Просторный кабинет, некогда, несомненно, принадлежавший еще царскому городничему, сохранял остатки антикварной роскоши, изрядно разбавленные, впрочем, советским убранством. Центр его занимала классическая Т-образная конфигурация столов (впрочем, ножка у Т была намного короче, чем в высоких начальственных кабинетах крупных городов). У столов стояли стулья, живо вызывавшие в памяти роман Ильфа и Петрова (Сергей пересчитал — их и впрямь оказалось 12). За креслом мэра находилась стойка для знамен — саму ее за столом не было видно, но видны были два торчавших рядом знамени — трехцветное российское и красное с желтой бахромой советское. В книжном шкафу слева Сергей заметил небольшой бюстик — по всей видимости, Ленина; переведя взгляд на стену позади мэрского стола, он не увидел на ней ожидаемого портрета, однако невыгоревший прямоугольник показывал, что портрет был. «Неужто ради нас сняли?» — изумился Коржухин.
В кабинете находились двое. Сам мэр, поднявшийся из-за стола при появлении гостей, был невысокого роста, плотный, но не сказать чтобы толстый, с одутловатым, идеально-овальной формы лицом. Венчик седых волос обрамлял желтоватый купол его лысины. Его глаза под практически отсутствовавшими бровями казались выпученными и в целом производили неприятное впечатление — в голове у Сергея промелькнуло когда-то прочитанное сравнение с пуговицами от кальсон. Возможно, то был лишь эффект обстановки, но Сергей подумал, что, встретив этого человека хоть на улице, хоть на пляже, хоть где еще, моментально признал бы в нем советского чиновника средней руки — никем иным обладатель такой внешности быть просто не мог.
Второй, сидевший по другую сторону стола, справа от перекрестия Т, и также повернувшийся, а затем поднявшийся навстречу вошедшим, был крупным мужчиной, наверное, почти на голову выше Дробышева. Его большой костистый череп был совершенно лыс. Очки с толстыми стеклами в мощной роговой оправе цеплялись за мясистые оттопыренные уши, не придавая, впрочем, своему обладателю ни намека на интеллигентность; внешность этого человека был подходящим ответом на вопрос «как выглядит полная противоположность аристократизму и утонченности». Он был, вероятно, чуть моложе Дробышева — лет пятьдесят или около того, но выглядел, однако, заметно хуже. Несомненно, некогда он был весьма силен физически, но сейчас в его облике чувствовалась не столько сила, сколько обременяющая тяжесть. Похоже, этот человек был болен, и, скорее всего, серьезно.
— Здравствуйте, — сказал Сергей («Здрасьте», — кивнул Алекс), — мы не помешали? — он покосился на крупного мужчину.
— Нет, все в порядке. Мы с Кузьмой Емельянычем как раз все обсудили, — ответил Дробышев. — Проходите, пожалуйста.
Они двинулись к мэрскому столу, рефлекторно выбрав левую сторону Т, подальше от Кузьмы Емельяныча. Тот, в свою очередь, молча окинул оценивающим взглядом сперва одного, затем второго. Странный это был взгляд, совсем не подходящий к ситуации. Так смотрит опытный донжуан на молоденькую девушку.
— Да, некрасиво получилось, — продолжал говорить Дробышев. — Вы уж, товарищи, на весь город из-за какой-то шпаны обиды не держите. Отыщем, непременно отыщем. Вы присаживайтесь, — несмотря на лучившееся радушие, руки подошедшим к его столу он так и не подал. — Ну зато погостите у нас, воздухом подышите.
— Воздух у вас, конечно, замечательный, — ответил Сергей, — но вообще-то мы спешим. Мы ведь к вам случайно заехали, — он счел нужным подчеркнуть последнюю фразу, ибо этот внезапный прием в мэрии наводил на мысль, что их принимают за кого-то другого.
— Случайно, конечно, случайно, — закивал мэр. — Кто ж в нашу глушь специально-то поедет. И захочешь — не доедешь, дороги сами видели какие.
— Как вы только сами по ним ездите, — закинул удочку Сергей.
— «КАМАЗ» проходит, и ладно, — не обманул его ожиданий мэр. — Хотя и то летом в основном. Зимой тут снега по три метра, весной и осенью грязи по пояс.
— Что ж, вы так и живете, отрезанные от мира?
— А что делать, если область денег не выделяет? Да, впрочем, нам и не привыкать. Вы историю Черной Топи-то, небось, не знаете?
— Какой Черной Топи? — Сергей и Алекс спросили это одновременно и с усмешкой посмотрели друг на друга, Дробышев тоже улыбнулся.
— Черная Топь — это название нашего города до революции, — пояснил он. — Игнатьевым он в 25-ом году стал. А основали Черную Топь беглые каторжники, в XVIII веке еще. Забрались поглубже в леса и болота и построили здесь село. У них и женщины были, какие с воли к мужьям добрались, какие — шалашовки каторжные, а потом уж и в других таежных селах невест сватали, и пробирались к ним сюда целыми семьями всякие обиженные да от властей пострадавшие… Но правительство долго про Черную Топь ничего не знало, чуть ли не полвека. Потом, конечно, прознали, прислали солдат, с ними — чиновников, жителей переписали, беглых, кого дознались — в колодки (не первого поколения, тех уж, почитай, в живых не осталось, а кто недавно прибился), остальных податями обложили, в общем, обычное дело. Перед революцией уже город был, каменные дома, лесопилка, пушная торговля — вот только дорог нормальных никогда не было. При Сталине было провели шоссе, а потом все опять все в запустение пришло. А Игнатьевым город в честь товарища Игната назвали, он тут первым советскую власть устанавливал. Да вы, небось, видели ему памятник.
— Нет, — удивился Сергей.
— Ну как же, на площади перед клубом.
— Там Савицыну. С.Д.
— Так это он и есть! Товарищ Игнат — его партийная кличка. Как, значит, он в 25-ом помер от язвы, так и переименовали. Несгибаемый был человек, истинный большевик. Ни себя, ни других не щадил, вот здоровье и не выдержало. Он сам-то не местный, его из губернии прислали.
— У вас тут, наверное, и краеведческий музей есть? — осведомился Алекс не без ехидства.
— Нету, — развел руками Дробышев. — Был, как раз в мемориальном доме товарища Игната. Но несколько лет назад случился пожар, такая жалость… Все экспонаты сгорели. Дом-то деревянный был.
— Действительно печально, — согласился Алекс. — Извините, а у вас тут буфета нет часом? А то мы не завтракали.
— Сейчас организуем! — воскликнул Дробышев и нажал кнопку селектора: — Леночка, нам четыре чая. И бутерброды.
— Видите ли, какое дело, Егор Михалыч, — Сергей сплел пальцы и устремил взор на полированную поверхность стола, — мы, конечно, благодарны вам за радушный прием, но проблема в том, что мы действительно спешим. Если мы не сможем уехать в ближайшее время, позвольте от вас позвонить? Понимаю, что межгород, я готов заплатить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
