Но что-то должно было произойти — что-то вроде смерти, что-то очень радикальное, нечто, что было равносильно смерти и новому рождению, подобное распятию и воскресению. Нечто невероятно значимое находилось за ближайшим поворотом. А у меня слипались глаза… Я ушел спать около восьми вечера. Это было не похоже на сон. Теперь я могу понять, что имел в виду Патанаджали[23], когда он говорит, что сон и состояние самадхи схожи. Только с одним отличием — то, что находясь в самадхи, вы спите, полностью бодрствуя. Вы засыпаете и пробуждаетесь одновременно, все тело расслаблено, каждая клетка вашего тела совершенно расслаблена, все функции замедленны, но в вас все еще горит свет сознания… ярко, незамутненно.
Вы остаетесь в сознании и все же расслаблены, ничем не озабочены, но в полном сознании. Тело погружено в глубочайший, какой только возможно, сон, а ваше сознание находится на пике активности. Вершина сознания и долина тела встречаются.
Я ушел спать. Это был очень странный сон. Тело спало, а я бодрствовал. Это было так необычно — будто меня разрезали на две части, на два измерения; будто я был этими двумя совершенными противоположностями, положительное и отрицательное сошлись, сон и бодрствование встретились, жизнь и смерть соединились. Это был момент, о котором можно было сказать: „Создатель и созданное нашли друг друга“.
Это было нечто сверхъестественное. В первый раз это повергает вас в шок до самых пяток, потрясает до основания. После этого события вы уже никогда не будете прежним, оно приносит новый взгляд на вашу жизнь, новое качество.
Около полуночи мои глаза внезапно открылись — но не я их открывал. Сон был прерван чем-то еще. В комнате чувствовалось присутствие некой мощной мистической силы. Это была очень маленькая комната. Я почувствовал вокруг себя биение какой-то жизни, сильную пульсацию — почти как ураган, величайшую бурю света, радость, экстаз. Я тонул в них. Это было так невероятно реально, что все стало нереально. Стены комнаты стали нереальны, дом стал нереален, мое собственное тело стало нереально… В ту ночь открылись двери в иную реальность, стало доступным иное измерение. Неожиданно она оказалась здесь — та, другая, отдельная реальность, реальность Настоящего, или как бы вам хотелось это назвать — назовите ее Богом, назовите ее истиной, назовите ее Дхамма[24], назовите ее Тао[25], или как вам заблагорассудится. У нее не было названия. Но она была здесь — такая темная и не поддающаяся объяснению, невидимая и все же такая осязаемая, что ее можно было бы коснуться рукой. От нее в комнате стало невыносимо душно. Ее было слишком много, и я пока был не готов воспринять ее.
Внутри меня поднялось непреодолимое желание выбежать из комнаты на свежий воздух, в комнате я задыхался. Ее было слишком много! Она убивала меня! Если б я задержался еще на несколько мгновений, я бы задохнулся — так я это ощущал. Я кинулся вон из комнаты, выбежал на улицу. Я ощущал горячее желание оказаться под небом со звездами, под деревьями, на земле… хотел оказаться на природе. Как только я вышел нахожу, чувство, что я задыхаюсь, немедленно прошло. Для такого масштабного события комнатка была слишком крошечной. Даже небо маловато для подобного феномена… Он больше, чем небо. Даже небеса для него не предел. Но потом мне стало куда легче.
Я шел по направлению к ближайшему саду. Это был совершенно новый способ передвижения — будто исчезла сила тяжести. Я шел или бежал, или даже летел, трудно решить, на что это было похоже. Исчезла сила тяжести, я чувствовал себя невесомым — будто меня несла какая-то энергия. Я находился во власти какой-то иной силы.
В первый раз я не был одинок, в первый раз я не был отдельной личностью, впервые капля упала с небес в океан. Все ограничения исчезли. Нарастала невероятная сила — как будто я был способен делать все, что пожелаю. Я был не здесь — здесь была только сила. Я добрался до сада, в который ходил каждый день. Сад был закрыт на ночь. Было слишком поздно, был почти час ночи. Все садовники давно спали. Мне, чтобы пробраться в сад, пришлось бы как воришке перелезть через ворота. Но нечто толкало меня по направлению к саду, я был не в силах бороться с самим собой. Я просто плыл по течению.
Что я имею в виду, повторяя вновь и вновь „плыть по течению реки, а не против“? Я был расслаблен. Мне было все равно, куда меня несет. Я был не здесь. Здесь было оно — назовите это Богом, Бог был здесь. В тот момент, когда я вошел в сад, все засияло, сияние было повсюду; благословение, благоволение. Я впервые увидел деревья — их зелень, их жизнь, даже то, как бегут в них соки. Весь сад спал, деревья спали. Но я мог видеть всю жизнь сада, даже самую маленькую травинку во всей ее красе.
Я оглянулся. Одно дерево сияло особенно сильно — дерево молшри. Оно привлекало меня, тянуло к себе. Я не выбирал его, сам Бог выбрал его для меня. Я подошел к дереву и сел под ним. Как только я сел, все это и началось. Все Вселенная превратилась в благословение.
Трудно сказать, сколько времени я пребывал в этом состоянии. Когда я вернулся домой, было около четырех часов утра, значит, я, вероятно, провел там около трех часов, но это была целая вечность. Никакого отношения к тому времени, которое показывают часы, это не имеет. Это было вне времени.
Те три часа вылились в целую вечность, бесконечное время. Не было времени, никакого его течения. Это была девственная реальность — ненарушенная, нетронутая, неизмеримая. И в тот день что-то случилось и продлилось — не как некая непрерывность — но как если бы она протекала как подводное течение. Не как неизменность — каждый момент повторялся вновь и вновь. Каждый момент был отдельным чудом».
В некотором смысле история Ошо здесь и заканчивается. «После взрыва никакой истории уже нет, — говорит Ошо. — После этого уже никаких явлений не было. Все события были до взрыва. После взрыва есть только пустота». Его искания пришли к концу, и, некоторым образом, в конечном итоге, предсказание астролога сбылось. Человек по имени Раджниш Чандра Мохан умер в возрасте двадцати одного года, и все же произошло воскрешение, произошло чудо. Он возродился, но не в физическом теле, он приобрел нечто, но не от этого мира — он просто вернулся домой:
«…как капля росы скатывается с лепестка лотоса в океан. В каком-то смысле капля росы исчезает; в другом смысле она становится самим океаном, она становится океанической. Когда капля росы еще катится по лепестку лотоса, возникает некое естественное колебание, а именно. „Я вот-вот исчезну в бесконечном океане. Если я чуть помедлю, у меня будет немного времени“. Но коль скоро капля росы растворилась в океане, исчезла, появилась невероятная радость от того, что, с другой стороны, началась новая история; капля росы уже не она сама, а бесконечный океан».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
