осторожно предлагает Преподобный.
Авар качает головой.
— Некуда возвращаться, — твёрдо говорит Терранс лен Валлин. — Мы может двигаться только вперед.
Если все идет по плану, по плану мэтресс лен Валлин, значит это она выбрала для них именно этот путь. Но почему?
Испытание верой?
Второй раз она видит мэтресс лен Валлин когда ей уже присвоен номер 9/14. В пластиковой, стерильной обстановке девятого испытательного корпуса. Корпуса похожи на ступени лестницы, с первой по десятую, где она, как новорожденный ребенок, делает свои первые шаги в материальном мире. Где учится, где умирает. Она умирала трижды, прежде чем попала на предпоследнюю, сенсорную ступень.
Первое, что замечаешь, когда просыпаешься в новой оболочке, это как изменились цвета и запахи. Виртуальность оптоларса дает неестественно четкую картинку, но размывает все запахи, будто не попадаешь в ноты: хлеб пахнет рыбой, а мыло резиной. Каждый раз после пробуждения, она ведёт себя как цай, и нюхает: свои руки, искусственные цветы в вазочке и даже пятна от кофе на столе.
В тот день, после воплощения, она сидит в столовой и так дезориентирована, что не замечает мэтресс лен Валлин, пока та не садится за стол напротив нее. Мэтресс складывает руки перед собой и барабанит пальцами по пластику стола, как по клавишам. От нее веет ледяным холодом воздушного побережья Рану Вербе и трудно отвести взгляд от серого океана в глубине ее глаз. Она думает, что раз мэтресс здесь, значит доктор Ларс Нада согласился на ее предложение.
Она ожидает услышать предостережение или слова поддержки. Как минимум речь, после которой она обязана выжить и во что бы то ни стало вернуться обратно, но вместо этого мэтресс спрашивает:
— Во что вы верите?
Она не понимает, наклоняет голову и вопросительно поднимает брови.
— Ваша осевая личность лишена религиозности, она отрицает как латирийского Единого бога, так и Творца. Вы же можете отличаться, вы знаете это? Вы не просто фрагментарная копия ее памяти, вы — другая вероятность, а значит, свободны менять мировоззрение. В самом вашем появлении заложен фундамент для веры. Каждое новое воплощение вам надо заново учиться верить в реальность, как себя, так и мира вокруг. Верить новым органам чувств. Воспринимать мир иначе, чем прежде. Подумайте об этом. Когда вы окажетесь там, по ту сторону Предела, наука вам не поможет.
— Вы предлагаете опираться на веру в чудо?
— Если вы чего-то не понимаете, то это не чудо, это брешь в ваших знаниях. А я сейчас говорю о вере. Вера — это признание чего-либо истинным, вопреки всему. Допустите мысль, что Творец сохраняет всех, что смерти нет и времени нет, и чтобы родиться, надо умереть. Попробуйте представить себе эти догмы, как кнопки на терминале, нажав одну вы получите овсянку, нажав другую, кусок мяса. Вы же понятия не имеете как это работает, просто определенное действие приводит в определенному результату, вне зависимости от понимания процесса. Здесь точно так же. Перестаньте пытаться объяснить все. Откажитесь от желания подчинить себе мир, просто примите его.
Тяжело смотреть на это слишком ровное лицо с натянутой улыбкой, в тот момент она впервые рада, что глаза временной оболочки лишены цифровой четкости. Бес мог подкорректировать изображение или размыть его, но она просто отводит взгляд. Так делают люди.
— Вера во всемогущее существо, который следит за тобой и влияет на твою судьбу, это примитивная точка зрения.
— А что для вас значит "всемогущее"?
Пальцы мэтресс больше не барабанят по столу, она разворачивает руки ладонями вверх.
— Смотрите!
Кожа на ладонях мэтресс гладкая, матово-белая, руки выглядят как у манекена в магазине. Она смотрит и видит, как на гладкой поверхности кончиков пальцев проступают отпечатки, четкие линии на ладони. По всей длине рук всплывают синие вены, появляются возрастные пятна, будто невидимый художник добавляет объёма, прорисовывает детали и тени, и вот перед ней на столе уже лежат худые, узловатые руки старухи.
Она поднимает глаза на абсолютно ровное лицо. Мэтрэсс больше не улыбается ей.
— Когда-то давно, на земле, — говорит она. — Информация заменила сначала чудо, потом бога, а после и саму жизнь. Люди подчинили себе все, но их мир погиб, а мы лишь его далекое эхо. Отголоски памяти. Не можете поверить, так хотя бы подумайте над этим.
И она думает, но чем больше думает, тем сложнее решиться. Девять встает и выпутывается из кокона одеяла, на ней все та же ночная сорочка и она босая. Холод, заприметив добычу, мгновенно хватает ее за щиколотки.
Авар смотрит на неё и его зрачки сужаются, он уже понял, что она задумала. Она не слышит его пульс, но чувствует напряжение. Какое-то время они смотрят друг на друга, ледяной воздух между ними словно бы сопротивляется и дрожит. Выгоревшая татуировка отчетливее проступает на лице авара, вспыхивает в последний раз и исчезает. Терранс отводит взгляд, достает нож из-за голенища сапога и делает три зарубки на каждой руке, кровь быстро сворачивается и из ярко голубой жидкости превращается в темно-синюю кристаллическую корку. Девять не понимает как это работает, но знает что в его крови — сеорид. Проводник для быстрой регенерации и скорости реакций.
Терранс наклоняет голову, прислушивается и бросает мимолетный взгляд в сторону берега, в прошлое, куда возврата нет. Терранс пошел не только против Императора, но и против Ордена, на берегу их ждет смерть и даже хуже того — забвение.
— Двери, ведущие внутрь, откроют путь наружу, — говорит Девять-четырнадцать. Сердце её колотится, живот крутит, как в центрифуге на предполетных испытаниях. Если она права, то перед ней тот самый корабль, а значит, она любой ценой должна попасть внутрь.
— Смерти нет, — говорит она и голос ее звучит уверенно. Для нее смерти нет, ведь она просто память, записанная в оболочку. Сделав глубокий вдох, она повторяет еще раз:
— Смерти нет, а чтобы родиться, нужно умереть.
Преисполненный веры, Преподобный Даниил поднимается. Снимает плащ и отбрасывает в сторону. Отстегивает пояс и начинает снимать с себя аюбу. Она длинная и будет мешать ему в воде. Пояс он застегивает поверх нижней рубахи, поправляет маску на лице и мешок с кислородом.
— Айя, позвольте взять вас за руку, — просит Преподобный. Девять-четырнадцать кивает и нащупав в темноте его руку, она сжимает сухую, горячую ладонь.
— Доктор, придется прыгать, — говорит авар, но доктор от страха только мычит.
— Н-н-н-нет, я… не …!
— Помните, доктор, пути назад нет, — говорит Терранс, хватает доктора за ворот пиджака, встряхивает и прижимает к себе. — Сделайте очень глубокий вдох, доктор!
Она смотрит на темную, маслянистую воду. Вода
