– Яй! – одернул дусов Ньюн, пытаясь отвлечь внимание зверей от этого опасного занятия Дункана. Дусы продолжали нервировать его, и страх землянина усилился. Звери уже не могли не обращать на него внимания. – Дункан, – прямо спросил Ньюн, как спросил бы он брата-Кела, – что ты собираешься с нами сделать?
Дункан пожал плечами – обычная манера землян; рот его устало скривился. Лицо его было открыто, он казался смертельно уставшим. Да, порою Дункан бывал наивен, но он вполне мог позаботиться о собственной безопасности, и наверняка знал, что сейчас ему следовало бы сделать так же. Ньюн мгновенно взял себя в руки.
– Я хотел вытащить вас из рук регулов, – сказал Дункан.
– Ты просто попросил своих людей, и они исполнили эту твою прихоть. Ты настолько важен для них, что они все наперебой торопятся тебе угодить?
Дункан не обратил внимания на сарказм Ньюна. На его лице по-прежнему отражалась лишь усталость, и он снова пожал плечами.
– Я один. И я не собираюсь сидеть за пультом управления. Это можешь сделать ты. Но не забывай, что это не военный корабль, мы безоружны и, возможно, уже делаем то, что от нас требуется. Не думаю, правда, что тебе удастся изменить курс: в навигационный компьютер уже загружена курсовая лента.
Ньюн нахмурился. Об этом он, по своей неопытности, даже не думал. Он пристально глядел на Дункана, понимая, что его собственные силы ограничены: их уже с трудом хватало, чтобы просто держаться на ногах. Конечно, он мог дать волю дусам и захватить корабль; но то, что рассказал Дункан, объясняло спокойствие землянина: корабль не подчинялся никому.
– Куда мы летим? – спросил Ньюн.
– Я не знаю, – проговорил Дункан. – Не знаю. Пойдем со мной к пульту управления, и я покажу тебе, что я имел в виду.
В футляре, на пористой прокладке, лежал овоид, сверкающий и прекрасный предмет, единственный в своем роде, святыня. На его поверхности не было заметно ни единого изъяна, хотя Ньюн видел, как тот падал на камни, и лишь боги знали, что ему еще пришлось вынести, чтобы в конце концов оказаться здесь. Не обращая внимания на стоящего рядом Дункана, Ньюн преклонил колени и, протянув руку, с благоговением коснулся гладкой холодной поверхности, словно то была кожа нежного существа.
То был пан'ен, частица души мри, чудо, которое он нес до тех пор, пока мог это делать. Ньюн был готов умереть, чтобы руки ци'мри не коснулись его.
И, побывав у ци'мри, тот вернулся к нему – оскверненный.
Это дело рук Дункана. Больше никто не смог бы отыскать его.
Ньюн поднялся, на миг ослепнув – мигательные перепонки подвели его; и будь перед ним кто-нибудь, не принадлежащий к Народу, он в гневе закрыл бы свое лицо, но Дункан был ему роднее, чем многие из его соплеменников. Ньюн не знал, что скрывается за этим даром – милость или угроза. Ему вдруг захотелось прислониться спиной к находящейся позади стойке; ноги у него подкашивались. Подошел дус, огромный, неуклюжий на вид; здесь, среди нагромождений хрупких приборов, ему приходилось двигаться очень осторожно. Зверь улегся у ног Ньюна, давая так необходимые ему сейчас теплоту и спокойствие.
– Знаешь, у мри хватит сил, – сказал Ньюн, – чтобы ты понял, насколько опрометчиво ты поступил, коснувшись этого.
– Это принадлежит вам. Я вернул его вам; было бы лучше, если бы это исчезло.
Ньюн опять опустил глаза на пан'ен, потом поднял их на Дункана, все еще пытаясь осмыслить, что скрывается за этим обнаженным лицом; и в отчаянии медленно закрыл свое лицо вуалью – то было предупреждение, что между ними больше нет ничего общего – если Дункан успел изучить этот жест мри.
– Любопытство сводит землян с ума. Так учили меня старшие, и, мне кажется, они были правы. Ты никогда не получил бы его обратно, если бы ваши ученые не заглянули внутрь; возможно, они даже поняли, что это такое. Будучи лишь кел'еном, я не был удостоен чести узнать это. Ты, может быть, знаешь. Я не хочу.
– Ты не ошибся в своих подозрениях.
– Ты – землянин. Ты знал, что произойдет, если ты отдашь его своим соплеменникам.
– Я не знал, что это такое. Я не знал, что в них проявится нечто большее, чем простое любопытство.
– Но это случилось, – возразил Ньюн, и, когда Дункан не ответил: – Мы здесь из-за этого? Единственное, что оставалось у мри, единственное сокровище, которое было у нас – и вот оно здесь, и здесь ты, один; и внезапно мы получаем награду, и нашу свободу – корабль, чтобы покинуть планету. Это бесценный дар. За какую службу землянам эта награда, кел Дункан? Или нас одарили за сорок лет войны, которую мы вели против твоей расы?
– Война окончилась, – сказал Дункан. – Все в прошлом.
– Но мы мри, – сказал Ньюн, заставляя себя произнести эти горькие слова, не признавая великодушия ци'мри и не понимая их поступков. Его вновь охватила слабость; чувства притупились; слишком долго находившиеся в напряжении мускулы задрожали. Он стиснул рукой стойку, сделал глубокий вдох и резко выдохнул: в голове его прояснилось. – Я не знаю, почему ты на борту один, – проговорил он. – Мы не понимаем друг друга, кел Дункан.
– Что ж, по крайней мере, честно, – сказал Дункан, обдумав столь недвусмысленное предостережение. – Возможно я ошибаюсь, но мне казалось, ты поймешь, что я пытался сделать лучше для тебя. Ты свободен.
Ньюн окинул взглядом пульты управления: они казались совершенно чуждыми, не такими, как у регулов, хотя и те он знал лишь в теории. Тонкая струйка пота поползла у него под мантией с левой стороны.
– Нас сопровождают? – спросил он.
– За нами пока еще наблюдают, – сказал Дункан. – Вам по-прежнему не верят. И ни ты, ни я не можем избавиться от этой слежки: кораблем управляет компьютер. Может быть, ты сможешь перехватить управление, но если тебе это удастся, они, скорее всего, заподозрят неладное.
Довод казался разумным. Ньюн обдумал это, рассеянно поглаживая рукой голову дуса, который сидел рядом с ним.
– Я сообщу сказанное тобой госпоже, – сказал в конце концов Ньюн. Он негромко велел дусу идти впереди и последовал за зверями, оставив Дункана рядом с пультом управления. Дункан мог убить их; но задайся землянин такой целью, он бы давно сделал это. Он мог лишить их свободы, но, возможно, сам корабль и был тюрьмой с охраной снаружи. Непонятно было лишь то, почему Дункан решил разделить с ними заключение. Ньюн подозревал, что тот поступил так согласно своему пониманию чести, которое у землян сильно отличалось от представления о чести у мри.
А может быть, во всем были виноваты узы, которые связывали Дункана со своей расой; или же то, что они оба были всего лишь кел'ейны: ничего не решая сами, они жили по указке других, и каждый выбирал лишь способ и место действия. Ньюн знал, что кел'ен мог найти себе друга среди кел'ейнов другого Дома, и что однажды они могли встретиться лицом к лицу и убить друг друга. Об этом слагали песни.
Дружба за пределами своего Дома никогда не приводила к добру; считалось, что это приносит несчастье, поскольку долг требовал преданности Дому и беспрекословного исполнения приказов госпожи.
8
Вот и все.
Дункан стоял и смотрел, как уходит мри, зная, что теперь, когда Ньюн убедился, что госпоже ничто не угрожает, сюда придет Мелеин, чтобы принять символическое управление кораблем.
Согласно обычаям мри, если существовала возможность спросить совета у госпожи, все решения принимала она. Этой новостью Боаз могла бы поразить военных; этой новостью он сам мог бы поразить тех, кто отвечал за безопасность на «Флауэре», если бы они спросили об этом: одетые в черное кел'ейны мри ничего не решали сами.
Ньюн не знал, что представляет из себя артефакт, которому он поклонялся. Но это вовсе не удивило Дункана. Ньюн, несмотря на весь свой опыт, просто отказывался знать то, что, как он считал, его не касается; при первой же возможности он спешил за советом к Мелеин. Дункан отчаянно надеялся на это. И именно так все и вышло. Теперь, увидев, что Ньюн, живой и здоровый, сделал все именно так, как он хотел, Дункан почувствовал, что тяжесть, несколько дней буквально пригибавшая его к полу, исчезла.
Он с удивлением обнаружил, что ему совсем не страшно от того, что он сделал. Страх приходил к нему бессонной ночью, когда он вспоминал руины на холмах, ночной кошмар Сил'атена, ад, который обрушился на них; или при виде улыбок регулов, которые пытались уничтожить его и уничтожили вместо этого целую разумную расу. Расу мри, которых он уважал.
По-прежнему имелось немало шансов, что мри повернет оружие против него – и тогда Стэна ждала смерть; подобные мысли до сих пор не давали ему покоя, но представить себе этого Дункан не мог. Произойди это, причины следовало искать в каких-то глубинных пластах логики мри, которые Ньюн и Мелеин, несмотря на откровенные провокации Дункана, никогда ему не показывали.
Впрочем, время для сожалений давно миновало: теперь он уже почти ничего не мог поделать. Тыльной стороной ладони Дункан провел по воспаленным глазам – ему очень хотелось спать. Последние четыре дня он не мог себе позволить такую роскошь: слишком стремительно развивались события на борту; где-то неподалеку болтались два корабля регулов, да еще этот ненормальный «Сантьяго» по-прежнему висел у него на хвосте.
