Ты приехал в Одессу 19 мая 1942 года. Остановился в гостинице «Бристоль». Афиши в городе возвестили о твоих концертах 5, 7 и 9 июня. Селявин познакомил тебя с музыкантами оркестра, с которыми тебе предстояло отработать эти концерты в Русском драматическом театре. Началась работа над программой. В отличие от меня ты не знал о нашей предстоящей встрече 5 июня в 12 часов дня в Русском драматическом театре.
От судьбы все равно не уйти
Одесса. Полдень. 5 июня 1942 года. День удивительный. Оживленные улицы. Магазины и кафе открылись. О войне напоминали разрушенные пожарами и бомбежками дома да румынские патрули. По дороге в Русский театр вижу огромные афиши, их много. На афишах – ты в косоворотке, с гитарой, улыбаешься…
Афиши появились еще в декабре ушедшего 1941 года: «Знаменитый, неподражаемый исполнитель русских и цыганских танго, фокстротов и романсов, напетых на пластинках фирмы „Колумбия” и разошедшихся по всему миру, Петр Константинович Лещенко дает концерт в помещении Одесского театра оперы и балета 19 января 1942 года». Мама переписала текст афиши на тетрадный листок, принесла мне: «Смотри, Верочка, концерт-то на Крещение выпадает. Конечно, сама и не мечтаю побывать там. Может, кто из знакомых попадет, потом расскажет. Поспрашивать надо».
У театральных касс толпились желающие попасть на концерт. Я и не пыталась достать билет, хотя маме такой подарок хотелось сделать. Но ни денег, ни времени на длиннющие очереди не было. Очень скоро афиши исчезли, а в газетах появилось сообщение об отмене концерта: «В связи с продолжающейся болезнью П. Лещенко концерт его откладывается на некоторое время. О дне концерта дирекция театра своевременно известит публику». Предлагали сдать билеты. У касс стали дежурить перекупщики, но ни один билет не был сдан. Очень ждали земляка одесситы.
Что твоя болезнь была лишь выдумкой, я узнала от тебя позже. Концерты были под угрозой срыва, но Селявин добился своего. Правда, долгожданное действо пришлось перенести в Русский драмтеатр: в Оперном на 5 июня планировались другие концерты. Снова появились уже знакомые афиши с портретом в косоворотке, Оперный театр на них заклеили Русским драматическим, а 19 января исправили на 5, 7 и 9 июня 1942 года.
С Володей Вотриным мы договорились о встрече у служебного входа. После репетиции мне нужно было идти на работу в кафе, поэтому пришлось тащить аккордеон. Ну и тяжеленный он! Ничего, на концерт не попаду, но зато на репетиции и послушаю, и поучусь, и подсмотрю секреты Мастера. Даже лучше, что на репетицию, а не на концерт попаду, продолжала я себя утешать. Впереди показалось здание кинотеатра Котовского, мое первое серьезное место работы. Но сегодня он закрыт, давно уже там не крутят фильмы, не играет оркестр. И мой маршрут на сей раз проходит мимо кинотеатра. Мимо и в неизвестность.
Про неизвестность подумала позже, а тогда я просто шла на репетицию мировой знаменитости, шла, потому что одесситы с ума посходили, такой ажиотаж! Все как один только о концертах этих говорили. Пока переносили и уточняли даты, народ придумал множество причин. Болезнь была версией официальной, поклонники говорили, что певец отказывался от выступлений, потому что не хотел идти на поводу у гитлеровцев, которые обязывали певца быть их рупором. Другие, явно не симпатизировавшие артисту, утверждали, что Лещенко испугался, узнав об угрозах партизан уничтожить его, если появится. А правда была в отказе разрешения на въезд. Основание для отказа: неблагонадежность гражданина Румынии певца Петра Лещенко, который «уклоняется от службы в армии и не желает участвовать в мероприятиях, утверждающих новый порядок на территории Транснистрии с центром в Одессе». Ты показывал нам с мамой это письмо, переданное тебе Селявиным. Я не вникала во все эти перипетии тогда. Еще одно мое упущение. Политическая подоплека тех концертов в Одессе меня не интересовала, влекло знакомство с западной сценой. Очень хотелось понять, в чем ее отличие от нашей? Короче, был профессиональный интерес.
Мечтала ли я о встрече с тобой? Может быть, самую малость. А о романе с тобой? Нет-нет, даже не мечтала. «Ты – мировая знаменитость, в возрасте, значит, семья есть», – так рассуждала. Хотя, наверное, все же думала, если вспомнила про известность, семью и возраст. Впрочем, какое это сейчас имеет значение? Ведь случилось! И я ни о чем не жалею. Наши с тобой десять лет кажутся мне мечтой-сном до сих пор. Не верю, что это было со мной.
Я много читала о нашей первой встрече. Вроде с моих слов было записано, как положено писать в протоколах. Вроде с моих… Но каждый добавлял свое, история обрастала новыми деталями, и я уже сама себя не узнавала. А потом меня же упрекали в ошибках. Видите ли, я говорю, что пришла на твою репетицию и познакомилась с тобой там, а в протоколе твоего допроса с твоих слов сказано, что ты увидел меня поющую в ресторане, тогда и познакомился, и стал ухаживать.
Ты действительно так сказал. Не потому, что запамятовал, а потому, что обо мне заботился. Ведь не случайно вопросом: «Зачем вы пошли на концерт Лещенко?» – меня мучили следователи. Сама пошла, значит, сама виновата, а вот если бы по твоей инициативе знакомство случилось, то у меня появлялся шанс стать жертвой. Тогда вместо расстрела – двадцать пять лет без права переписки. Но я настаивала на своем: пошла сама. И это была правда. В тот день, 5 июня 1942 года я подходила к театру с одной мыслью – сейчас увижу мировую знаменитость.
Володя уже ждал. Забрал у меня аккордеон, и я налегке, в добром ожидании чуда, переступив дверной порожек служебки, шагнула в неизвестность. В зале было человек двадцать, кто-то из них даже поздоровался со мной, позвал подсесть. «Наверное, наши из консерватории», – подумала я. Но к ним не пошла, мне не хотелось быть в толпе, не дадут нормально послушать, а я, между прочим, учиться пришла. Ты уже был на сцене. Стоял спиной к залу и о чем-то тихо говорил с музыкантами. Я села в первом ряду, Володя поставил рядом аккордеон и поднялся на сцену. Какое-то время ты переговаривался с музыкантами, уточнял детали по репертуару.
Ты был в темных брюках и слепяще-белоснежной рубашке. Ворот расстегнут. Невысокого роста, но очень ладный, от того выглядел чрезвычайно эффектно. Красивый? Не знаю. Но вот наши взгляды встретились. У тебя необыкновенные глаза. Не глаза, а бездна голубая. С той минуты я жаждала твоего внимания, я уже не думала о работе в харчевне, на которую нужно успеть, о маминых наставлениях: «Запоминай все – как одет, как поет, потом расскажешь». Мне хотелось, чтобы ты смотрел на меня, чтобы начавшаяся сказка длилась бесконечно.
Подумала вдруг – кто будет сидеть на моем месте во время концерта? И зависть охватила. Сказала себе: угомонись, смотри на сцену, которая рядом, совсем близко! В оркестре, который полным составом на сцене, – половина моих хороших знакомых. Месяц назад с ними выступала я, а сегодня сам Петр Лещенко. Но это «сам» только в поведении музыкантов ощущалось, они ловили каждое твое слово. Старались не разочаровать тебя. Чувствовалось, что волнуются – знаменитость рядом! Ты, напротив, был щедр на похвалы, а в замечаниях корректен, добр, даже ласков с музыкантами. Уже всех знал поименно. Звезда западная, да душа наша, русская!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});