В "Лебяжьенской республике"
Ранним утром 5 ноября с небольшим отрядом краснофлотцев я вышел из города на западу к поселку Большие Ижоры. Холодный встречный ветер бросал в лица пригоршни крупного дождя. Низко над головами стелились разбухшие тучи. Под ногами чавкала раскисшая земля. Армейские сапоги пришлись как раз кстати.
Справа от дороги в одной из бухт Ораниенбаумского порта виднелся такой знакомый силуэт трехтрубного корабля. "Аврора"! Вот куда забросила ее военная судьба. Легендарный крейсер давно уже оставил место в боевом строю флота. Но в грозную годину, когда шла смертельная борьба за провозглашенные его историческим выстрелом завоевания Октября, он не мог оставаться сторонним наблюдателем. Большая часть его команды ушла на сухопутный фронт. Из шестидюймовых орудий, снятых с крейсера, была создана батарея, которая еще совсем недавно била врага у Дудергофских высот. А сам он, жестоко израненный, оставался здесь, напоминая защитникам плацдарма об их святой обязанности стоять насмерть.
За оголенными деревьями и кустарником простиралась серая шкура залива с чешуей пенистых барашков. Тоскливо кричали чайки, касаясь крыльями волны. От этого крика было муторно на душе, портилось и без того плохое настроение.
Дорога пошла на подъем. И тут все, как по команде, обернулись влево. Оттуда приближался, стремительно нарастая, знакомый посвист снаряда. Через мгновение он, прошелестев у нас над головами, разорвался с небольшим перелетом. В воздух взметнулся фонтан черной грязи и дыма. Через несколько десятков секунд такой же фонтан поднялся слева, с недолетом. Противник захватил нашу небольшую колонну в вилку. Теперь он начал ее половинить, приближая разрывы к дороге.
- Короткими перебежками, вперед! - прозвучала команда.
Подгонять нас не требовалось: противник закончил пристрелку и перешел на поражение беглым огнем. Вскоре мы перевалили через бугор и оказались вне видимости противника. Обстрел прекратился.
Это дорожное происшествие окончилось для нас сравнительно благополучно. Только три краснофлотца получили легкие ранения. Вместо Больших Ижор им пришлось отправиться в Малые - там, в трех километрах отсюда, находился госпиталь.
Часа через два мы вошли в Большие Ижоры. Здесь остались краснофлотцы и сержанты для распределения по батареям. Комсоставу предстояло получить назначения в поселке Лебяжьем, где располагался штаб Ижорского сектора.
Переночевав в Ижорах, утром 6 ноября я двинулся в путь. Вскоре я уже входил в Лебяжье. Сердце у меня невольно екнуло. Лебяжье! Так называлось село, в котором я родился. Только было оно в тысячах километров отсюда, в привольной поволжской степи. Ничего общего не было в облике этих двух одноименных мест. Здесь, в дачном поселке среди хвойных рощиц, стояли красивые дома с верандами, с узорными наличниками окон. А там на двух пыльных улочках теснились старые избы с позеленевшими тесовыми и соломенными крышами. На перекрестке возвышалась покосившаяся церквушка, казавшаяся нам, мальчишкам, грандиозным сооружением.
Горьким было мое детство. Отца я не помнил. У матери нас было пятеро - мал мала меньше. До коллективизации жили мы совсем худо. Ходили в обносках, досыта никогда не наедались. По улицам пылили босиком, а когда подросли, щеголяли в лаптях двух фасонов - русских и татарских.
Оттуда, из Лебяжьего, пошел я учиться в ФЗУ на слесаря. Потом окончил курсы комбайнеров. Год работал в МТС в Куйбышевском районе. А после этого двинул в Казань на рабфак...
Вспомнил я трех своих братьев. Где воюют они сейчас? Ничего о них мне не было известно...
Два одноименных места... А что общего в них кроме названия? Впрочем, была у них общность в самом главном. И то и другое находились на одной, советской земле. Здесь, в Лебяжьем, решалась судьба и того Лебяжьего. А волжские лебяжане защищали и Ленинград, и десятки безвестных населенных пунктов.
Штаб сектора, занимавший один из немногих двухэтажных домов, я нашел без труда. Никого из командования там не оказалось: все были в бетонном массиве командного пункта, расположенного на форту, в нескольких километрах отсюда. Зато начальник отдела кадров капитан Филимонов находился на месте. А он-то мне и был нужен в первую очередь. Приятный, общительный человек, Михаил Денисович встретил меня словами:
- Рады пополнению в нашей "Лебяжьенской республике"!
- Где, где? - не понял я.
- В "Лебяжьенской республике". А что вы думали? - улыбнулся он. - Мы от бела света отрезаны, живем за счет, так сказать, местных ресурсов. И Советская власть у нас имеется. Поселковым советом товарищ Рейман руководит. Райком действует. Гражданских жителей, правда, мало. Большинство эвакуировалось. Но не все. Те, кто остался, в госпиталях работают, в военных учреждениях, помогают нашему брату оборонительные сооружения укреплять. Иные рыбу промышляют. Даже кое-какие сельскохозяйственные работы ухитрились провести. Вы раньше-то в Лебяжьем бывали?
- Три года назад курсантом на практику в эти края приезжал. Только сам поселок я знаю плохо.
- Ну, сейчас здесь настоящая столица. Кроме штаба и политотдела имеем Дом флота,, полевую почту, редакцию газеты "Боевой залп", поликлинику. О фронтовом доме отдыха уже подумывают - ведь обосновались мы тут, видать, надолго, уходить не собираемся. А из средств обеспечения имеется у нас артмастерская, база железнодорожной артиллерии и бронепоездов. Пути поддерживаем в порядке. На западе конечная станция Калище, на востоке Мартышкино. Дальше поездам ходить нельзя: немцы.
Чем же у нас не республика? - снова улыбнулся Филимонов. - Даже своя железнодорожная сеть. - Потом, посерьезнев, разговорчивый капитан спросил: Так где бы вы хотели служить, товарищ Мельников?
- Желательно на батарее, которая действует поактивнее.
- А вы материальную часть стотридцаток твердо знаете?
130-миллиметровые дальнобойные пушки в год моего поступления в училище были приняты на вооружение кораблей и береговой обороны. Двумя годами позже на флот стали поступать 180-миллиметровые орудия с еще большей дальностью стрельбы. По своим баллистическим качествам, скорострельности и точности огня те и другие пушки были без преувеличения лучшими в мире среди соответствующих калибров. На изучение этих самых современных артиллерийских систем в училище отводилось много времени. Зачеты по их устройству мной были сданы на пятеркуу и в памяти они отложились основательно. Об этом я и сообщил капитану.
- Вот и хорошо, - сказал Михаил Денисович, и по его тону я понял, что вопрос о моем назначении давно предрешен. - Вы назначаетесь командиром двести одиннадцатой береговой батареи статридцатимиллиметровых орудий на форт "Краснофлотский". На Красную Горку, стало быть. Батарея боевая. Почти каждый день стреляет. Она еще в Лужском секторе отличалась. Ею командовал капитан Башмаков. Сейчас он на повышение пошел. - Поднявшись, Филимонов протянул мне руку: - Рад, что назначение совпадает с вашим желанием. Желаю удачи, лейтенант. Будете в Лебяжьем - заходите, буду рад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
