поведут в верном направлении.
«Начни с soffritto», – сказал бы он.
Я это и сделала. Я нарезала свои первые тонкие пластинки чеснока. Выровняла их тыльной стороной ладони в тонкую белую линию так, как, я видела, Саро делал это в начале приготовления тысяч блюд. Его ладонь вела чеснок к тому, что было следующим шагом.
Он говорил мне: «Это скромная приправа, но она добавляет долю смелости каждому блюду. Малым можно многого достичь».
Il soffritto – это акт подчинения, подчинения лука и чеснока маслу.
Приготовление еды – оно о капитуляции. Он всегда это показывал.
Поэтому я нарезала следом лук, превратив его в неровные кубики. Я наблюдала, как Саро приводит необработанные ингредиенты в состояние капитуляции, освобождая их от формы и вкуса, чтобы создать что-то новое. Он был моим мастером-алхимиком. Я себя чувствовала как этот лук, который только что высыпала на сковороду, – прозрачной и ранимой.
Я хотела вернуться к первым вкусам – risotto con sugo verde, который я пробовала в «Acqua al 2». Я поняла тогда, что все, что случится со мной дальше возле этой плиты, в моем доме, в мире, – с того момента будет жизнью повторений «впервые».
«Fai una salsa semplice – приготовь простой соус», – я представляла, как он говорит это.
Я потянулась за бутылкой с томатным соусом, стоявшей в моем буфете, последней из привезенных прошлым летом из Сицилии. Я открыла бутылку и вылила жидкое сицилийское лето в сковороду, поверх soffitto.
«Используй базилик, а не лавр. Добавь немного сахара, чтобы убрать кислый привкус».
Я копировала движения и жесты, которые Саро показывал мне, и я оживала.
«Un piatto di pasta ti farebbe bene, amore – тарелка пасты сослужит тебе хорошую службу». Это всегда было его советом.
Сомнения – жидкость, как и вода. Спустя неделю после смерти Саро я сомневалась, что способна на что-либо, как на кухне, так и в жизни. Но я знала, как поставить кастрюлю с водой на плиту. Я смотрела, как вода наполняет кастрюлю, осознавая ее текучесть, ее податливость. Была ли моя жизнь сейчас такой же, чем-то текучим и меняющимся в соответствии с капризностью жизненных ситуаций?
Я выключила воду, поставила кастрюлю на плиту. Добавила соль и ждала, пока вода закипит.
«Горсть – это порция для одного. Всегда бери две пригоршни, шесть – если придут друзья».
Шесть пригоршней пасты казались невообразимы. Но сейчас приготовление даже одной порции pasta col sugo di pomodoro[36] было пределом моих возможностей.
Двенадцать минут спустя я слила воду из кастрюли с пастой и подставила пару свое лицо. Я налила соус на пригоршню спагетти, которую я сделала, закончив приготовление пасты в сковороде на итальянский манер. Я только что приготовила свое первое блюдо, рассчитанное на одного, на кухне Саро.
Я попробовала кусочек. Это было не хорошо и не плохо. Я могла почувствовать сомнения и любовь, может щепотку веры, ложечку решимости. После нескольких съеденных вилок я оттолкнула от себя тарелку. И пока я смотрела на наш задний двор с инжирным деревом, обещающим летние фрукты и подставляющим солнцу крупные, похожие на лампочки плоды, я приняла решение. Я отвезу прах Саро этим летом на Сицилию. Я сдержу обещание, данное моему любимому, и, возможно, в процессе я смогу обнаружить новое – уже для себя и для будущего, которое в тот момент казалось мне немыслимым.
Вилла. Метла
Саро взял на себя инициативу в развитии наших отношений на расстоянии. Когда я вернулась в Соединенные Штаты после своего длительного пребывания во Флоренции, он разработал план. Я приезжаю летом обратно в Италию и читаю книги, лежа на пляже, пока он работает шеф-поваром на острове Эльба. Он приезжает в Уэслиан осенью, когда у меня последний курс обучения, а затем еще раз весной на выпускной. После моей защиты он найдет нам жилье во Флоренции, пока я буду работать в летнем театре Беркшира, а затем мы решим, что делать дальше. У нас все получится, несмотря на разницу в часовых поясах, океан, два разных языка и то, что мы находимся на разных этапах наших жизней. И хотя я все еще не встретилась с его родителями, мы следовали за мечтой о наших отношениях, и раньше, чем я могла себе представить, я могла начать реализовывать еще одну большую мечту: сделать карьеру актрисы.
Во время работы в летнем театре меня согласился представлять нью-йоркский менеджер по талантам. Решение о том, что мое будущее в Нью-Йорке, а не в Италии, как думали я и Саро, заняло всего лишь полсекунды. И я не могла дождаться, когда уже наконец смогу рассказать ему эти новости. Когда я ему позвонила в промежутке между репетициями из Грейт-Баррингтона, Массачусетс, я стояла в кабинке придорожного платного телефона.
– Хорошо, что людям всего мира всегда нужно что-то есть, – сказал он с восторгом в голосе. – Я могу быть шеф-поваром где угодно.
Месяц спустя он решил продать свою долю нового успешного бара, который открыл вместе с друзьями. Двумя месяцами позже он уведомил «Acqua Al 2» о своем уходе и был готов переехать в Нью-Йорк.
– Ты уверен? – спросила я у него. В то время я жила в Нью-Йорке и ночевала на диванчике у своей тетки, живущей в Верхнем Ист-Сайде, чтобы сэкономить деньги: днем я посещала занятия по актерскому мастерству, а вечером работала официанткой.
– Разумеется. Я не вижу своего будущего без тебя, – заявил он. Я не могла дождаться, когда уже он приедет ко мне в Штаты, но я знала, что ему понадобится несколько месяцев, чтобы закончить все свои дела во Флоренции, и ему будет очень тяжело прощаться со своими друзьями.
Но я знала, что ему нравилась идея переезда в Америку. Я надеялась, что для него это будет чем-то вроде восстановления. В конце концов, он провел свои подростковые годы в Буффало, в Нью-Йорке, когда его родители ненадолго эмигрировали туда. Его отец устроился на работу на завод по производству вермишели, а мать работала посменно на швейной фабрике по пошиву курток. Отец ненавидел снег, а мать занималась отупляющей работой: пришивала один и тот же лацкан к одной и той же модели мужских курток на протяжении трех лет. Саро рассказал мне о крушении их надежд касательно «американской мечты». Его семья в конечном счете вернулась домой, когда ему исполнилось семнадцать и он только окончил американскую среднюю школу. Он не хотел уезжать.
В то время история, как его родители превратились из фермеров
