– Еще парочка «хороших» новостей? – спросила Блэр, в очередной раз не удержавшись от сарказма.
– Только что, нам нанесли официальный визит агенты ФБР, – начала Кэм, наблюдая за игрой солнечных лучей, проникавших сквозь листву деревьев над ними.
Они не касались друг друга, но у Кэм было такое ощущение, будто она прижимается к Блэр всем телом. Кэм понимала, что это просто воспоминания, которые закрепились где-то на уровне физиологии, но на нее это так подействовало, что сердце застучало гораздо быстрее обычного. Интересно, сколько времени пройдет, пока я перестану каждый раз так сильно реагировать на нее, подумала Кэм. Она боялась, что очень много…
– Судя по всему, вам это не очень понравилось, – сказала Блэр, удивляясь, почему Кэм вдруг так странно напряглась.
– Это, мисс Пауэлл, секретная информация. В любой инструкции написано, что личные оценки служебной ситуации обсуждать нельзя, особенно с гражданскими лицами, – сказала Кэм с полуулыбкой на лице. Однако ее взгляд оставался безрадостным: ее продолжала терзать мысль о том, что на протяжении нескольких недель над Блэр нависала реальная угроза, а никто из ее охраны об этом не знал.
– Что ж, мы обе знаем, как вы любите служебные инструкции, – резко отреагировала девушка.
Кэм не стала протестовать – что тут скажешь. Сделав выбор в пользу долга, она пошла наперекор желаниям Блэр. Так что крыть ей было нечем. К тому же обычно Кэм не обсуждала служебные требования безопасности с теми, кого она охраняла. Но они с Блэр так далеко вышли за рамки приемлемого профессионального поведения, что соблюдать это правило сейчас было бы смешно. Хватало уже того, что Кэм не могла коснуться девушки. Впрочем, это тяжкое испытание она устроила себе сама, и теперь ей нужно было как-то с этим жить. Она не поставит Блэр под угрозу из-за того, что перешла границы дозволенного, решила Кэм.
– Я подумала, ты должна знать, – просто сказала она.
– Почему?
– Как минимум, один из них будет работать в нашей команде и непосредственно контактировать с тобой. Думаю, они и машину свою подгонят.
– Мда, не похоже на тонкую работу, – многозначительно заметила Блэр. – Это чтобы показать, что я плевала на его послания?
– Это чтобы показать, что тебя хорошо охраняют и не позволят сделать из тебя легкую мишень, – уточнила Кэм.
Блэр посмотрела в сторону, блуждая взглядом по парку. Как бы ей хотелось просто сидеть здесь и слушать потрясающе сексуальный, глубокий голос Кэм, наслаждаясь дрожью желания, возникавшего от одного ее присутствия. Блэр глубоко вздохнула.
– Кажется, на самом деле это не важно. Агентом больше, агентом меньше, все равно ничего не изменится.
– Они ведут наблюдение уже несколько месяцев, и, по правде говоря, я очень даже не против воспользоваться их информационными возможностями. У них имеется куда более широкий доступ к базам данных, чем у нас, а сейчас я хочу получить все сведения, какие только возможно.
Во время разговора Блэр машинально водила карандашом по бумаге, стараясь не пропускать смысл слов глубоко в сознание. Она не сможет жить в постоянном страхе.
– Это серьезно, как думаешь?
Этот вопрос она избегала задавать месяцами. Лишь у Кэм она отважилась спросить об этом, ведь, что бы там ни было, Кэмерон была единственным человеком, которому Блэр могла показать свой страх.
Кэм наблюдала, с какой грациозностью и абсолютной уверенностью рука Блэр скользит по бумаге, задыхаясь от желания прикоснуться к ней, чтобы просто успокоить. Это желание было столь сильным, что у Кэм задрожали руки. Она положила ладони на бедра, чтобы не поддаться внезапному порыву.
– Не знаю, – глухо ответила Кэм. – Но я должна исходить из того, что это серьезно.
Блэр молча кивнула. Она ничего не могла поделать со всем этим: с каким-то сумасшедшим, присылавшим ей письма; с агентами ФБР, которые ходили за ней по пятам; с Кэмерон, которая вдруг решила снова возглавить ее охрану с подачи ее отца. Чувство беспомощности лишало Блэр покоя, особенно с учетом того, что всю свою жизнь она боролась за обретение хотя бы видимости независимости. Но сейчас ей казалось, что ничего уже не изменить.
– Ну что ж. Я смогу жить с этим, ты ведь можешь, – сказала Блэр.
У Кэм вырвался резкий смешок.
– Это нас роднит, мисс Пауэлл. У нас обеих нет выбора, – с иронией сказала она.
Взгляд Кэм упал на рисунок, и она с удивлением обнаружила собственный портрет. Ожесточенность и замкнутость, читавшиеся на ее лице, поразили Кэм. Неужели Блэр видит меня только в таком свете, задумалась она. Ответ напрашивался сам собой, потому что Кэм знала – Блэр может проникать к ней душу и своей талантливой рукой рисовать ее темные глубины.
– Блэр, – ласково позвала Кэм.
У Блэр дрогнула рука от нежности, прозвучавшей в голосе Кэм. Едва заметные изменения, происходившие в Кэмерон Робертс, всякий раз разрывали ее сердце. Вот она была профессионалом, сохраняющим дистанцию, – таким же безликим, как любой другой агент, охранявший ее за все это время. И вдруг Кэм произносит ее имя так, как Блэр могла лишь мечтать. Это все, чего она хотела, все, чего страшилась. Блэр не подняла глаз, продолжив рисовать резкие черты лица и огненный взгляд. Она не могла даже взглянуть на Кэм, прекрасно понимая, что, посмотрев на нее, не сможет не прикоснуться к ней.
– Что? – тихо отозвалась девушка.
Кэм глубоко вдохнула. Ей так не хотелось просить об этом, но другого выхода не было.
– Мне бы хотелось, чтобы ты еще раз подумала о воскресном марафоне. Я бы предпочла, чтобы ты в нем не участвовала.
Блэр напряглась, перестав водить карандашом.
– Но я должна. Я открываю этот марафон и произношу главную речь.
– Может быть, ты просто выступишь, но не побежишь? – предложила Кэм.
Отложив альбом в сторону, Блэр повернулась к Кэм. Впервые за все это время она посмотрела Кэм прямо в глаза.
– Для меня это не просто политическое событие. Это личное.
Кэм кивнула, она прекрасно все понимала. В воскресенье должен был состояться ежегодный благотворительный марафон с целью сбора средств для лечения рака груди. Мать Блэр умерла от этой болезни, когда девочке было девять лет. Кэм понимала, что значит потерять одного из родителей, к тому же будучи ребенком.
– Я прошу тебя не участвовать в забеге, настоятельно рекомендую прислушаться ко мне.
Блэр знала, что Кэм не может приказать ей не принимать участия в марафоне.
– Почему ты просишь меня об этом?
Кэм замешкалась с ответом. Ее работа заключалась не только в обеспечении безопасности девушки, но и в том, чтобы хотя бы немного дать ей почувствовать, что она живет нормальной жизнью. Кэм не хотела волновать Блэр без особой надобности. Это ей платили за то, чтобы она волновалась. Поэтому Кэм ушла от прямого ответа.
