Все дела адмирала были устроены быстро и точно — словно ударом молнии. Уведомление об отпуске, подписанное самим епископом, оказалось у него на столе среди прочей корреспонденции. В тот же вечер один из его чиновников, доселе абсолютно ни в чем не подозревавшийся, поведал Солово, что с утренним отливом отплывает некий корабль и он, адмирал, обязан быть на его борту. Солово охотно отдался напору событий и позволил себе плыть по течению.
Путь привел его в конце концов в каменный ящик без крыши, откуда было удобно видеть звезды, освещавшие и его, и весь уединенный пейзаж. Стены были чересчур высоки и не позволяли думать о бегстве. Одна-единственная дверь при своей простоте и явной прочности не позволяла мечтать об удачном штурме. Солово придется пробыть здесь столько, сколько требуют нужды Феме.
Ощущение того, что в техническом смысле он не одинок, приносила весьма небольшое утешение. Быстрое — в темноте — знакомство с лагерем показало, что подобных келий по крайней мере сорок. Выходило, что из соображений экономии времени — или каких-то еще — Феме посвящали своих новобранцев целыми партиями.
В помещении находилась довольно скромная мебель, однако Солово подозревал, что получит достаточно времени на исследования. И заставив себя обратиться памятью к творениям Евклида, он отошел ко сну.
Утром окошко в двери отворилось, и Солово обменял ночной горшок на хлеб и вино. Ночью шел дождь, но адмирал не стал жаловаться или вступать в разговоры с невидимым владельцем руки подающей.
Сидя на раскисшей земле, он старательно жевал половину буханки, медленно потягивая вино. Адмирал старался запомнить вкус каждого глотка, чтобы найти себе утешение в час истинной нужды и заметить, когда в его пищу подмешают ядовитый или одурманивающий состав.
Солово заучил целые главы из «Размышлений» Аврелия и «Бесед» Эпиктета, а потому имел возможность скоротать часть времени за книгой. Устав от сего утомительного занятия, как и подобает при чтении самой возвышенной литературы, он освежил свое тело и ум энергичными упражнениями. Яркий полуденный свет навел его на мысль о том, что светлее в камере не будет и что настало время полностью обозреть все особенности своего крохотного мирка.
На стороне, противоположной избранному адмиралом месту пребывания, размещался прелюбопытный столик, — скорее даже подобие алтаря, — сделанный из снопа свежескошенной пшеницы; срезанные поверху и выровненные стебли позволяли разместить на них вазу, так же являвшуюся произведением природы. Она была изготовлена из хитроумно переплетенной травы. В ней топорщился остью единственный колос на длинном стебле.
Над столиком на стене располагалась пара изображений — выписанные на дереве, они напоминали Солово иконы, покупавшиеся или похищавшиеся у греческих и восточно-славянских схизматиков.[26] Одна явно изображала Зевса в облике Непобедимого Солнца… другую же адмирал не узнал.
Кроме сих предметов он ничем более не располагал, и Солово пришлось напомнить себе сексуальный репертуар жены, чтобы угомонить свой ум.
Через двадцать три дня перестала поступать пища. К этому времени сноп-алтарь высох и склонился к земле, в которой и место соломе. Адмирал Солово имел более чем достаточную возможность проследить за его медленным увяданием; невзирая на скуку и докучливые знаки внимания дождя и солнца, сам Солово настойчиво противился унынию. Прочие собратья его, проходившие испытание, подобной стойкостью не обладали: несколько раз он слышал раздраженные протесты, доносившиеся из некоторых соседних келий. У Феме, должно быть, имелись эффективные способы скорого подавления какого бы то ни было негодования, поскольку всякий раз недовольство слабых братии смирялось буквально в течение секунд. Солово легко подметил намек, а потому следовал собственному суждению.
Проведя очередную неделю на одной воде, адмирал ощутил легкость в голове и душевный покой. Всякое там бунтарство и озлобление покинули его, прицепившись к остатку сил. В самом конце недели после дня, прошедшего даже без воды, как раз перед рассветом, бесплотная рука просунула в щелку одежду из сверкающей белой ткани. Солово охотно принял ее — скорее всего из деликатности.
Почти немедленно дверь распахнулась, и преображенный адмирал, шагнув наружу, воссоединился с миром. Пережив начальный неловкий момент — трудно было сфокусировать глаза на удаленных предметах, — он обнаружил себя среди дюжины столь же робких фигур. Среди них было несколько европейцев, негры, даже одна женщина с желтой кожей и странно раскосыми глазами. Подчиняясь дисциплине проведенного в заточении лунного месяца, все молчали и сдерживали даже свое визуальное любопытство.
Солово был потрясен проявившейся по случаю организацией: конные отряды направляли посвящаемых в нужную сторону и своим присутствием поясняли, как поддерживается спокойствие в лагере. Молчаливые всадники действовали не по приказу, подчиняясь лишь тому, что уже было запечатлено в головах, и при этом выезжали в идеальном порядке, словно бы провели вместе долгие, полные событий годы… братьями, разделяющими мысли друг друга. Солово гадал, как может случиться подобное, ведь все они происходили из самых различных стран, армий и наций, сохраняя одежду и оружие, присущие каждому из них. Адмирал не мог понять, какая сила может заставить жандарма, стратиота, рейтара и спаги[27] действовать в такой гармонии.
Подобно овцам с ослепительно блестящим руном, освобожденные узники Феме шествовали под неусыпным надзором суровых и безмолвных всадников.
Их оставили перед входом в подземный храм. Впереди не было света фемическая кавалерия могла бы и затоптать идущих. Адмирал Солово тем не менее возглавил цепочку узников, стараясь, насколько позволяло его ослабленное состояние, оставаться хозяином своей судьбы. К нему присоединился умудренный возрастом турок, обладавший не меньшей силой духа.
Какое-то время они спускались по наклонному, освещенному факелами проходу, ожидая в любой момент вступления в высокую драму подземной каверны или сводчатого зала. Однако этого не произошло. Отдадим Феме должное: чему бы они ни учили — истине или наоборот, — в ней не было мелочности и обмана. Их истина не нуждалась в помощи рекламного агента.
Там, где проход чуть выровнялся, Солово едва не наткнулся на женщину, стоящую в полутьме возле одной из стен. Он удивил себя самого, не успев ни принять боевую стойку, ни потянуться с самым злодейским намерением к глазам или горлу неожиданно возникшей дамы. Бесспорно, период усиленной подготовки и раздумий не прошел бесплодно. Вместо этого адмирал… поздоровался.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
