Овраг встретил его полутьмой. Несколько камушков вместе с землёй осыпались под копытами во время спуска, и навстречу выпорхнул испуганный сыч. Косматый только и успел разглядеть растопыренные мохнатые лапки перед самой своей мордой. Сыч опустился на край оврага над зубром и, поводив круглой пушистой головой по сторонам, принялся кланяться. Зубр двинулся дальше. Разве мог крохотный сыч ему помешать?
Узкое небо над головой быстро темнело. Косматый стал чувствовать себя неуютно. Склоны оврага были крутые, он не видел возможности выбраться. Значит, у него не было выбора. Либо вернуться назад, ко львиному запаху, либо двигаться вперёд. Конечно, он двигался вперёд. Немного успокоившись, зубр припомнил, что у него чешутся бока и спина. Теперь он мог чесаться о крутые глинистые откосы оврага и тут же занялся этим делом. Клочья шерсти оставались на склонах, словно пучки сухой травы, а шкура зубра настолько пропиталась глиной, что он перестал узнавать свой запах. Зато вскоре почувствовал впереди стойкий запах волков. Но почти не колебался. Куда лучше для зубра запах волков, чем запах львов. Хотя ни от тех, ни от других не ждёт он добра. Но что-то внутри Косматого говорило: если он хочет остаться зубром, если намерен когда-то вернуться в стадо – он должен искать себе силу, а не прятаться ото всех. Он должен отбить себе силу у извечных врагов. Сначала отбить у волков, раз они встали у него на пути. То, что у зубра нет настоящих клыков, вовсе не означало, что ему никогда не хочется убивать. Сейчас он понял, что очень даже хотелось. Почти нестерпимо. Куда нестерпимее бледного страха. Совсем как тогда, когда он топтал львят. Совсем как тогда.
Волчий запах усиливался, но самих волков не было видно. Косматый ускорил шаги, засеменил лёгким галопом и выставил вперёд рога. Зубр плохо видит во тьме, враги могли возникнуть совсем неожиданно.
Но враг о нём и не подозревал. Волчицу подвёл её чуткий нюх. Слишком усердно зубр натёрся глиной. Волчица всё же услышала тяжёлую поступь и запоздало высунулась из норы на склоне оврага. Горящие волчьи глаза внезапно оказались на одной высоте с рогами зубра, вспаниковавшему Косматому примерещился волк волков, ему показалось, что перед ним стоит хищник невиданного доселе, поистине львиного размера. Отчаяние рвануло зубра в атаку с немыслимой прытью. Волчица отпрянула в нору, рога зубра с огромной силой ударили мягкую землю, посыпались искры и всё вокруг затряслось, весь овраг задрожал, закачался – и сверху тоже что-то посыпалось, со всех сторон посыпалось на самого зубра – наверное, новые волки запрыгнули на его спину, он ничего уже не соображал, он только выдернул свои рога из мягкого, отступил на шаг и ударил опять – и снова что-то посыпалось. Волчица уклонилась на этот раз тоже, но теперь она испугалась, что бешеный зубр скоро развалит её нору, и не могла рисковать жизнью волчат. Она попыталась выскочить вон, чтобы отвлечь неистового врага и сразиться подальше от беззащитных детёнышей, но её не размявшимся лапам чуть-чуть не достало прыти. Зубр слишком быстро ударил опять, его рог зацепил-таки заднюю ногу волчицы, проткнул насквозь, подхватил, прокрутил в воздухе – и волчье мясо лопнуло, освободилось от рога, а волчица взлетела как птица. Вернее, уже падала. Но ей казалось, что она зависла в воздухе, невесомая, и падает очень долго, потемневший мир застыл перед ней, мир из огромной мутной головы зубра с рогами, и этот мир как будто хочет что-то сказать ей, такое важное, гораздо важнее того, что ей предстоит опуститься на лапы… Она всё равно опустилась на лапы, не чувствуя никакой боли, но она не могла уже уклониться, потому что увидела смерть. На этот раз – свою смерть. Впервые. Запоздалый помощник прыгнул сверху на зубра, но волчица уже не распознавала впившегося в зубриную холку Серого. Слишком поздно он подоспел. Ей уже всё равно. Паникующий травоед понёсся прочь, пытаясь сбросить со своей спины нового волка. Копыта прошлись по равнодушному телу волчицы, оно оказалось мягче земли, такое податливое. Обезумевший зубр врезался в стену оврага, и Серый слетел с его холки, как пёрышко, ударился о землю, но тут же вскочил. Косматый не знал, что волки способны летать, словно мухи. У него не было времени на усвоение нового знания. Оглушённый ударом побольше волка, он развернулся на ощупь и кинулся наутёк. Или в атаку. Он сам не знал, куда кинулся. Просто нёсся со всех ног и готов был всё сокрушить на пути. Всё и вся. Но кроме извилистых стен, ничто не осмелилось больше перечить. Он бодал стены. Покуда не выдохся. Однако это случилось не скоро.
Теперь он почувствовал боль. И почувствовал прошлый страх. Волк успел разодрать ему холку, рана саднила. А крепкая голова неприятно звенела, словно что-то внутри неё сорвалось с опор и болталось само по себе. Косматый остановился, тщательно втянул воздух ноздрями, но внутри оврага не было чуждых запахов. Зубр успокоился. Его сила опять была с ним. Одним махом он разделался с волчьим семейством. И уже этим гордился. Как только может гордиться зубр. А сверху закапал дождик, принялся остужать горячее тело. Косматый двинулся вперёд. Опять он никого не боялся, опять был готов к любому препятствию.
Но препятствий не попадалось на пути. Хотя двуногие уже вышли с острыми палками в руках. Разожгли свой неслышный и невидимый отсюда костёр. А один из двуногих был совсем рядом. Но остывший зубр ничего не желал об этом знать. Главное, у него опять была прежняя сила. Спокойно бурлила в жилах.
Двуногий сидел на корточках на дне оврага и глядел в сторону от медленно приближающегося зубра. Зубр тоже не видел его в темноте, и только когда услышал кряхтенье совсем рядом со своей мордой, то угрожающе замычал. Двуногий проворно вскочил на ноги, в его руках оказалась острая палка, она мгновенно присвистнула и тут же воткнулась в стену оврага так быстро, что Косматый не успел даже мотнуть головой. Толком не различая, куда, он бросился на двуногого. Тот как-то странно заковылял и полез вверх по склону, путаясь в своих двух ногах. Косматый не мог устремиться за ним, склон в темноте для него выглядел слишком крутым. Зато зубр, скорее со смехом, чем с яростью, наподдал рогами под зад замешкавшемуся двуногому, и тот камнем вылетел из оврага в степь с каким-то странным треском, словно лопнула его приспущенная шкура. Он торопливо куда-то пополз, но Косматый не мог уже этого видеть. Он почувствовал крепкий запах дерьма, человечьего дерьма – и тут же поверх этого запаха наложил свою кучу. Так делают львы и медведи. И зубр тоже так сделал. Потому что с ним была сила. И больше не было ему дела до двуногой букашки. Теперь он уже будто видел, как днём вернётся в стадо и почешет крепкие рога о рёбра давних врагов. Он жаждал выбраться из бесконечного оврага и вскоре и впрямь обнаружил выход. И сразу же повернул туда, куда теперь, наверное, направлялась вся степь. И львы, и гиены, и двуногие. Но одна волчица не могла уже туда направиться. И перепуганный двуногий тоже не мог. Зубр отобрал их хищные силы, чтобы вскоре вогнать в соблазнительных тёлок и передать новым зубрам. Как только тёлки будут готовы так же, как он. Потому что зубрам здесь хорошо, на этой земле. Даже без солнца. Даже под дождиком. Косматый вдыхал ночной воздух своей мощной грудью и упоительно чувствовал, как ему хорошо.
