Когда пили за Лору, я отхлебнул немного шампанского. Остальное осталось в фужере, и постепенно вышли последние пузырьки газа.
— Разве вы не пьете? — спросил меня Уолдо.
— Я на работе, — ответил я.
— Он формалист, — заметил Уолдо. — Пролетарский сноб с пуританской совестью.
Раз я был на работе и здесь находилась Лора, я не употребил те единственные слова, которые только и необходимы для Уолдо. Эти слова кратки и подходят по существу.
— Не сердитесь на нас, — сказала Лора. — Это мои самые лучшие в мире друзья, и они, конечно, хотят отпраздновать мое воскрешение.
Я напомнил, что смерть Дайяне Редферн все еще остается загадкой.
— Но мы ведь наверняка ничего об этом не знаем, — произнес Шелби.
— А! На празднестве присутствует чей-то дух, — сказал Уолдо. — Давайте произнесем почтительный тост.
Лора поставила свой бокал.
— Пожалуйста, Уолдо, — проговорила она.
— Выдержано в сомнительном вкусе, — заметил Шелби.
— Как мы все стали благочестивы! — вздохнул Уолдо. — Это благодаря вашему влиянию, Макферсон. Как ходячий представитель союза мертвых…
— Пожалуйста, перестань! — попросила Лора.
Она пододвинулась к Шелби. Он взял ее руку. Уолдо наблюдал за сценой, как кот за мышиным семейством.
— Ну, Макферсон, раз вы настаиваете на том, чтобы привнести долю здравомыслия в нашу радужную встречу, расскажите нам, как продвигается расследование. Вы выяснили туманные обстоятельства, что связаны с той бутылкой «Бурбона»?
— Это я купила бутылку «Три Хорсис», Уолдо, — произнесла Лора спокойно. — Знаю, что она не того сорта, который ты учил меня покупать, но как-то вечером я торопилась и принесла ее домой. Шелби, ты разве не помнишь?
— Да, конечно. — Шелби сжал ее руку.
Они как будто еще больше сблизились, а Уолдо выталкивали на мороз. Он налил себе еще шампанского.
— Скажите, Макферсон, у этой маленькой девушки-модели не было ли каких-нибудь тайн в жизни? Вы не обнаружили каких-либо дурных ее знакомых? Известны ли вам секреты ее веселой жизни в Гринвич-Виллидж?
Уолдо использовал меня как орудие против Шелби. Это было ясно как божий день. Вот он перед нами, человек, который стал практически вровень с великой английской литературой, и какой-то простак мог преподать ему начальный урок. У меня поднялось настроение. Он стрелял по моей цели.
— Мой помощник идет по следу ее врагов, — сказал я, придав голосу официальный оттенок.
Уолдо поперхнулся шампанским.
— Враги, — спросила Лора, — у нее?
— В ее жизни могло быть что-то, что тебе неизвестно, — сказал Шелби.
— Ну-у!
— Большинство таких девушек ведут весьма сомнительный образ жизни, — твердо сказал Шелби. — Все, что мы знаем, это что бедная девочка могла путаться с разного рода людьми. С мужчинами, которых встречала в ночных клубах.
— Откуда вы так много о ней знаете? — спросил Уолдо.
— Я вовсе не знаю. Я просто говорю о возможностях, — сказал Шелби и, обращаясь ко мне, спросил:
— Эти модели ведь часто поддерживают дружеские отношения с полусветом, правда?
— Бедная Дайяне, — произнесла Лора. — Ее не за что было ненавидеть. Я хочу сказать… она вовсе не была… человеком с сильными чувствами. Просто красива и со смутными мечтами. Не могу себе представить, чтобы эту девочку кто-то ненавидел. Она была… как бы сказать… ей хотелось помочь.
— Это объяснение, которое дает Шелби? — спросил Уолдо. — Полагаю, у него был чисто филантропический интерес.
У Лоры на щеках проступили красные пятна.
— Да, это так! — с горячностью произнесла она. — Я просила его относиться к ней по-доброму, правда, Шелби?
Шелби отошел за поленом дров для камина. Он обрадовался возможности отойти. Лора взглядом следила за его движениями.
— Ты что же, просила его проявить к ней особую доброту именно в ту среду, дорогая? — Уолдо сделал вид, что задает невинный вопрос, а на меня он при этом бросал любопытные взгляды.
— В среду? — спросила она, сделав над собой усилие, чтобы выглядеть забывчивой.
— В прошлую среду. Или это был вторник? В тот вечер на стадионе исполняли Токкату и фугу, это было в среду? — Он перевел глаза на Шелби и на камин. — Лора, когда у тебя был коктейль?
— Ах, этот! — сказала она. — В среду.
— Вам следовало бы там присутствовать, Макферсон, — сказал Уолдо. — Там было очень, очень весело.
— Ты говоришь глупости, Уолдо, — сказала Лора.
Но Уолдо решил затеять спектакль, и ничто не могло его остановить. Он поднялся с бокалом шампанского в руке и как бы стал представлять Лору в качестве хозяйки всем приглашенным на коктейль. Он не только говорил фальцетом и покачивал бедрами, как делают большинство мужчин, когда изображают женщин. Он демонстрировал настоящий актерский дар. Он изображал хозяйку, переходил от гостя к гостю, представлял незнакомых людей, следил за тем, чтобы бокалы были полны, обносил гостей подносом с сэндвичами.
«Здравствуйте, дорогой, я рада, что вы пришли… вы должны познакомиться… Знаю, что вы будете просто в восторге… Не говорите мне, что вы не пьете… И не едите!.. Эта маленькая порция икры не прибавит ничего к вашему весу… Вы не знакомы… это невероятно, все знают Уолдо Лайдекера, он Ноэль Кауард в тяжелом весе… Уолдо, дорогой, это один из твоих самых преданных поклонников…»
Спектакль был хорош. Перед нами проходили чванливые, ничтожные мужчины и высокомерные женщины, и все это время, когда он двигался по комнате, подражая Лоре с подносом в руке, было очевидно, что эта воображаемая Лора наблюдает за чем-то, что происходит у окна эркера.
Вот Уолдо перешел к окну эркера. Характер его движений изменился, его жесты стали мужскими. Он изображал галантного и осторожного Шелби. И девушку, которая снизу вверх смотрела на Шелби, моргая глазами и теребя его за лацканы пиджака. Он прекрасно уловил интонации голоса Шелби, и хотя я ни разу не слышал голос девушки, я знал, что множество куколок разговаривают именно так, как Дайяне.
«Дорогой, ты выглядишь лучше всех мужчин в этой комнате… Разве мне нельзя этого сказать?» — «Детка, ты пьяна, не говори так громко». — «Шелби, если я просто молча обожаю тебя, что в этом плохого?» — «Ради Бога, крошка, тише. Помни, где мы находимся». — «Шелби, пожалуйста, я не пьяна, я никогда не напиваюсь, и я вовсе не говорю громко». — «Тсс, дорогая, все смотрят на тебя». — «Пусть смотрят, мне нет до них дела». Кукольный голос стал резким и сердитым. Пьяные девушки из баров всегда разговаривают так визгливо.
Шелби отошел от камина. Кулаки его были сжаты, челюсть выдвинута вперед, лицо позеленело.
Лора дрожала.
Уолдо прошел на середину комнаты и сказал своим голосом:
— Наступила страшная тишина. Все смотрели на Лору. У нее в руках был тот самый поднос с сэндвичами. Всем, кто находился в комнате, стало Лору жаль. Через неделю и один день она должна была выйти замуж.
Уолдо по-кошачьи, женской походкой прошел к окну эркера. Я представил себе, как Дайяне и Шелби стоят на этом месте.
— Дайяне схватила его за лацканы…
Лора, настоящая Лора, в золотистом платье сидящая на кушетке, сказала:
— Мне очень жаль, ради Бога, сколько раз нужно повторять, что мне очень жаль!
Шелби поднял сжатые кулаки и сказал:
— Да, Лайдекер, мы все сыты по горло. Хватит кривляться.
Уолдо посмотрел на меня.
— Как же так, Макферсон! Вы пропустили самую лучшую сцену.
— И что же она сделала? — спросил я.
— Можно сказать? — спросил Уолдо.
— Лучше уж скажите, — проговорил Шелби, — иначе он представит себе что-то гораздо худшее.
Лора начала смеяться:
— Я стукнула ее подносом с сэндвичами. Я ее стукнула!
Мы подождали, пока истерика закончится и она успокоится. Она и плакала, и смеялась одновременно. Шелби хотел взять ее руку, но она ее отдернула. Потом она смущенно посмотрела на меня и сказала:
— Я ничего подобною раньше не делала. Даже не представляла, что могу так поступить. Мне хотелось умереть.
— И это все? — спросил я.
— Все, — ответил Шелби.
— В моем собственном доме, — проговорила Лора.
— А что было потом?
— Я пошла в спальню. Не хотела, чтобы кто-нибудь заходил и разговаривал со мной. Мне было стыдно. Через какое-то время зашел Шелби и сказал, что Дайяне ушла и что мне просто обязательно нужно выйти к гостям.
— После всего случившегося, — сказал Шелби.
— Все вели себя тактично, но от этого мне было только хуже. Шелби был очень мил, он уверял меня, что мы должны выйти на улицу и немного выпить, чтобы я больше не думала о происшедшем и не корила себя.
— Как он был добр! — не мог не отметить я.
— Шелби великодушен, он легко прощает, — добавил Уолдо.
— Но Шелби ведь ничего не мог поделать, если Дайяне влюбилась в него. — Лора не обращала на двух других присутствовавших в комнате никакого внимания, она объясняла ситуацию мне. — Он, как всегда, был добр, вежлив, внимателен. А Дайяне, бедняжка, росла в доме, где женщин поколачивают. Она никогда раньше… не сталкивалась с джентльменом.
