Едва вышли из пролива Дарданеллы, прихватил шторм. Ветер свистел в реях, снастях, завывал в надстройках. Волны глухо били в корму, с треском резали планширь, стремительно пролетали от кормы до носа. За что ни возьмись, все мокрое; какие-то предметы метались по палубе, чуть зазевался – и сам поехал по ее мокрой, скользкой поверхности; в воздухе крутилась соленая водяная пыль.
Олег за время пиратской жизни успел привыкнуть к буйству морской стихии, но Феофания переносила ее с трудом. Морская болезнь измотала ее, и она, обессиленная, лежала в гамаке, отказываясь от еды. Только на третий день, когда установилась хорошая погода, перекусила кусочком соленой рыбы со ржаным хлебом. Но потом погода наладилась, и Феофания повеселела.
Родос встретил их первозданной тишиной. Возле пристани ютился небольшой старинный городок, на холме примостился монастырь, где Олегу и Феофании были отведены каморки для жилья. Они были заняты сами собой и не особо скучали. В первые дни им большое удовольствие доставляли прогулки по острову, где все было для них ново и интересно. Они бродили по горам, изрезанным руслами рек, по которым текли ручейки воды, а порой виднелись лишь песок и галька. В долинах располагались деревни, где крестьяне занимались земледелием и разведением тонкорунных овец и коз. В больших количествах здесь произрастали оливковые деревья и смоковницы. Жители были очень доброжелательны, поили их молоком, предлагали вино, овощи, баранину и козий сыр. С наступлением ночи они часто выходили из каморок и садились на ступеньки крыльца, вдыхали прохладный морской воздух, слушали пение цикад и любовались высоким небом с большими южными звездами.
Событием в жизни городка было прибытие очередного купеческого судна. Когда-то Родос был крупным торговым центром, куда сходились морские пути и из Византии, и из Египта, и из стран Европы. Но теперь рядом оказались турки-сельджуки, они порой совершали нападения, ввиду чего торговля захирела и купеческие суда не часто баловали своим посещением этот остров, оказавшийся на окраине Византийской империи. Поэтому, когда через пару месяцев их пребывания в ссылке неожиданно причалил торговый корабль, жители потянулись на пристань; среди них был и Олег; Феофания занемогла и осталась в монастыре.
Олег спускался к морю, думая о чем-то своем, как вдруг его остановил удивленный голос:
– Олег, это ты или мне показалось?
Он оглянулся. Рядом с ним стоял Мехос, с которым ему однажды пришлось сойтись в смертельной схватке на пиратском судне. Тот стоял и улыбался, приветливо и даже радостно. К своему удивлению, и Олег не почувствовал к нему ни ненависти, ни вражды; наоборот, ему было даже приятно встретиться на этом уединенном острове с соратником по морскому разбою.
– Здравствуй, Мехос, – ответил Олег и протянул руку. Мехос обрадованно ее пожал. – Ты на этом корыте прибыл? Нанялся моряком?
– Бери выше! Теперь это мой корабль. Я на нем мотаюсь по свету и торгую разными полезными людям товарами.
– Вон как! Значит, купцом заделался?
– Угадал. Остались кое-какие сбережения от прошлой жизни, я их не стал пропивать, а купил, как ты говоришь, это корыто.
– Молодец! Скажу честно, не ожидал от тебя такой прыти. Тем более рад за тебя, что занялся полезным делом.
– Я доволен! И по-прежнему в море, и от властей не надо прятаться. Хотя, – он жуликовато прищурился и приблизился к уху Олега, – старую закваску никуда не денешь, нет-нет да и забродит. Плывем как-то, а навстречу купчик плюхает, из какой-то Генуи. Так я его тряхнул по старой привычке, товар забрал, а посудину отправил ко дну… А ты-то что тут делаешь?
Олег рассказал. Мехос задумался, сказал задумчиво:
– Сгниешь среди этих голых скал… Бежать не собираешься?
– С собой возьмешь?
– А почему бы и нет? Только скажи, куда плыть. В Константинополь тебе заявляться нельзя, да и в другие порты Византии тоже…
– И не надо! Отвезешь прямиком на Русь, в Тмутаракань, век обязан буду. Не только щедро уплачу за услугу, но и получишь право без пошлины торговать в моем княжестве.
– Решено! Чего не сделаешь для друга! – Мехос хлопнул Олега по плечу. – Будь готов к отплытию. Проскочим мимо столицы и уйдем в Черное море. Кто нас сможет остановить?
– Когда собираешься отчалить?
– Поторгую с неделю, а потом только нас и видели!
Олег потихоньку сообщил обо всем Феофании. Чтобы обмануть бдительность монахов, которым было поручено следить за каждым шагом ссыльных, они по-прежнему совершали прогулки по острову и ни разу не приблизились к кораблю. Только в день отплытия, прихватив драгоценности, вошли на судно и закрылись в каюте. Тотчас Мехос приказал отдать концы, и судно вышло в открытое море. Долгое время не могли прийти в себя, веря и не веря в свое спасение…
В Тмутаракани пристали поздним вечером. Оставив Феофанию на корабле, Олег пошел к своим друзьям и приятелям, с которыми три года назад собирался в поход на Чернигов. Его помнили, за ним пошли. Той же ночью все сообщники в количестве до трехсот человек собрались возле дома, где он остановился, а рано утром внезапно напали на терем, в котором жили князья Давыд и Володарь, поставленные великим князем. Обоих захватили прямо в постели, привели к Олегу. Он им сказал, холодно поблескивая синими глазами:
– Вы княжили незаконно, в моей вотчине. Идите отсюда подобру-поздорову, я вас не трону. Но только обратно не возвращайтесь, если не хотите сложить свои головы на плахе.
Давыд и Володарь отправились во Владимиро-Волынское княжество и стали в нем готовиться к захвату власти.
Тем же утром был схвачен и хазарский бек Истеми со своими людьми, к этому времени перебравшийся на постоянное жительство в город. Олег даже не стал с ним разговаривать, а приказал повесить на центральной площади. Тмутараканское княжество перешло в его руки.
Слух о появлении Олега быстро распространился по Руси. Нестор записал в своей летописи «Повесть временных лет»: «В год 6591 (1083). Пришел Олег из Греческой земли к Тмутаракани, и схватил Давыда и Володаря Ростиславича, и сел в Тмутаракани. И посек хазар, которые советовали убить брата его и его самого, а Давыда и Володаря отпустил».
X
Великий князь Руси Всеволод все больше старел и слабел. Он уже не возглавлял войска, а сидел в своем дворце и все с большим безразличием слушал вести, которые приносили ему со всех концов света купцы и лазутчики. Пользуясь ослаблением центральной власти, поднимались враги. То там, то здесь вспыхивали межкняжеские распри, родственные неурядицы, грозившие вовлечь страну в кровавую усобицу. Видя раздор на Руси, лезли жадные до грабежа кочевники, воинственные венгры, высокомерные поляки. Старый Всеволод уже не мог возглавлять войска и вместо себя посылал своего сына. Владимир Мономах почти не слезал с коня. Зимой половцы напали на Стародуб. Вели их ханы Асадук и Саука. Они намеревались, используя хорошую дорогу по замерзшей Десне, разорить богатейшие черниговские земли. Действовали кочевники коварно и хитро, заметая следы. Но изворотливее их оказался Мономах. Стремительным переходом своей дружины он пересек их путь и в густых прибрежных кустах устроил засаду. Русы ударили по врагу со всех сторон и на ровном льду вырубили большую часть разбойников, остальные попали в плен. Было освобождено много невольников, возвращены награбленные богатства.
А через полгода в Киев прибежал Ярополк Изяславич, изгнанный из Владимира-Волынского Володарем и Давыдом. И вновь Всеволод посылает Мономаха восстанавливать порядок на Руси, дав ему киевскую дружину. На Волыни уже знали, что к тридцати годам Мономах не проиграл ни одного сражения, поэтому смирились без брани.
Когда возвращался в Киев, застала весть: половцы взяли город Горошин. Мономах повернул свое войско против степняков и прогнал за реку Хорол…
Кажется, можно было отдохнуть от ратных забот в кругу семьи. Но – нет. Тут же приходит весть с юга: Давыд на Днепре ограбил греческих купцов. Пришлось разбираться с ним.
Не успел оглянуться, как за спиной поднял мятеж двоюродный брат Ярополк, чтобы отделиться от Киевской Руси. Он бежал к ляхам и стал готовить войну Польши против Руси. Кое-как удалось уговорить брата взять в управление Владимир-Волынский и перестать творить каверзы против своей родины.
Порой Русь напоминала Мономаху большой закипающий котел, когда выливаешь ведро холодной воды в одно место и буруны утихают, но в это же время они возникают в другой стороне; плеснул туда, а бурлит уже в третьем, четвертом месте…
13 апреля 1093 года умер великий князь Всеволод. На престол заступил Святополк Изяславич, который был на три года старше Мономаха и поэтому, согласно лествице, имел все права занять это высокое место. Тотчас начался передел столов. Святополк отнял у Мономаха Смоленск, туда был посажен брат Олега – Давыд Святославич; Смоленск, давно бывший в руках Всеволодова дома, отошел теперь к Святославичам. У Мономаха остались Чернигов, Переяславль, Ростов, Суздаль и Новгород, где сидел его сын Мстислав.
