— Дьяны-дьел? — спросил Темир, посмотрев на присмиревших ребят.
— Да, в светлый путь! — ответил Кирик радостно.
Вечер в сборах прошёл незаметно. Утром, когда ребята поднялись, кони были уже оседланы и на столе приветливо шумел самовар.
Напившись чаю, все вышли из-за стола и, по обычаю, несколько минут посидели молча.
— Ну, мать, пора трогаться! — Прокопий поднялся, поцеловал ребят и в волнении отвернулся к окну.
Степанида припала к Яньке, потом обняла Кирика и, вытирая слёзы концом платка, сказала:
— Учитесь хорошенько, не ссорьтесь.
— Из-за чего нам ссориться? — Янька весело посмотрел на друга.
Вместе с Темиром ребята выехали из Тюдралы. Не отставал от них и Делбек.
Поднявшись на перевал, всадники остановились. Перед ними в лучах августовского солнца лежал Алтай, страна отважных людей, высоких таёжных гор, шумных рек и природных богатств.
— Ну, друзья, до встречи, — охотник протянул ребятам руку.
— До свидания, Темир!
Мальчики долго смотрели вслед своему другу.
Далеко в долине, окружённой синей дымкой гор, Темир остановил коня и, приподнявшись на стременах, ещё раз поглядел на перевал.
Кирик и Янька были уже далеко на большой дороге.
На солнце сверкали железные крыши бывших купеческих домов, отливали белизной каменные здания.
— Ойрот-Тура! — показывая на лежавший в котловине город, сказал Янька.
— Улала! — произнёс восхищённый Кирик. Давно он хотел видеть Улу-Улу — великий из великих городов. Теперь мечта его сбылась. Он будет здесь учиться.
Ребята проехали предместье — небольшие домишки, лепившиеся по склонам гор, и оказались на центральных улицах Ойрот-Туры. Всё их поражало здесь. Двухэтажные дома, магазины, пожарная каланча и деревянный мост с перилами через шумную речку Майму. Расспрашивая прохожих, где живёт военком, они добрались до маленького утопавшего в яркой зелени домика. Янька слез с коня и, передав поводья Кирику, постучал в калитку.
День был выходной, и Печёрский оказался дома.
— А-а, мальчики! — увидев приехавших, радостно воскликнул он. — Заходите, заходите.
За эти годы Печёрский изменился. В офицерском кителе, плотно облегавшем фигуру, с загорелым энергичным лицом, он выглядел настоящим боевым командиром.
— Ну, как здоровье Прокопия и Степаниды? — подвинув ребятам стулья, принялся расспрашивать он.
На следующий день ребята пошли в школу второй ступени. Помещалась она в бывшем купеческом доме, недалеко от базарной площади. Это было мрачное каменное здание, похожее на казарму. Новая школа только что строилась. Кирик и Янька поднялись на второй этаж и, пройдя полутёмный коридор, оказались в комнате пятого класса. Низкий потолок, маленькие окна, массивные, сложенные из красного кирпича стены произвели на ребят неприятное впечатление.
Вспомнились родные горы, где так много света и воздуха, прохлада ущелий и зелёный шум тайги.
В класс вошёл учитель.
— Ребята, будем знакомиться. Меня зовут Павел Иванович Каланаков, — учитель подошёл к столику и, взяв классный журнал, стал вызывать учеников по алфавиту:
— Кирик Кобяков. Яков Кобяков.
Кирик и Янька встали из-за парты.
— Вы, что, братья?
— Да, братья, — ответил Янька, — только я русский, а он алтаец…
Каланаков прошёлся по классной комнате, думая о чём — то. Может быть, он вспомнил свои далёкие детские годы. Его родители, полуголодные алтайцы, отдали маленького Павла в миссионерскую школу… Много утекло воды с тех пор в Катуни. И вот сегодня перед ним сидит алтайский мальчик, а таких, как он, в школы Горного Алтая пришли тысячи: учиться и строить новую светлую жизнь в родном крае. Глаза старого учителя потеплели…
В перемену к Яньке подошёл долговязый, нескладный парень и, ткнув его в бок, грубо спросил:
— Табак есть?
— Я не курю!
— Эх ты, деревня, — долговязый презрительно оттопырил губы, — двоедан[27] немаканый.
Долговязый сплюнул сквозь зубы и, не выпуская рук из карманов, двинулся на Яньку.
— Вот как тресну по башке, будешь знать Пашку Загребина, — произнёс он угрожающе. Вокруг сразу же собрались ребята, видимо, его друзья.
Кирик тихонько потянул Яньку.
— Пойдём, ну его!
— Ты, алтайня, не лезь, а то и тебе всыплю! — Загребин встал между Кириком и Янькой.
— Как ты его назвал? — побледнев, Янька схватил долговязого за пояс. — Проси прощения!
— Я? — Пашка с усмешкой посмотрел на Яньку. — Да я тебя в два счёта на лопатки положу, — похвастался он. — Айда на школьный двор, я тебе такие салазки там загну, что запоёшь, — и, не дожидаясь согласия, Загребин со своими друзьями выбежал из коридора.
Янька подумал: если сейчас отступиться от Пашки, значит, его будут считать трусом. Да и Кирика Пашка сильно обидел. Посмотрев на своего друга, стоявшего с опущенной головой, Янька сказал решительно:
— Пошли.
Они поспешно спустились по лестнице и оказались во дворе.
— Ну, налетай! — Пашка засучил рукава.
Из школьных окон высунулись любопытные и в ожидании схватки оживлённо переговаривались. Пашка был выше Яньки на голову и тонок, как жердь. На его тощей шее сидела маленькая головка с узенькими нахальными глазами, тонким и длинным, как гороховый стручок, носом и оттопыренными ушами.
— Начинай! — повторил он и хитро подмигнул ребятам: дескать, посмотрите, как я взгрею новичка.
Друзья Загребина, стараясь оттеснить Кирика от Яньки, ещё плотнее сомкнули круг.
«Если долговязый сомнёт Яньку, я буду драться», — решил Кирик и пробрался к своему другу.
— Проси прощения у Кирика, — Янька смело посмотрел на Пашку.
Загребин взмахнул кулаком. Янька увернулся от удара и, схватив Пашку за локоть, стал гнуть его к земле. Школьный двор огласился отчаянным воплем.
На тополях поднялся грачиный галдёж, и испуганные птицы, торопливо махая крыльями, полетели к Майме. Загребин продолжал отчаянно вопить.
— Проси прощения! — задыхаясь, крикнул Янька.
— Больше не буду, — захныкал Пашка.
Школьный сторож, старый солдат, ругаясь, подбежал к месту схватки. Друзья Пашки бросились врассыпную.
Через несколько минут Янька, Кирик и Пашка стояли перед директором школы.
— Что у вас произошло? Рассказывай ты, Кобяков.
— Этот парень, — Янька кивнул головой в сторону Загребина, — на перемене просил у меня табаку. Я ему сказал, что не курю. Потом он обозвал моего товарища алтайней. Мне стало обидно за Кирика, — Янька замолчал и опустил голову.
— Ты сделал правильно, что заступился за своего товарища, — заговорил более мягко директор, — но драться с Загребиным не нужно было. Ты должен был сказать об этом мне или классному руководителю.
— Загребин! — обратился он к Павлу. — Неужели ты до сих пор не знаешь, что при советской власти все национальности у нас равны, в нашей стране обо всех одинаково заботятся и всех берегут. Понимаешь ты это или нет?
— Понимаю… — прошептал тот чуть слышно.
— Даёшь слово исправиться?
— Даю, — ответил угрюмо Пашка и отвернулся к окну.
— А теперь, ребята, идите на урок, — поднимаясь из-за стола, сказал директор.
Глава вторая
Наступила зима 1922 года. На вершинах гор, склонов и в долинах Алтая лежал глубокий снег. С северной стороны дул холодный, ледяной ветер, обнажая покрытые лишайниками камни и пожелтевшие с осени травы. Город весь потонул в сугробах. Маленькие домишки занесло до самых крыш.
Каждое утро Печёрский, Кирик и Янька, вооружившись лопатами, отгребали снег от ворот, а потом усталые, но довольные садились пить горячий чай. На столе приветливо шумел самовар. Подвигая чашки ребятам, Печёрский, улыбаясь, говорил:
— Ну, будущие педагоги, инженеры, лётчики, художники и агрономы, сейчас попьём чайку, а потом в школу.
— Я не буду учителем, — отзывался Янька, намазывая маслом кусок хлеба.
— Кем же ты хочешь быть? — Печёрский внимательно смотрел на Яньку.
— Военным.
— А ты, Кирик?
— Я, когда выучусь, буду искать золото, руду разную.
— Значит, геологом?
— Ага.
— А вот сначала возьми вилку и научись ею пользоваться. Мясо брать руками из тарелки нельзя, — Печёрский с улыбкой смотрел на смутившегося Кирика.
— Я не умею с вилки есть, руками лучше брать!
— Ничего, Кирик, надо привыкать, — наставительно произносил Печёрский.
Повертев в руках вилку, Кирик неумело брал ею кусок холодной баранины.
— Ну как, вечером опять на лыжи?
— Покатаемся, дядя Ваня.
— А уроки?
— Выучим.
Собрав учебники и тетради, Янька и Кирик шли в школу.
Однажды, переходя по мосту Майму, они увидели незнакомых ребят, ожидавших кого-то.
