срать садиться.
Я едва не прыснул со смеху, так неожиданно слышать подобные слова от милой старушки. Не сдержался и спросил, чем так прогневал её Ферзен.
– Да с тех пор как тут поселился, всё и началось.
– Что – всё?
– Да все бесовские штуки. – Анна Николаевна осенила себя священным знамением. – Молодёжь не застала, а я вот отлично помню, как… ух…
Она схватилась за голову и побледнела. Арина Терентьевна вскочила с места и поднесла нюхательные соли.
– Родимая, не переживай ты так. Уж всё быльём поросло.
– Для кого поросло, а я до сих пор вспоминаю, как Лесная Княжна плакала. Сердце кровью обливается. Бедная малютка.
– О чём вы?
Клара и Стрельцов, кажется, тоже не понимали, о чём речь. Старушки переглянулись.
– Рассказать? – спросила у своей подруги Анна Николаевна.
– К чему былое вспоминать?
– Он не местный. Всё равно уедет. А так… запишет. Пусть в истории останется.
– Как по мне, так лучше вовсе забыть.
Клара не выдержала их таинственных разговоров и всплеснула руками:
– О чём вы, Анна Николаевна, Арина Терентьевна?
– Бабушка, нянюшка, при чём тут Лесная Княжна? – Стрельцов, получается, тоже ничего не понимал.
– Так их… лесных ведьм… раньше много было, – тихо, отворачиваясь в сторону, проговорила Арина Терентьевна.
– Пока Ферзен не появился, – процедила сердито Анна Николаевна. – Тогда-то наше Великолесье и прокляли.
– Кто?
– Все лесные ведьмы, которых он сжёг.
– У вас в Великолесье жгли ведьм? – поразился я.
Помню, как, изучая тему охоты на ведьм, удивился, что в Ратиславии задокументированы единичные случаи расправы над колдунами, в то время как в Рдзении некоторое время официально существовал орден Холодный Горы, который по королевскому приказу осуществлял поиск, допросы и казни ведьм. Впрочем, протоколов допросов сохранилось весьма мало. Обычно с подозреваемыми расправлялись на месте.
– Ферзен жёг ведьм, – сердито пояснила Анна Николаевна. – За это Лесная Княжна и мстит. Она осталась совсем одна.
– Кто такая Лесная Княжна?
Точно нарочно в этот миг завыли волки.
– Не упоминайте её к ночи, – пробормотала Арина Терентьевна.
– Но я так часто о ней слышу, очень интересно послушать, – почти с отчаянием попросил я.
– Не теперь. – Анна Николаевна тоже вдруг сделалась строгой и почти сердитой.
Клара и Стрельцов выглядели подавленными, но ничего не сказали. Начинаю думать, что все вокруг сошли с ума из-за этой Княжны. Охотно делятся байками о ком угодно, кроме неё. И если бы… если бы только у меня ещё оставалась надежда, я бы поверил, что наконец-то достиг цели своих поисков. Но это не может быть правдой. Она не может существовать.
Мне стоит повторять себе это каждый день. Если бы мог, то схватил бы себя за грудки и тряс, пока из головы бы не вылетели все дурные мысли.
Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует.
Стали собираться ко сну. Клара запереживала. Кажется, она почти всерьёз поверила в игошу. Старушки тоже верят в его существование, но говорили о духе с такой любовью, точно о родном человеке. Поэтому перепуганными они не выглядели. Наоборот, хихикали без остановки, когда мы собирались ко сну.
– Глаза в пучок и в кабачок, – сказала одна из них, уже не припомню кто.
– Глаза в пучок и на бочок.
– Клара, Мишенька, ждём на завтрак, – ласково потрепала меня за щёку Арина Терентьевна.
– Будем пить игристое вино! – пообещала Анна Николаевна.
– С утра? – опешил я, на что мне выдали в ответ:
– Чай да кофе не к нутру, пьём винцо мы поутру.
Клара хихикала, но она явно не впервые слышала эту поговорку, потому что сама продолжила:
– Коли делать нечего, допиваем к вечеру.
Ну что за поразительные люди в Великолесье! Прелесть, а не люди. Как будто и не ратиславцы.
Выходил подышать свежим воздухом. Стоит остаться наедине с собственными мыслями, и снова вижу её и чувствую запах волос… насколько нужно быть больным, несчастным и одиноким, чтобы любить того, кого не существует? Насколько нужно отчаяться, чтобы помнить запах волос, который на самом деле никогда не ощущал, чтобы слышать голос, который никогда не мог услышать?
Если бы я поговорил обо всём с каким-нибудь доктором, он бы, пожалуй, сказал, что всё из-за полного одиночества. Родителям на самом деле никогда не было до меня дела. Матушка была занята хозяйством и важной ролью знатной богатой женщины. Отец пил, охотился и гулял с друзьями. Я был предоставлен нянюшке, гувернёру, книгам и собственному воображению. Даже друзей в детстве не имел, от чего, впрочем, никогда не страдал. Но вот какие последствия это возымело. Теперь я живу в мире собственных фантазий.
Вернусь в Белград и начну ухаживать за какой-нибудь девушкой. Сушкова весьма хороша собой и знатна. Она, конечно, ужасная зазнайка и глупая как пробка, но надо с чего-то начинать. Может, я даже привыкну к ней? В конце концов, много говорить с ней не обязательно. Можно просто танцевать, гулять… зато смотреть на неё приятно. Интересно, как она пахнет? Никогда не обращал внимания.
Рано или поздно образ забудется, и однажды я влюблюсь в кого-нибудь другого. А если и не влюблюсь, то даже к лучшему. Все эти чувства ужасно мешают работать.
На улице, пока гулял по саду Стрельцовых, неожиданно повстречал знакомую из Заречья.
– Князь? – позвала она меня из темноты.
Я сразу узнал голос, но всё равно сначала испугался.
Из окон усадьбы лился свет, но он едва был способен развеять темноту вокруг, поэтому лица девушки, вот ирония, снова не получилось разглядеть. Она осталась в стороне.
На самом деле это ужасно меня беспокоит, потому что дурацкая искра надежды в груди начинает разгораться от этого ощущения тайны, а глупое воображение дорисовывает недостающие черты, придавая кметке её образ.
– Это вы… Разве вы не из Заречья?
– Маруся отправила в Камушек по делам.
– Вы тоже остаётесь переночевать?
Она хихикнула.
– Что смешного?
– Простите. Чудно просто: князь ко мне на «вы».
Дурацкая привычка быть слишком вежливым со всеми подряд. Удивительно, что я не благодарил отца, когда он меня лупил.
– Нет, ночевать я не останусь. Домой пойду.
– Ночью? Через лес?! – От удивления я воскликнул так громко, что девушка зашипела на меня:
– Тише, а то всех разбудите.
– Это никуда не годится, – стараясь не кричать, не унимался я. – Немедленно попрошу найти вам кровать.
– Меня ждут дома…
– Тогда дать кучера и повозку…
– Повозку безродной девке? Что вы…
– Вы же… девушка. Вам нельзя ночью одной по лесу. Вы разве не слышали про волков?
Невольно я и сам упомянул их, хотя ни капли не верю словам доктора.
Незнакомка оглянулась на сад. Платок упал на плечи, и стало видно длинные распущенные светлые волосы. Деревенские девушки, как я заметил, всегда заплетают косы. Как-то раз в Кобылихе под Новисадом мне пришлось наблюдать, как мать отлупила родную дочь, потому что та вышла простоволосой из дома.
Было неловко о таком спрашивать, но меня мучило любопытство. Дело ведь не только в этикете. В высшем обществе причёска говорит к тому же о статусе девушки. Но Сушкова, например, однажды при всех распустила волосы на балу, чтобы доказать сплетникам, что её волосы (а у неё пышные длинные чёрные кудри, действительно очень красивые) настоящие. Жуткое кокетство. Но выглядело и вправду впечатляюще. Так вот, это пусть и неприлично, но никто бы не посмел за такое оскорбить знатную девицу или уж тем более избить.
Поэтому длинные распущенные волосы девушки в саду не на шутку меня заинтриговали. Она и в прошлую нашу встречу так ходила.
– Прошу прощения, – от моих манер она снова захихикала, отчего я покраснел и начал запинаться, – а вы… ваша коса то есть… я хочу сказать, у вас нет косы.
– Нет, – согласилась она, едва сдерживая смех.
– Почему вы… ну, я заметил, у деревенских девушек принято заплетать волосы в косу. Почему?
– Чтобы нечистые духи не запутались в волосах.
Удивительно, что я этого не знал. Столько езжу по деревням, а такой важный момент упустил.
– Простоволосыми ходят только ведьмы, – лукаво добавила девушка.
– Так вы… что же… получается, ведьма? – Что-то в её интонации выбило меня из колеи, и слова получалось подбирать с трудом.
– А похожа?
– Не очень, – признался я. – Вы слишком милая…
Не понимаю, зачем я это сказал. Я вообще толком не видел её лица.
– Милая, значит?
Готов поклясться, что она
