– Мы сами поможем Сосновому Корню. Иначе зубр уйдёт.
Все трое глядят на него с нескрываемым изумлением. Даже Сосновый Корень выкатил опущенные глаза. И Режущий Бивень принимает решение, уже принял, а теперь лишь высказывает вслух:
– Назад пути нет. Вы вдвоём отведёте Соснового Корня в перелесок. Соорудите ему помост на сосне и набросайте можжевеловых веток. А потом возвращайтесь, берите след зубра и спешите мне на подмогу.
Всё ещё изумлённые, Рогач и Трясёт-Хвостом без единого слова подхватывают оружие. Они готовы идти, но Сосновый Корень застыл. Не шевелится. Пустыми выкаченными глазами зрит во тьму, и то, о чём здесь говорили, наверное, не про него. Про кого-то другого.
– Возьми это копьё, Сосновый Корень. Оно даст тебе силы. У меня останется Лук.
И снова Сосновый Корень не слышит. Трясёт-Хвостом достал из походной сумки иголку и чёрную нитку из кручёного конского волоса, развернул пострадавшего задом к свету костра, стал торопливо зашивать разодранные штаны. Руки Соснового Корня освободились, Режущий Бивень хочет вложить ему в ладонь копьё, но Сосновый Корень не видит его. Тогда, выждав момент, когда Трясёт-Хвостом выдернул иголку, Режущий Бивень резко хлопает Соснового Корня по плечу и кричит ему прямо в ухо:
– Очнись!
Сосновый Корень полусонно поворачивает голову и вдруг вымученно улыбается:
– Пусть Режущий Бивень оставит своё копьё себе, – медленно говорит он. – Сосновый Корень ничего не станет осквернять. Он сделает сам, как надо – или умрёт.
Это слова охотника. Рассуждать больше не о чем. Режущий Бивень забрасывает на спину колчан со стрелами, продевает руки в петли тесёмок, затем одевает Лук на плечо, водружает на голову волчарник, волчий наголовник, и уходит. Копьё тоже остаётся в его руке. Сосновому Корню с двумя провожатыми идти в другую сторону. Они уже позади. Нельзя оглядываться.
До утренней зари ещё долго. По-прежнему накрапывает мелкий дождик, ни зги не видать. Режущий Бивень наконец соображает, что в такой темноте он след не возьмёт. А к утру дождик вовсе может след уничтожить. Но охотнику боязно спускаться в овраг. Легко оступиться на скользком отвесном спуске и повредить ногу – дурных примет было достаточно. Режущий Бивень уже уверен, что запросто повредит ногу, почему-то уверен, хотя ведь он мог бы спуститься, как пить дать. Но вместо этого он остановился и размышляет. Ему кажется, что лучше всего на его месте двигаться вдоль оврага поверху, но как он определит, в какую сторону направился обидчик Соснового Корня? Ведь он даже не удосужился об этом спросить самого пострадавшего. Наверное, изгнанный злобный зубр удалялся от стада, но всё же Режущему Бивню придётся спускаться вниз. Он должен знать наверняка.
Оглушительный львиный рык прокатывается над землёй, и охотник невольно вздрагивает. И тут же приходит решение. Ни разу в жизни он так не делал, ещё ни разу – но когда-то же нужно попробовать. Разве есть выбор? Он уже положил на землю копьё, снял волчарник, скинул Лук и стрелы, стянул через голову медвежью накидку. По голой спине стучат капельки дождя, стекают к пояснице, попадают на грудь и на живот. Режущий Бивень неподвижно застыл. Как скала. Режущий Бивень – Сверкающий Глаз из клана Медведя. Его время пришло. Он опускается на землю, ложится на бок, головой к восходу, подтягивает колени к груди. Он набрасывает на голову медвежью накидку, оставляя открытой макушку, и затем обхватывает колени руками. Теперь он должен остановить мир и вызвать великого предка. Убрать все мысли, не сомневаться, не слышать, не глазеть. Тёмная ночь раскинулась над ним, над медвежьей накидкой, косой дождик шелестит в траве. Он останавливает ночь и останавливает дождик. Они остаются где-то вдали, где-то там, где-то… слов в голове больше нет, звуков, запахов, ощущений, ничего… Пустота. Пустоты тоже нет. Ничего. Только намерение. ВИЖУ.
Толчки. Голова сотрясается изнутри или весь мир сотрясается изнутри – и вдруг что-то выходит через макушку, со свистом вырывается на свободу. И очумело глядит.
Действительно, некто видит. Свидетельствует. Степь внизу светится призрачным светом, будто на небе сияет полная луна. Извилистой лентой вьётся овраг. Трое людей движутся к перелеску, душа одного отстаёт. Душа только мошка в человеческом облике, хлипкая мошка… Львицы в другой стороне нюхают ветер… Грохочущий визг катится волнами шире и шире. Летучая мышь отчаянно ищет ночную бабочку. Сердитый зубр глядит кверху, остановился и задрал морду к небу. К тому, что, наверное, небо. Рога светятся человеческой кровью… Кто-то вымолвил: «ТЫ!»
Призрачный мир разрушается с треском и стуками, запах прелой медвежьей шкуры ударил в нос. Режущий Бивень стаскивает с лица накидку и, пошатываясь, приподнимается. Его голова звенит каменной пустотой, но внутри пустоты болтается неприкаянно одинокая мысль: «Теперь знаю».
Он знает. Зубр выбрался из оврага и направился к восходу. Он может нагнать того к утру, ежели поторопится.
И если львицы не устроят охоту на его зверя. Они, наверное, не способны разглядывать сверху, но у них лучше нюх.
****
Блестящий хохлатый чибис замер в траве, а потом повернул голову назад и спрятал клюв среди перьев спины, превратившись в болотную кочку. Пёстрый Фазан бесшумным движением попытался достать из-за спины дротик – и чёрная кочка тут же ожила и пустилась наутёк на длинных ногах. Охотник усмехнулся и не стал метать дротик вдогонку. Он осмотрел место, где только что была птица, но ничего интересного не обнаружил. И отправился дальше своей дорогой.
Чибис, отбежав в сторону, поднялся в воздух и, сделав круг, пролетел над самой головой охотника с жалобным криком: «Чьи-вы! Чьи-вы!» «Охотник тебе не пигалица, чудак!» – рассмеялся Пёстрый Фазан. Заглядевшись на чибиса, он едва не наступил на гнездо овсянки. Невзрачная зеленоватая птичка чистила перья, всем своим видом давая понять, что не боится двуногого великана и вообще ей дела нет до него, потому что ему у неё нечего взять. Совсем нечего. Пёстрый Фазан, однако, подумал, что неплохо было бы взять из-под неё одно или два крохотных яичка для дочери, потому что всё равно всех яиц птице не высидеть, но тут на него стремительно налетел муж овсянки. В ярком жёлто-буром наряде муж овсянки выглядел очень красиво и, кроме того, охотнику понравилась птичья смелость. Так и так дочка расспросит его, как он добыл эти яйца – и если он скажет, что птицы сильно возмущались, она огорчится. Не стоит из-за такой мелочи, как пара яичек размером с крупную ягоду, обижать пернатых. Он сам из Птичьего клана, его давний Предок когда-то летал. Потому он отмахнулся рукой от назойливого самца овсянки и сказал: «Ухожу». Птица сразу же успокоилась.
