что может, а ты прохлаждаешься во Фружене, в этом оплоте ереси и бесчестья! Тьфу! — махнул он трубкой. − Твоё место здесь. Здесь! Ты должен защищать отца и сестёр… Семья в опасности!
Дядя говорил долго, смешав в одну большую кучу неприязнь к сеньоре Мелинде, заседания сената, закон о резервации, порицание Виго за то, что отдалился от семьи, ко всему приплёл ещё своего сына Джулиана, сделав его чуть ли не святым и единственным борцом с проклятыми эйфайрами. И прервался дядя в своей проповеди лишь тогда, когда захотел раскурить новую трубку. А Виго, воспользовавшись моментом, вышел на балкон, распахнув настежь двери, чтобы впустить хоть немного воздуха. В голове медленно и неотвратимо разрасталась боль, и он знал, что уже к ночи она станет невыносимой.
Проклятье! Стоило ему ступить на эту землю, и всё вернулось!
Он не помнил, чтобы во Фружене у него хоть раз болела голова. Разве что с похмелья. И, не виси над ним треклятый семейный долг, он уже сегодня сел бы на пароход, плывущий обратно на север, оставив всё это «святому Джулиану». Но…
…дядя прав.
И пусть дон Диего упёртый фанатик и ржавый гвоздь, пусть он не сдержан на язык, слегка тугоух, и путает причину со следствием, но старый подагрик прав в одном: семья действительно в опасности.
− И что же ты предлагаешь делать? — спросил Виго, вернувшись в кабинет и застав дядю, сидящего в кресле, в новых клубах табачного дыма.
− Кхе-кхе, − тот прокашлялся и пристроил трубку на подставку, − известно, что, сынок! Ты должен занять место отца. В Ордене, в сенате. Да за этим чёртовым столом! — дон Диего ткнул тростью в большой стол красного дерева, за которым любил сидеть отец Виго. − Твой голос обеспечит нам перевес в голосовании. Из-за болезни Алехандро голосование отложили. Но эта отсрочка не будет вечной. А эти твари, ясно как божий день, рассчитывали на то, что без дона Алехандро вся инициатива по резервации лопнет, как перезревшая дыня, потому что нам не хватит голосов грандов, но… кхе-хе-хе… не тут-то было! В аккурат после фиесты, прям на следующий же день, мы и проведём голосование, когда никто от нас этого не ждёт. И отправим этих тварей прямиком в бездну! Отловим, как бешеных собак, всех кастрируем и упечём на остров. Но до этого ни-ни! Ты же умеешь держать язык за зубами? Никто не должен знать, что у нас достаточно голосов.
Занять место в ордене? В сенате? Этого ещё не хватало! Он вообще-то не собирался заниматься политикой.
− Фиеста? — переспросил Виго, потерев переносицу. — Ты же не хочешь сказать, что мы будем праздновать в то время, как отец стоит одной ногой в могиле?
Ладно бы, сенат, но фиеста?! Вот это им точно не нужно!
− Что значит «не хочу сказать»? Не только хочу, а настаиваю! Ты обязан провести эту фиесту как настоящий глава дома. Дон Алехандро, слава богу, ещё не испустил дух! А ты должен показать всем этим шакалам, ждущим, когда падёт лев, что основы нашего дома незыблемы, а семья сильна, как никогда! — дядя снова поднял вверх узловатый палец. − Ты должен всем сказать, что дону Алехандро лучше и это он настоял на проведении праздника. А ещё, что он сам поприветствует гостей. Ведь кроме этих проклятых тварей есть ещё тот, кто стоит за всем этим. И поверь мне, это совсем не чёртов крылан.
− Ты полагаешь, что за покушением на отца стоит кто-то из…
Виго многозначительно замолчал.
− Да провалиться мне в седьмое пекло, сынок, если это не так! — прохрипел дядя, понизив голос, и, подавшись немного вперёд, заговорил совсем тихо: − Я тут кое-что разузнал, и тебе советую подумать над этим, пока у нас тут затишье перед бурей. Видишь ли, может, дело-то вовсе и не в законе, хотя и в законе тоже.
− О чём это ты? — Виго подвинул кресло и сел ближе к дяде.
− Твой отец завладел одним очень ценным камнем, за который бились все гранды Лазурного двора. Это реликвия, которая имеет огромную ценность. Бриллиант — Сердце Ангела. Не думаю, что другие семьи простили моему брату покупку этого камня, уж очень неприличную цену он за него отдал. Да и в методах его добычи сильно не стеснялся.
— И ты хочешь сказать, что кто-то подослал сюда эйфайра, чтобы отомстить отцу за покупку драгоценного камня? — спросил Виго с удивлением. — Рискуя навлечь на свой дом ответные меры, кровную месть и кары небесные? Из-за какого-то бриллианта?
— Не какого-то бриллианта, юноша! − дон Диего затянулся и выпустил вправо густую струю дыма, а затем добавил, снова понизив голос и украдкой оглянувшись на дверь: — Говорят, в этом камне спрятано бессмертие. Говорят, он способен вытащить любого, даже самого безнадёжного человека с того света. И сейчас все сидят и ждут, затаив дыхание, умрёт дон Алехандро, или нет. Ведь если он умрёт, то получается, что он отвалил немыслимые деньги просто за драгоценность, а вся чудодейственность камня − выдумки. И тогда все станут насмехаться над нами, мы утратим уважение, и нашу семью просто растопчут этими насмешками. А если дон Алехандро выживет… то выходит, что камень этот был не так и прост. И каждый в Акадии захочет им обладать.
— То есть… если я понял тебя правильно, ты думаешь, что за покушением на отца стоит кто-то из грандов? Кто-то из них нанял эйфайра, чтобы проверить, реально ли этот камень вытащит моего отца с того света? А прикрыл всё обычной местью из-за этого закона? Не слишком ли это безумный план? — с сомнением в голосе спросил Виго.
Может, дон Диего уже выжил из ума? Придумать такое дерзкое покушение на гранд-канцлера Акадии мог только тот, у кого всё поставлено на карту. Да и камень, в котором спрятано бессмертие? Попахивает бредом.
— Когда ты стоишь на пороге смерти и отчаянно хочешь жить, знаешь, сынок, и не на такое решишься. Это я тебе говорю как тот, кому уже немного осталось. На закате жизни начинаешь о многом сожалеть и думаешь, что, будь ты молод и здоров, вернись ты на сорок лет назад, ах, как бы многое ты изменил в жизни! — дядя снова затянулся, погладил свои бакенбарды и, помолчав немного, добавил, глядя на Виго. — За такое могут и душу дьяволу заложить, не то, что нанять убийцу. Но я, хоть и стар, как та черепаха, да ещё не подрастерял мозги и
