Но наивный Дж. Росс! Он надеялся на то, что его доклад вызовет дискуссии, с участием членов правительства и его сторонников! Но в том и заключалась наша общенациональная беда, что и президент, и его правительство — принципиально избегали любых дискуссий и обсуждений «своей политики»: любой, кто становился на путь такого «обсуждения» — будь то парламентарий или маститый ученый-экономист, — он немедленно шельмовался столичной «демократической прессой» или каким-нибудь мелким правительственным чиновником, чьи «ценные мысли» пространно излагали эти самые «демократические» издания. «Идеологическое обеспечение» бездарных реформ было поставлено на гораздо более высокий и эффективный уровень, чем это обстояло в условиях недавнего цензурного прошлого.
Избрание Черномырдина главой правительства
«Немыслимое» не произошло — несмотря на неоднократное голосование, и даже демонстрацию того, как я голосую за Гайдара, — его «прокатили». Премьером стал Виктор Черномырдин — человек весьма посредственных способностей, плохо образованный, бывший политработник, как и Ельцин, член ЦК КПСС и бывший газовый министр СССР, не умеющий грамотно (по-русски) излагать свои мысли.
Ельцин специально предложил состав кандидатов в премьеры из лиц, заведомо слабых — очевидно, полагая, что в этом случае возможность избрания Гайдара повысится. Или другое — он просто не желал иметь главой правительства сильную личность. Скорее в этом больше правды.
Ельцин страшно обозлился тем, что не избрали Гайдара. Даже предпринял какие-то силовые шаги наподобие горбачевского шантажа народных депутатов, чем возмутил Съезд основательно. Пришлось вызывать министров-силовиков для «объяснений»... Уму непостижимо, что происходит с этими «национальными лидерами», как только они получают большую власть! У них мгновенно вырастают зубы дракона, которыми готовы пожирать всех. Любое несогласие с их мнением вызывает у них яростное негодование! ...Странные люди они, эти бывшие партбоссы. Нельзя давать им власть — никакую власть им нельзя давать — их следует держать под неусыпным, жестким парламентским контролем... Иметь кнут... Самого искреннего друга своего они предают, не задумываясь, превращают его в противника, а затем — убивают, наслаждаясь... Пытались меня запугать, имитировать покушение на мою дочь, Селиму, при входе в медицинский институт, где она училась на 2-м курсе...
Избрание Черномырдина, как этого хотел Ельцин, не уберегло нас от его «гнева» — он попытался буквально сорвать работу Съезда, сделал ряд угрожающих заявлений о том, что «применит силу» и т.д. Стало известно о каких-то «непонятных маневрах» войсковых подразделений. Все это уже буквально взбесило (но никак не напугало) депутатов, которые всего лишь полтора года назад разгромили один путч. Но какой ценой? Поэтому было принято решение заслушать выступления министров обороны и внутренних дел, а также секретаря национальной безопасности. Они заявили о своей верности «Закону» и «Конституции».
Тогда я приписал мотивы столь отчаянной борьбы Ельцина его чрезмерному упрямству, но, видимо, это его «упрямство» было продиктовано и более серьезным фактором. Это в какой-то степени стало проясняться уже вскоре после прихода к руководству правительства Черномырдина. Он поначалу старался взаимодействовать с Верховным Советом, мы часто встречались с ним. Он советовался по кадрам, просил дать ему на «укрепление» моих заместителей Ярова и Шумейко (оба стали заместителями главы правительства, как и депутат Заверюха), полагал (и правильно), что я знаю ситуацию в стране лучше, чем он, в том числе и в плане способных руководителей. Я рекомендовал также Юрия Шафраника в качестве министра топливной промышленности и др. Политику предшествующего правительства Черномырдин назвал образно — «как Мамай проехал!». Мы стали согласовывать программу законодательной деятельности, депутаты постоянно работали совместно с министрами, министры — с депутатами, быстро исчезло былое взаимное недоверие. Обстановка между правительством и Законодателем явно разрядилась. Казалось бы, президент должен быть доволен. На встречах с Ельциным я высказывался в том плане, что мы постараемся впредь не доводить ситуацию до того нездорового уровня, который был ранее свойствен в наших взаимоотношениях с правительством. Ельцин говорил, что разделяет эту точку зрения, выражал свое удовлетворение.
И вдруг — все вернулось на «круги своя». Из Кремля последовал грозный окрик премьеру, вокруг Черномырдина стали сгущаться тучи — в печати стали появляться какие-то материалы о его «сомнительных операциях» в Газпроме. Черномырдин круто развернулся в своих «симпатиях» к Верховному Совету — он стал дистанцироваться. Изменились и подходы к приватизации. Чубайс с удвоенной скоростью проводил «свою» приватизацию, не считаясь не только с законодательством (которое, кстати, при этом фальсифицировали), но даже не подчиняясь премьеру и нарушая президентское «указное право». Как по мановению волшебной палочки, критика в адрес Черномырдина в московской прессе прекратилась...
Видимо, все это тоже было не просто следствием «ельцинского упрямства», а скорее вытекало из его «секретного контракта». Но, повторяю, не «внешние силы» следует считать виновными в истощении страны в 90-х. Она, эта известная и «неизвестная сторона», не принуждала Кремль к этому «контракту»; виновным следует считать Кремль и его «хозяина»... Но вернемся в Кремль, где работал VII Съезд народных депутатов. Большое впечатление на депутатов Съезда, да и в целом на общественное мнение страны, произвело выступление Председателя Конституционного суда Валерия Дмитриевича Зорькина.
Выступление председателя Конституционного суда В.Д. Зорькина
«Уважаемый Президент, уважаемый Председатель, уважаемый Президиум, уважаемые народные депутаты Российской Федерации! Год назад вы впервые в нашей стране избрали Конституционный суд.
Мы старались действовать так, чтобы оправдать ваше доверие. Как это получилось, судить не нам. Но вы, законодатели, в законе о Конституционном суде написали, что ежегодно он обращается с посланиями к Верховному Совету. Подробное послание мы, как и положено, подготовим и в декабре представим.
Пользуясь тем, что сегодня вы все здесь собрались, и рассчитывая на вашу любезность и терпение, мы решили обратиться к вам в связи с важнейшими аспектами, которые характеризуют конституционную законность.
Мы не будем вмешиваться в искусство политики, в полномочия законодательной и исполнительной власти. Что касается нас, то вместе с вами мы переживаем трудное время. И трудным его заставляет назвать то, что фактически мы переживаем глубочайший кризис конституционной законности. Часто спрашивают: где Конституционный суд? Конституционный суд здесь — в Москве, здесь — в России. Не все, к сожалению, зависит от Конституционного суда, и понятно, что выше себя мы не прыгнем. Что нас беспокоит?
Первое. Основная угроза конституционному строю в том, что чрезвычайно слаба власть. Власть на Руси тем более всегда ассоциировалась с правовой силой, с правдой. Но когда власть «валялась на тротуаре», тогда и наступали те моменты, о которых справедливо предупреждали и Президент, и Председатель Верховного Совета. И признак этой слабости Конституционный суд видит как раз в начавшейся и усиливающейся сейчас конфронтации двух властей.
...Конечно, хорошо, что введен принцип разделения властей. И сила власти не в том, что она сосредоточена в одном «тереме» и у одного лица. Сила ее в том, что весь механизм государственной власти действует согласно Конституции. И повторяю: мы не вправе оценивать искусство вашей политики, как законодательной и исполнительной власти, но мы вправе предостеречь, что идет нарушение Конституции со стороны той и другой власти со стороны различных ее представителей. Посмотрите предсъездовские публикации. И сегодня утром, на подходе к залу заседаний Съезда народных депутатов, я вдруг услышал, как один из представителей власти, некогда призывавший в союзном парламенте к правовому государству, говорит о том, что «Съезд никчемный, что Съезд надо распустить».
Это не первый призыв. Призывы раздавались и раньше. И возникает вопрос: есть ли вообще в России власть, способная обеспечить соблюдение Конституции? В любом мало-мальски цивилизованном государстве, которое претендует на звание правового, такое должностное лицо после того, как сделало это заявление, больше уже не работало бы, потому что это заявление ведь сделал (аплодисменты)... не просто профессор, а должностное лицо. Почему мы терпим, что власть оскорбляют, поносят, втаптывают в грязь? Кто? Поверьте мне: я поднялся на трибуну не для того, чтобы говорить «обкатанные» лозунги. И если я не назову фамилию, то только потому, что действую в соответствии с законом о Конституционном суде... Если вы подадите соответствующее заявление в Конституционный суд... Но мы подберем материалы для послания Верховному Совету, назовем вещи своими именами, конкретно. Уверяю вас, мы не будем таить то, что знаем.
