— Ваш лагерь, вероятно, находится недалеко, если вы смогли приехать так рано сегодня утром? — неожиданно спросила Каро.
— Он находится недалеко, — ответил Гамид. — Но в пустыне расстояния кажутся такими обманчивыми.
Он не счел нужным объяснить ей, что провел ночь в деревне, у танцовщиц, что было известно лишь одному Гассану.
У развалин храма они позавтракали сушеными финиками и сандвичами и, выпив холодного черного кофе, закурили папиросы.
Гамид говорил о храме и объяснял ей иероглифы на плитах.
— Храм был посвящен богине света, — произнес он медленно.
Он подошел к Каро и опустился около нее на землю, опершись на локоть и глядя ей в лицо.
— А теперь он разрушается, превращаясь в развалины, — задумчиво сказала Каро.
Она смотрела на колонны, залитые ярким солнечным светом. Взгляд Гамида был устремлен на нее. Он любовался ее длинными ресницами, нежным ртом, мягкой линией лица и шеи.
Каро почувствовала его взор на себе, и ей казалось, что он ее гипнотизировал. Не поворачивая головы, она знала, что Гамид улыбается.
— О чем вы думаете? — произнес он совсем спокойно.
Она повернулась к нему, ничего не ответив.
Когда они поднялись и подошли к лошадям, он легко, без малейшего усилия, поднял ее и посадил на лошадь. Каро заметила, что его дыхание даже не участилось при этом.
Она рассмеялась и сказала:
— Вы очень сильны, ваша светлость.
Он тоже рассмеялся, и они отправились в обратный путь.
На следующий день он не явился, и Каро тщетно прождала его. Вечером она почувствовала себя одинокой, еще более одинокой, чем всегда, разочарованная тщетным ожиданием.
Гамид устроил праздник в своем лагере. Он привез танцовщиц, и они танцевали перед ним в багровом свете горящих костров, зажженных его слугами. Глядя на них, он думал о Каро, представляя ее себе в своей большой белой палатке, окруженной многочисленными темнолицыми, преданными ему арабами. Он радовался тому, что вернулся к дикой, вольной жизни, когда он мог поступать по своему желанию, освободившись от предрассудков и требований цивилизованного общества.
Под звуки барабанов и флейт, раскачиваясь в быстром ритме танца, плясали арабы, и высокие языки пламени подымались к звездному небу, рассыпаясь сверкающими искрами в черном мраке ночи.
ГЛАВА XXI
«Я должен уехать домой. Лучше уехать», — говорил себе Сфорцо и все-таки не уезжал из Каира, будучи уверен, что дома он будет так же одинок, как и здесь, в Каире, или где бы то ни было.
Единственным приятным сюрпризом за долгое время был для него приезд Барри Тэмпеста, Риты и Тима. Он увидел их с террасы отеля, когда подъехал автомобиль. Рита заметила его и помахала ему рукой.
Когда он сбежал с лестницы террасы им навстречу, Рита сразу заметила, что его тонкое лицо похудело еще больше и глаза, с темными тенями вокруг, казались печальными.
Она почти тотчас же спросила его:
— Где Каро Клэвленд? В своей комнате?
Все ее опасения и догадки сразу подтвердились, когда она услышала ответ и тон его голоса:
— Миссис Клэвленд уехала в пустыню две недели тому назад.
У Риты сорвалось легкое восклицание:
— Она уехала ненадолго? Я надеюсь, она скоро приедет? С кем она отправилась в путешествие? Очень жаль, что ее нет, тем более что мы привезли ей печальное известие.
Барри, отдав все нужные распоряжения в отеле, подошел к ним с Тимом. Он поздоровался с Сфорцо весело и радостно, словно расстался с ним недавно, хотя не виделся с ним более десяти лет.
— Очень рад видеть вас! Где Эссекс? Уехал в лагерь? Рита говорит, что миссис Клэвленд уехала в пустыню? Куда? Далеко?
— Я не знаю ничего определенного, — ответил Сфорцо. — Управляющий гостиницей, наверное, знает что-нибудь о ее местопребывании.
— С кем она уехала?
— Кажется, миссис Клэвленд уехала со своей горничной.
Барри свистнул:
— Вы хотите сказать, что она уехала одна?
Сфорцо ответил сухо:
— Кажется, да.
— Черт возьми! — воскликнул Барри удивленно.
Вскоре на террасе снова появились Рита, которая успела переодеться, и Тим в белом фланелевом костюме.
Сфорцо невольно подумал: «Я скоро узнаю».
Вместо этого он услышал, как Барри спрашивал Риту, заказать ли ей кофе или чай, а Тима — хочет ли он пива.
Рита, заметив тревожное выражение его глаз, сказала серьезно:
— Маркиз, у нас очень печальное известие для Каро. Ее муж умер на прошлой неделе. Он заразился какой-то болезнью и умер на борту корабля через день после того, как унаследовал титул и состояние своего покойного дяди. Вы помните, как мы с Каро говорили о лорде Вильтшире? Это был дядя Джона. Адвокаты Клэвлендов протелеграфировали Каро в Париж, я распечатала телеграмму, и мы с Барри решили лучше приехать сюда. Где Каро? Ей, конечно, можно протелеграфировать?
— Наверно. Я ничего не знаю, — ответил Сфорцо сдавленным голосом.
Он знал лишь одно: она была свободна, совершенно свободна, и она уехала в пустыню с Гамидом эль-Алимом. Душу его терзала ревность. До сих пор она была недоступна, она была женой другого. Он верил в Каро, он знал, что она была чуткой и чистой, с тонкой, прекрасной душой, и он не мог представить себе, что она была способна на низкий поступок. Теперь она была свободной, и Алим мог знать об этом.
Голос Барри прервал его размышления:
— Я пойду к управляющему и попытаюсь узнать ее адрес, чтобы послать ей телеграмму.
— Может быть, мы поедем за ней? Я всегда мечтал о поездке по пустыне, — заметил Тим.
Отец улыбнулся:
— Это путешествие будет слишком длительным, Тим.
Когда он ушел, Рита обратилась к Сфорцо:
— Джиованни, вы знаете, с кем Каро уехала на эту виллу?
Сфорцо ответил:
— Миссис Клэвленд уехала одна в сопровождении своей горничной.
— Одна? — повторила Рита, нахмурив брови. — Но… но… — она смущенно рассмеялась, — в этом, конечно, нет ничего предосудительного, но все же Каро не должна была ехать одна. Где находится вилла?
— Кажется, к югу от Люксора.
— Но это очень долгое путешествие. Туда нужно ехать больше суток.
Наступило молчание.
Рита опустила глаза на свою чашку, закусив нижнюю губу. Лицо ее выражало досаду и беспокойство. Тим разглядывал оживленную улицу. Сфорцо испытывал гнетущее чувство тоски и недовольства. Появился Барри. С необычайной для него поспешностью он подошел к столу.
Он бросил недокуренную сигару, сел к столику и сказал ровным голосом:
— Фрегори дал мне адрес. Я хотел послать телеграмму, но это невыполнимо, так как нет телеграфного сообщения.
Сфорцо внезапно поднялся:
— Это можно уладить, Тэмпест. Я думаю, что смогу помочь вам. Сегодня вечером я хотел выехать в пустыню, где должен встретиться с моим братом. Я поеду к миссис Клэвленд и передам ей письмо или устное известие от вас, а также смогу сопровождать ее обратно в Каир.
Барри посмотрел на Риту и, наконец, сказал:
— Очень любезно с вашей стороны. Не правда ли, Рита?
Рита быстро взглянула на Сфорцо. Обычное насмешливое выражение в ее глазах исчезло. Она казалась озабоченной, почти печальной.
— Это очень благородно с вашей стороны, — произнесла она тихо, — я не знаю, что бы мы делали, если бы вы не помогли нам.
— Мне надо уйти, чтобы подготовить все для моего путешествия, — сказал Сфорцо. — Нужно купить билет и позаботиться о дальнейших средствах передвижения после того, как поезд достигнет конечной станции.
Он простился и быстро ушел, исчезнув среди толпы.
Барри зажег новую сигару и, нагнувшись вперед, сказал:
— Странно, что Каро уехала одна в такое путешествие.
Он встретился взглядом с глазами Риты. Ее взгляд был яснее слов.
— Не думаешь ли ты, что за этим скрывается что-нибудь?
Рита пожала плечами и улыбнулась. Когда она ушла с террасы и очутилась в своей комнате, она начала ходить взад и вперед по ней, преисполненная беспокойства.
Вошел Барри:
— Вернулся Сфорцо. Тебе надо спуститься вниз и сказать ему, что передать Каро.
— Иду, — ответила Рита.
Она хотела поговорить с Сфорцо наедине, хотя не знала определенно, что сказать ему. Сфорцо встретил ее у подножия лестницы. Он улыбнулся ей, и она невольно подумала, какая у него прелестная улыбка. Когда он улыбался, его лицо преображалось. Казалось, его обычная сдержанность уступала место мальчишескому задору и его глаза смеялись.
Рита поняла, наконец: «Он так рад увидеть Каро, что все остальное для него не имеет значения», — подумала она. Она не поверила ему, что он и раньше собирался уезжать в этот вечер. Сфорцо был в костюме для верховой езды, прекрасно сидевшем на его стройной фигуре.
— Когда вы думаете вернуться? — спросила она.
— Через пять дней, — сказал он, подумав.