люблю.
Вся эта ситуация в целом оставила меня с ощущением большой обеспокоенности: трещины в наших отношениях были глубже, чем должны были быть. И вся эта «Валентино-ситуация» была абсолютно ненормальной. Все равно что сказать кому-то из Луизианы, что у него не получится ничего толкового с кем-то из Нью-Джерси. У меня к горлу подступал ком, когда я пыталась это все переосмыслить. Я встала с дивана и налила себе еще один здоровенный бокал вина, которое можно найти в любом винном магазине на углу по цене меньше десяти долларов за бутылку. Несмотря на попытки отодвинуть родителей Саро на задворки своего разума, внутри я чувствовала странную смесь из растерянности, разочарования и злости на этих людей из горного края, которых никогда не встречала. Более того, казалось, они парализовали моего вполне способного мужчину, сделав его нерешительным относительно того, стоит ли вообще говорить с ними о наиболее важных аспектах его жизни. И если то, что он сказал об их реакции на девушку с другого средиземноморского острова, было правдой, что тогда они могут подумать о темнокожей девушке из Техаса?
В морозный полдень в конце ноября Саро вместе со всем своим багажом из Италии появился у нашей входной двери, преодолев пять лестничных пролетов. Весь день я провела в какой-то возбужденной мании активности – убирая, вычищая, заполняя холодильник, перекладывая новые подушки из магазина «Pottery Barn» на белом диванчике в стиле шебби шик, который я купила на чаевые, заработанные в баре. Я даже купила ему свежую итальянскую газету и положила ее на стойку на кухне. Я хотела, чтобы это место было идеальным и чтобы он чувствовал себя здесь как дома, едва переступив порог. Я представляла себе, как мы займемся любовью и пойдем по Бродвею поздно вечером, чтобы где-нибудь перекусить, а затем вернемся домой по Вест-Энд-авеню.
Первое, что он сказал, когда перешагнул порог:
– Мы сделали это, я здесь.
Я запрыгнула на него, обхватив ногами его талию и отказываясь его отпускать. Я не могла поверить в реальность происходившего. Он немного подержал меня, а потом я устроила ему экскурсию по всем 46,5 квадратным метрам нашего нового дома. Больше всего ему понравилась необработанная кирпичная стена.
– После того как мы тут обоснуемся, я приготовлю нам пасту и дам знать родителям, что я доехал.
– Что они ответили, когда ты сказал им? – спросила я, стараясь, чтобы это звучало непринужденно и непредвзято.
– Немного. Они не очень разговорчивы. Мой отец ничего не ответил. А мать вздохнула и сказала «береги себя».
– И все? – Я пыталась не поддаваться чувству, что их ответ оказался менее чем благосклонным, когда начала помогать ему распаковывать кое-что из его одежды. И все же у меня не получалось избавиться от нарастающего ощущения тревоги и недоверия к людям, которые были способны отгородиться от части себя. Такие люди казались обреченными причинять боль себе или другим.
Распаковка вещей не заняла много времени. Гардероб Саро был минималистичным по сравнению с моим – всех цветов радуги и с туфлями на каблуках всевозможных высот, которые только известны женскому полу. Когда мы закончили и он убрал свою последнюю футболку, я вручила ему телефон, чтобы он позвонил своим родителям. Ответила его младшая сестра, Франка, которая недавно вышла замуж и была беременна вторым ребенком.
– Скажи им, что я приехал, – сказал Саро по-итальянски. Потом они поговорили еще немного на сицилийском. Не уверена, что то, что я слышала, было диалектом итальянского или же самостоятельным языком, в любом случае я не знала и не понимала ни слова из него. Слушая только одну сторону разговора, мне было тяжело определить, находились ли родители Саро дома, и еще сложнее – понять, как он сам воспринял этот разговор. Когда он повесил трубку, он просто улыбнулся и отправился на кухню. Как бы мне ни хотелось это окончательно выяснить, я решила это отложить. Он выглядел заметно уставшим. Это была наша первая ночь в новом городе, начавшая нашу новую жизнь. Все, чего я хотела, это заниматься любовью, есть и, может быть, прогуляться вдоль Гудзона. В этот конкретный момент я предпочла оставить его родителей за пределами жизни нашей мечты, которая только что превратилась в реальность.
Саро замешивал свежее тесто для пасты деликатно, руками на нашей кухне размером с почтовую марку. Я подошла к нему сзади, заглянула через его плечо и сказала:
– Я думаю, мы должны пожениться. – В течение трех дней с того момента, как он приехал, это было все, о чем я могла думать. Мы разговаривали об этом в общих чертах на протяжении месяцев, но сейчас, поскольку мы начали жить вместе, это желание стало более настойчивым.
Он не оглянулся.
– Да, конечно.
Моя просьба жениться на мне, когда он готовил пасту, казалась самой естественной и логичной вещью, которую можно было сделать.
– Нам это нужно для иммиграционной службы. Тебе нужно разрешение на постоянное проживание, чтобы ты мог получить здесь работу. Мы можем пойти в мэрию.
Он положил тесто на доску и стал нарезать его на тонкие полоски по 25 сантиметров в длину, а затем сворачивать их в длинные тонкие трубочки.
– Конечно, давай поженимся, amore. – Он повернулся и поцеловал меня. Это был одновременно и простой, и решительный поцелуй. Полчаса спустя мы ели, глядя на террасу и внутреннюю сторону зданий 91-й улицы, сложенную из коричневого камня. Мы решили, что никому не будем говорить о своих планах относительно свадьбы. Само мероприятие состоится позже. А сейчас этот момент касался только нас двоих. Мы выбрали мою школьную подружку Сьюзан в качестве свидетельницы. Сьюзан была подходящим человеком для всего, что касалось конфиденциальности, и всего романтического. Она работала во Всемирном торговом центре, недалеко от мэрии в Нижнем Манхэттене. Короткий звонок, и она согласилась встретиться с нами в свой обеденный перерыв и побыть нашей свидетельницей.
Мы подали заявление и купили кольца в Вест-Виллидж. Это были простые серебряные кольца – они обошлись нам в двадцать долларов, а приобрели мы их у продавца, торговавшего благовониями, мундштуками и футболками с надписью «I LOVE THE BIG APPLE»[37]. Мы надели кольца и затем свернули за угол, чтобы выпить капучино в «Caffe dell’ Artista» на Гринвич-авеню. Я обожала это кафе с его не подходящими друг другу античными столиками, богемными лампами и повсюду расставленными глубокими диванчиками. Но больше всего мне нравилась традиция постоянных клиентов писать вдохновляющие послания, признания, желания и даже цитаты из произведений на ящиках столов и столешницах по всему кафе. Иногда
