— Я вступила в «Грань»? В эту экстремистскую группировку?
Зейн кивает.
— Ты даже не представляешь, как сильно я бы хотел солгать тебе. Сказать, что ничего из этого не было, что ты не вступала в «Грань», что ты не любишь и даже знать не знаешь Трея, но не могу. Не могу солгать тебе. Это было бы неправильно.
Я смотрю на Трея и девушку-блондинку, пока они обедают вместе на скамейке.
— Он тоже ничего не помнит?
— Его воспоминания, как и твои, были искажены. Он думает, что помолвлен с этой девушкой. Её зовут Рейни Уильямс, — он внимательно смотрит на меня. — Узнаёшь её?
— Нет, — качаю головой. — Я её не знаю.
— Знаешь. Просто не помнишь.
Прикусив внутреннюю сторону щеки, я говорю:
— Так зачем мы здесь? Я имею в виду, в столице.
— Сразу после взрыва МПЗ, когда ты и Трей лечились у меня дома, я узнал, что Трей — мой брат. Одна мать, разные отцы, — Зейн сглатывает. — Мы здесь, чтобы помочь ему. Помочь ему вспомнить. И вернуть его домой.
— Не думаю, что от меня сейчас будет много пользы, — с грустью говорю я.
— Это была твоя идея, — пылко возражает Зейн. — Раньше в тебе горел огонь. Ты жаждала восстановить справедливость. Пожалуйста, не говори, что этого больше нет.
Я погружаюсь в свои ощущения. По большей части я чувствую себя растерянной, слегка раздражённой тем, что я не могу ничего вспомнить, во мне нет ни огня, ни пыла.
Разочарованно вздыхаю.
— Прости, — шепчу я.
Руки Зейна тут же обхватывают меня, прижимая к груди.
— Это неважно. Мы со всем разберёмся, — он звучит искренно, и когда я смотрю ему в глаза, в его тёплые золотистые карие глаза с жёлтыми крапинками, я чувствую себя уже не такой потерянной. Его взгляд опускается на мои губы и возвращается к глазам, будто ищет что-то. Всего пара сантиметров разделяет наши губы, и если я потяну его за шею совсем легонько…
В небе раздаётся гром, и первые капли падают на наши лица. Отстранившись, Зейн берёт меня за руку и тянет, вставая.
— Давай найдём место, где можно будет переждать грозу.
Начинается ливень. Мы, наклоняя головы, бежим к ближайшему зданию, которое находится через перекрёсток от парка. Зейн всё это время держит меня за руку, тянет за собой, чтобы я на своих коротких ножках поспевала за его длинными ножищами.
Когда мы добегаем до здания, оно оказывается закрытым. Я пытаюсь восстановить дыхание.
— Бизнес-центр, — перекрикивает шум дождя Зейн. Полагаю, он хочет сказать, что вход только по электронным пропускам или какой-нибудь системе распознавания лиц. Так что вместо этого он тянет меня в обход здания, и мы прячемся под козырьком. Дождь льёт водопадом, но небольшой навес не даёт нам промокнуть сильнее, чем уже есть.
Дыхание Зейна ровное, размеренное, а у меня одышка, грудь поднимается и опускается вдвое чаще, чем у него.
— Молодец, что поспевала за мной, — дразнит он. Капли воды с его волос стекают по шее за ворот рубашки.
— Эй, я старалась, — обиженно отвечаю я и опускаю взгляд на свои мокрые ноги. — На таких коротеньких ножках далеко не убежишь.
От неожиданного раската грома я подскакиваю ближе к Зейну.
Он улыбается, глядя на меня с высоты своего роста. Воздух между нами заряжен электричеством, совсем как грозовое небо над головой. Его взгляд останавливается на моих губах, и я чувствую, как кровь пульсирует по венам. Но, к моему великому разочарованию, он отводит взгляд и вздыхает.
— Что?
Он показывает на нас двоих.
— Всё. Вот это. То, что между нами.
— А что между нами?
Рот Зейна превращается в прямую жёсткую линию.
— Ты выбрала Зейна. Каждый раз выбирала. А теперь… теперь всё как будто бы…
— Перевернулось? — заканчиваю я за него.
— Да, перевернулось, — он смотрит на стену из воды, льющейся с козырька. — Не знаю, как к этому относиться.
— Разве имеет значение то, что я чувствовала раньше? Какая разница, кого я выбрала в прошлом? — я касаюсь его щеки, заставляя посмотреть на меня.
— Я очень хочу сказать «нет, не имеет», очень. Но не могу. Потому что это имеет значение. И всегда будет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но сейчас я изменилась, — я смотрю на его губы, его мягкие, полные губы, уголки которых опускаются вниз, когда он встревожен. Хотела бы я поцелуями стереть эту тревогу.
— Знаю, — мягко говорит он. — И это пугает, и волнует меня одновременно.
— Мы со всем разберёмся, — говорю я, используя те же самые слова, которыми он пытался подбодрить меня.
Его взгляд вновь находит мои губы, а руки сжимают переднюю часть моей влажной футболки в кулаки, притягивая ближе.
— Прости меня, — шепчет он, и его губы касаются моих.
Я не знаю, за что он извиняется. Уж точно не за поцелуй, потому что он за гранью всякого воображения. Одна рука ложится на мою шею, убирая в сторону влажные волосы, липнущие к коже. Вторая оказывается на талии, будто бы она создана, чтобы там находиться. Мои руки обвивают его шею, пальцы запутываются в мокрых волосах. Зейн вздрагивает и углубляет поцелуй, от его прикосновений всё внутри меня переворачивается.
Дождь вокруг прекращается, гром звучит где-то вдалеке, но всё, о чём могу думать я, так это о его губах на моих, о тепле его рук сквозь мокрую футболку, о запахе его кожи. Сандаловое дерево и пряности. Когда мы разрываем поцелуй, моё сердце бьётся о рёбра, как турецкий барабан, а дыхание прерывистое.
Зейн прижимается лбом к моему лбу, глядя мне в глаза.
— Надеюсь, ты не злишься на меня за это, — говорит он.
С чего бы? Это был самый лучший поцелуй в моей жизни. По крайней мере, мне так кажется…
— Я не злюсь на тебя, — улыбаюсь ему. — Я только думаю о том, как скоро мы можем повторить.
Зейн усмехается, но я вижу обеспокоенность в его взгляде.
— Нескоро, — он целует меня в нос, перед тем как отпустить. Дождь уже полностью прекратился, и солнце начинает проглядывать из-за туч. Тёмное небо рассеивается, оставляя только прекрасный голубой. Поднимая взгляд в небо, Зейн говорит: — Пойдём домой.
И всё то время, что мы возвращаемся по набережной домой, я задаюсь вопросом, почему Зейн выглядит таким хмурым.
18. ЗЕЙН
Когда мы возвращаемся в квартиру, нас встречает тишина. Ариан, наверное, пошла гулять по магазинам. Я стал замечать, что она это делает довольно часто. Честно говоря, я рад, что её здесь нет и она не видит, как мы с Сиенной заходим вместе, промокшие от дождя. Чувство вины, наверное, было бы написано у меня на лице, и она сразу бы догадалась, что между мной и Сиенной нечто большее, чем родственные отношения. Я даже удивлён, что она ещё не заметила. С каждым днём мне всё сложнее скрывать свои чувства к Сиенне.
Переступив порог, мы оба застываем. Всё перевёрнуто вверх дном. Выглядит так, словно кто-то проник в квартиру и начал выдвигать все ящики комодов, распахивать шкафчики, вытряхивая их содержимое наружу. Диванные подушки улетели в другой конец комнаты. Лампы опрокинуты, разбиты. Книги раскиданы по всему полу.
Инстинктивно я задвигаю Сиенну за спину, как бы защищая.
— Что случилось? — спрашивает она слабым голосом.
— Стой здесь, — шепчу я, после чего прохожу комнаты одну за другой. Все выглядят одинаково: бардак, разгром, хаос. Здесь явно что-то искали. Или кого-то.
— Нам нельзя здесь оставаться, — говорю я, спешно возвращаясь к Сиенне, всё ещё замершей у входной двери. — Как быстро ты можешь переодеться и собрать вещи?
— Эм, ну, вполне быстро, — она прикусывает нижнюю губу, и вот уже мой взгляд прикован к её рту.
Мотаю головой. Соберись, Зейн. Нашёл время.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Встречаемся здесь через пять минут, окей?
Она кивает, но я вижу страх в её глазах. С этой потерей памяти она сама на себя не похожа. Она словно стала более мягкой версией той Сиенны, в которую я влюбился. Теперь я ещё сильнее хочу её защитить.
Я хватаю из гардеробной большую чёрную сумку и набиваю её одеждой, средствами личной гигиены и парой книг. Стянув с себя мокрые вещи, я надеваю новую футболку со штанами. По истечении пяти минут я возвращаюсь в гостиную и вижу Сиенну. Она осторожно переступает разбросанные по полу книги.
