
— Вам всю правду писать или как на самом деле было? — только укрепил меня во мнение, что я был прав, когда отправил его в Чапич.
Я ответил фразой, за которую буду уважать себя и сегодня, и спустя годы:
— Сначала всю правду напиши, а потом как на самом деле было. Понятно?
— Да, Арслан, конечно.
— И если мне еще раз позвонят и скажут, что тебя видели за рулем «лексуса», то пеняй на себя.
Разобравшись с этим олухом, я поднялся к себе. После исчезновения Байрама атмосфера стала теплее, судя по тому, как Тарана жалась к Мехти, который чувствовал себя все увереннее.
— Ребята, я вам не мешаю?
— Ну, что вы, Арслан, чувствуйте себя совершенно свободным, — Тарана ответила ничуть не смутившись.
— Спасибо, ты очень любезна. Что у нас сегодня происходит?
— Совет Европы проводит семинар, кто–то должен участвовать и от нас.
— Тематика?
— Одиннадцатая статья Европейской конвенции по правам человека.
— А, ну это право на ассоциацию. Опять будут спрашивать, почему неправительственные организации не регистрируем — тут отдуваться будет Минюст.
Министерство юстиции я терпеть не могу, так что буду присутствовать и всем своим видом выражать абсолютное согласие с каждым словом спецпредставителя Генсека Совета Европы у нас.
На конференцию я приехал в самый интересный момент, когда представитель Минюста в своем выступлении особо отметил, что в каждой местной «шаражкиной конторе» (это он по благотворительным организациям так прошелся) по террористу сидит. А зарегистрированный террорист в два раза, а то и более, страшное оружие, чем не прошедший регистрацию. Это еще ничего: однажды на конференции чиновник Минюста, вдохновленный присутствием своего начальника, до того договорился, что ЮНЕСКО неправительственной организацией назвал и сказал, что вот с такими приличными организациями, как эта, они самым тесным образом сотрудничают. Надо отдать должное его начальнику, который стал бордового цвета и почти сразу стал объяснять, что его ведомство, за редким исключением, все же видит разницу между структурой ООН, каковой и является ЮНЕСКО, и благотворительными организациями.
Вечером меня хватило только на то, чтобы позвонить Марьям:
— Привет, как ты?
— Врач говорит, что жить буду…
— Ну, я рад.
— Если найду с кем.
— А вот этому я буду рад гораздо меньше. И вообще, не дерзи взрослым.
— Это не я, это мой врач так считает.
— А врачу можешь передать, что еще раз что–нибудь подобное скажет — и я ему все ребра пересчитаю.
— Не ему, а ей — это во–первых, а во–вторых, тебе никто не говорил, что девочек бить нельзя?
— Как нельзя? Почему это нельзя? Если девочек нельзя, то кого тогда можно? Мальчики ведь и сдачу дать могут.
— Ладно, я спать хочу, а завтра я на работу выйду, приедешь ко мне?
— Спокойной ночи, маленькая моя, сладких тебе снов.
— Может быть, и твоя, но я уже не маленькая, я взрослый, сформировавшийся человек.
Этими словами обычно начинает разговор Медина, когда хочет донести до меня всю важность своего бытия, но об этом я Марьям рассказывать, конечно, не стал.
Глава XХVI. 4 марта 2011 г. Пятница. День двадцать шестой
Утром, придя на работу, первое, что я увидел, это опечаленного Мехти, который бродил по комнате и чуть не плакал. В таком состоянии я последний раз видел его, когда он понял, что у Байрама один костюм стоит столько же, сколько он зарабатывает в течение двух лет.
— Мехти, что такое? Опять кто–то от руки мои ценные мысли переписывал?
— Арслан, я пойму, если вы решите, что МИДу будет лучше без меня… Единственное, о чем я вас попрошу, — дайте мне месяц, чтобы я нашел себе работу, а то у меня не мама, не сестра не работают.
— Может, ты все–таки мне расскажешь, что произошло, и позволишь самому судить, без кого МИДу будет лучше?
— Тут из французского МИДа пришло письмо, вот, почитайте.
Прочитав письмо, я расхохотался. Писал начальник департамента, которому мы отправили письмо по поводу нашего диссидента. Мехти, судя по всему, ошибся и в письме обозвал его не Бернардом, а Бернадеттой. А подписался, подлец, именем, фамилией, а в скобках приписал «месье», а то мы не знаем, что раз Бернард, то месье. И только в постскриптуме приписал, что готов помочь и переговорить с до сих пор диссидентствующим товарищем.
— Мехти, а как же ты мог ошибиться с именем? Ты же обычно десяток раз проверяешь каждую букву в именах и фамилиях.
— Вы знаете, имена же мы всегда пишем на языке оригинала, и Word мне его имя подчеркнул, я щелкнул на проверку орфографии и выбрал самый длинный вариант из предложенных, у французов же четыре буквы читаются как одна, я и решил, что чем длиннее, тем лучше.
— Ничего, Мехти, зато еще никогда нам французский МИД так оперативно не отвечал.
— Да, я тоже себя утешаю, что не ошибается только тот, кто не работает.
— Ну, это ты зря, вон, у нас Байрам не работает, а сколько раз ошибался?
— В его отношении ошиблись только один раз, и только его родители — когда поженились, — это уже Тарана вмешалась.
— Ладно, о Байраме или хорошо, или ничего. Во всяком случае, пока его нет.
Раздался звонок внутреннего телефона:
— Арслан, вас министр ждет у себя.
— Сейчас буду.
Еще через минуту я был в приемной министра, на ходу поправляя галстук.
— Арслан, надеюсь, моя речь готова?
Плохой знак, министр начал говорить, даже не поздоровавшись, что говорило о его крайне плохом настроении.
По–моему, я написал название и первое предложение его выступления:
— Да, господин Министр, она практически готова, мне нужно немного времени, чтобы доработать ее и представить вашему вниманию.
— Замечательно, в понедельник она должна быть у меня на столе.
— Конечно, господин Министр, обязательно.
— И сводку, где будет указано количество мероприятий, которые мы провели за прошедшие с последнего Съезда пять лет.
— Конечно, господин Министр, обязательно, — изогнувшись в почтительном поклоне, я начал отступать к двери, пока он еще о чем–нибудь не вспомнил и не вернул меня на ковер.
— Ладно, ты свободен, и будь любезен на выходные никуда из города не выезжать.
От этой фразы я замер, пытаясь вспомнить, когда я последний раз выезжал из города не то чтобы на выходные, а хотя бы в отпуск. Получалось, что три года назад я позволил себе съездить на пляж в двадцати километрах от центра города в воскресенье.
— Конечно, господин Министр, обязательно.
Волшебная мантра, состоящая из трехкратного повторения фразы «конечно, господин Министр, обязательно», как всегда, сработала, и я обрел сравнительную свободу, оказавшись в приемной министра.
Весь день у меня ушел на то, чтобы, пробегав все отделы нашего управления, собрать все сведения, в результате чего я оказался счастливым обладателем точной цифры мероприятий, которые прошли в течение последних пяти лет под патронажем министерства. Завтра приеду и начну писать речь для министра, а сейчас можно позвонить Марьям:
— Привет, ты как?
— Спасибо, нормально. А ты?
— Тоже все хорошо, а что это за фоновый шум, очень напоминающий гул, который стоит в твоей забегаловке?
— Я сегодня поехала в университет, а потом решила, что если вышла из дома, то можно и на работу приехать.
— Чтоб через пятнадцать минут ты стояла у «звездных врат», то есть дверей «Звезды», я тебя отвезу домой.
— А если я откажусь идти домой?
— Ты когда–нибудь прилюдно ругалась?
— Нет.
— Значит, сегодня будет первый раз.
— Ладно, я сейчас переоденусь.
Уже сидя в машине, Ежик виновато пробормотала:
— Извини, на самом деле я очень ценю все, что ты для меня делаешь. Просто я как–то не привыкла, чтобы обо мне кто–то заботился, вот и возмущаюсь.
— Придется привыкать.
У нее радостно заблестели глаза:
— Придется так придется.
Глава XХVII. 5 марта 2011 г. Суббота. День двадцать седьмой
Наконец я соизволил выйти со своей малышкой погулять, но Медина, которая обычно была счастлива оказаться со мной где–то вне дома, сегодня была очень задумчива. И вместо того, чтобы прыгать и скакать вокруг меня, шла рядом:
