Когда они оба ушли наверх, в гостиную вошла Сью и уселась на краешек кресла Дерека. С нервным смешком сказала:
— Я знаю, откуда пахнет.
— Это не от меня.
Она ввела меня в кухню и отперла подвал. Тот самый запах, я его узнал, только здесь он был сильнее. Он выплывал из темноты, катясь по бетонным ступеням, — сладкий, гнилостный, тошнотворный, словно пухлый палец, засунутый в глотку. Я вглядывался в темноту, дыша через нос.
— Давай, — сказала Сью, — иди вниз. Ты знаешь, что это такое.
Она включила свет и подтолкнула меня в спину.
— Только если ты тоже пойдешь, — сказал я.
Откуда-то снизу, из коридора, соединяющего лестницу с дальней комнатой, донесся шорох. Сью шагнула назад, в кухню, и схватила пластмассовый игрушечный фонарик Тома в форме рыбки. Свет у рыбки шел изо рта и был очень слабым.
— Не надо, — сказал я. — Там же есть свет.
Но она подтолкнула меня фонариком в спину.
— Пойдем! Сейчас увидишь! — прошептала она.
Спустившись с лестницы, мы остановились, чтобы включить нижний свет. Сью зажала нос платком, я прикрывал лицо рукавом рубашки. Дверь с той стороны коридора была приоткрыта. Оттуда снова послышался шорох.
— Крысы, — сказала Сью.
Дойдя до двери, мы остановились и посмотрели друг на друга.
— Толкай! — проговорила Сью сквозь платок.
Я не мог двинуться с места, но вдруг дверь начала открываться сама собой. Я вскрикнул и отступил назад — и только тут заметил, что это сестра толкает ногой дверь возле шарниров.
Сундук покосился, средняя его часть безобразно вздулась. Взбугрившийся цемент пересекала огромная трещина, кое-где в полдюйма толщиной. Сью потребовала, чтобы я подошел и заглянул внутрь. Она сунула мне в руку фонарик, подтолкнула к сундуку и добавила еще что-то, чего я не расслышал. Поднеся фонарик вплотную к трещине, я вдруг вспомнил, как командор Хант и его команда пролетали над поверхностью незнакомой планеты. Тысячи и тысячи миль плоской безжизненной пустыни, испещренной лишь разломами от землетрясений. Ни холма, ни дерева, ни дома, ни ручейка. Ветра тоже не было, потому что не было воздуха. Так и не приземлившись, они умчались обратно в космос, и несколько часов после этого никто из них не произносил ни слова.
— Ну, чего ждешь? — яростно прошипела Сью.
Я наклонился над трещиной в самом широком ее месте и посветил фонариком. Глазам моим предстало что-то витое, гнутое, желтовато-серое, а за его извивами что-то истрепанное и черное. Всматриваясь, я в какой-то миг различил лицо, глаз, часть носа и темный провал рта, но в следующее мгновение этот образ вновь расплылся в бессмысленное сочетание цветных пятен. Я почувствовал, что сейчас упаду, и передал фонарик Сью. Но когда увидел, как она наклонилась над сундуком, это чувство прошло. Мы вышли в коридор и прикрыли за собой дверь.
— Видел? — проговорила Сью. — Одеяло все разорвалось, и видна ее ночная рубашка.
В эти секунды мы ощущали странное возбуждение, как будто узнали, что на самом деле мать жива. Мы видели ее — в ночной рубашке, в точности как была!
Поднимаясь по лестнице, я заметил:
— Запах не такой уж противный, если к нему привыкнуть.
Сью то ли хихикнула, то ли всхлипнула и выронила фонарик. Сзади нас снова зашуршали крысы. Глубоко вздохнув, Сью наклонилась и начала шарить по ступеням в поисках фонарика. Наконец выпрямилась и сказала уже почти спокойно:
— Надо будет добавить еще цемента.
Наверху мы встретили Дерека. В кухне у него за спиной я увидел Джули. Дерек преградил нам путь к выходу.
— Не слишком-то хорошо вы умеете хранить секреты, — проговорил он дружеским тоном. — И что же у вас там, внизу, так благоухает?
Мы молча протиснулись мимо него на кухню. Сью подошла к раковине, налила воды в чашку и начала пить, шумно глотая.
— Вообще-то это абсолютно не твое дело, — сказал я и покосился на Джули, надеясь, что она что-нибудь придумает.
Она подошла к двери и ласково взяла Дерека за руку.
— Давай закроем дверь, — сказала она. — Этот запах действует мне на нервы.
Но Дерек высвободил руку и все тем же дружеским тоном произнес:
— Вы так и не объяснили, что там такое. — Потер руку о пиджак и улыбнулся нам: — Знаете, я ведь чертовски любопытный.
Мы молча смотрели, как он спускается по лестнице. Слышали, как он шарит по стене в поисках выключателя, как идет по коридору и открывает дверь в комнату. И только тогда спустились следом — Джули, Сью и я.
Дерек достал из нагрудного кармана голубой носовой платок, встряхнул его и поднес к лицу, не прикладывая вплотную. Я твердо решил ничего такого не делать и дышал часто, сквозь стиснутые зубы. Носком ботинка Дерек постучал по сундуку. Мы с сестрами стояли вокруг него полукругом, словно на какой-то церемонии. Он провел пальцем по трещине, заглянул внутрь.
— Не знаю, что у вас там такое, но оно явно гниет.
— Это мертвая собака, — спокойно и просто сказана вдруг Джули. — Собака Джека.
Дерек расплылся в улыбке.
— Ты же обещала не говорить! — сказал я.
Джули пожала плечами и ответила:
— Теперь это уже не важно.
Дерек наклонился над сундуком. Джули продолжала:
— Джек решил устроить… гробницу. Когда она умерла, положил ее сюда и залил цементом.
Дерек отколупнул кусочек бетона, повертел его в пальцах.
— Не слишком-то хорошо ты его смешал, — заметил он. — Да и сундук не выдерживает такого веса.
— Воняет уже по всему дому, — обратилась ко мне Джули, — ты бы сделал с этим что-нибудь.
Дерек тщательно вытер руки носовым платком.
— Кажется, это называется перезахоронением, — сказал он. — Например, в саду, рядом с твоей лягушкой.
Я подошел к сундуку и осторожно постучал по нему ногой, так же, как Дерек.
— Не хочу, чтобы его трогали, — твердо сказал я. — Я слишком долго над ним трудился.
Дерек пошел прочь из подвала, а мы все — за ним. Когда мы снова собрались в гостиной, он спросил, как звали собаку, и я не раздумывая ответил:
— Космо.
Он положил руку мне на плечо и сказал:
— Надо будет заделать эту трещину в цементе. И будем надеяться, что сундук выдержит.
Остаток вечера мы ничего не делали. Дерек рассказывал о бильярде. Уже гораздо позже, когда я собрался уходить к себе, Дерек сказал:
— На этот раз я научу тебя правильно смешивать бетон.
Уже с лестницы я услышал ответ Джули:
— Пусть все сделает сам. Ему не понравится, если ты станешь его учить.
Дерек проговорил что-то, чего я не расслышал, и разразился долгим звучным смехом.
10
Вернулась жара. Джули снова загорала на каменной горке, на этот раз без радио. Том, впервые за много дней переодевшись в собственную одежду, играл в саду со своим приятелем из квартала многоэтажек. Всякий раз, собираясь сделать что-нибудь очень смелое — например, перепрыгнуть через камень, — он требовал, чтобы Джули на это посмотрела.
— Джули, смотри! Джули! Гляди, Джули! — Такие крики раздавались из сада все утро.
Я вышел в кухню, чтобы на них посмотреть. Джули лежала вытянувшись на ярко-синем полотенце и не обращала на Тома внимания. Она была уже такой смуглой, что мне подумалось: еще день или два — и станет совсем черной. По кухне кружило несколько ос. Снаружи, над переполненными мусорными ящиками, не опустошавшимися несколько недель, вились мухи. Масло в пакете растаяло и превратилось в лужицу. Жара стояла такая, что убираться на кухне никому не хотелось. Подошла Сью и сообщила, что только что услышала по радио: сегодня самый жаркий день начиная с 1900 года.
— Джули не стоит так долго загорать, — сказала она и вышла в сад, чтобы ее предупредить.
Но ни Джули, ни Тома и его приятеля жара, кажется, вовсе не беспокоила. Она лежала не двигаясь, а они гонялись друг за другом по саду и громко звали друг друга по имени.
После обеда мы с Джули отправились в магазин купить пакет цемента. За нами увязался Том. Он не отходил от Джули и держался за подол ее белой юбки. Я изнывал от жары, и в какой-то момент мне пришлось остановиться в тени автобусной остановки, чтобы отдышаться и прийти в себя. Джули заслонила меня от солнца и принялась махать ладонью у меня перед липом, нагоняя воздух.
— Что с тобой такое? — приговаривала она. — Ты, бедняжка, совсем ослабел! Что ты с собой сделал?
Тут мы с ней встретились взглядами и оба расхохотались.
Перед магазином мы остановились посмотреть на свое отражение в витрине. Джули сплела руку с моей рукой и проговорила:
— Смотри, какие у тебя бледные пальцы!
Я вырвал руку. Входя в магазин, Джули заговорила со мной твердым и приказным тоном, как с ребенком:
— Тебе обязательно нужно больше бывать на солнце. Это очень полезно.
По дороге домой я думал, что скоро Джули вообще нормально разговаривать перестанет — будет только командовать. Сама же она весело болтала с Томом о цирке и один раз, присев, вытерла ему салфеткой с губ слюну и мороженое.