С другой стороны, на своем пути отец накопил достаточный политический капитал. Но сам этот путь - тупиковый. На нем этот капитал не может быть реализован, не может быть пущен в дело, и так и останется лежать мертвым грузом, лишь укрепляя фундамент той системы, которую призван был изменить. И отступить с этого пути Клаус Ламберт тоже не может. Прежде всего - не захочет. Но если бы даже и захотел - это означало бы признание в собственном поражении. И тем самым весь капитал мгновенно бы обеценился.
Существует лишь один способ, которым этот капитал может быть пущен в ход. Не только без потерь, но даже с умножением. Другого способа нет. И доктор Фройд тут совершенно ни при чём.
"Ich soll mein Vater erledigen" - сформулировал Ламберт-младший. В очередной раз он констатировал богатство и одновременно точность родного языка. Английский глагол "finish" создавал совершенно неверный смысл - добивания кого-то слабого, жалкого, корчащегося в агонии. Русское "прикончить" звучало и вовсе омерзительно вульгарно, с каким-то кабацко-балаганным оттенком. Не говоря уже о примитивных, лишенных всякой многомерности глаголах "kill" и "убить", сводящих все к банальной уголовщине. Нет. Erledigen. Это одновременно и "убить", и "исполнить", и "уладить", и "разрешить сомнения", и "довести до конца". Фактически он намерен исполнить свой - их общий - долг и довести до конца дело отца - пусть и вопреки самому Клаусу Ламберту.
"Я должен erledigen своего отца" - повторил себе Отто и швырнул мокрое полотенце на пол.
Kapitel 51. 16 февраля 1991 года, суббота, утро. Москва, Трубниковский переулок, 30.
Праздничным субботним утром Фридрих проснулся в прескверном настроении.
Если его оценки верны, времени не оставалось совсем. А в активе по-прежнему не было ничего, кроме гипотез и оборвавшихся ниточек. Оборвавшихся или оборванных, мрачно напомнил он себе.
Накануне, вернувшись из безрезультатной поездки в Теплый Стан, Власов отослал Мюллеру то, что только и мог отослать - отчет о последних событиях с комментарием, что наиболее вероятной он считает версию о теракте, который руками Зайна намерены осуществить некие высокопоставленные деятели Райха (вероятно - при поддержке определенных кругов в России, в частности, в ДГБ, возможно - к делу причастен лично Бобков) по случаю тайного (во всяком случае - не афишируемого заранее) визита в Россию кого-то из политиков Фатерлянда, каковой визит - и теракт - скорее всего, состоится в ближайшие два дня. Будет ли теракт направлен против данного политика или же, напротив, послужит его интересам - пока остается неизвестным. Фридрих, кривясь от отвращения, перечитал все эти беспомощные "некие", "возможно" и "вероятно", но делать было нечего - лучше это, чем ничего. Пусть теперь Мюллер сам делает ход. Если он все знает об этом визите, то, возможно, наконец перестанет играть в секретность и сообщит эту важную для дела информацию подчиненному. Если же не знает даже он - пусть задействует свои ресурсы, чтобы выяснить, кто и почему шутит с Управлением такие шутки. Если знает и замешан... что ж, Власов, по крайней мере, исполнил свой долг.
Фридрих чувствовал, как он устал от этой неопределенности. От ситуации, когда чем дальше, тем менее понятно, где свои, а где враги, кому и на каком уровне можно доверять... На какой-то миг он почувствовал нечто вроде зависти к американцам. Офицер ЦРУ, оказавшийся в подобной ситуации, мог бы, наверное, слить информацию, пусть сырую и бездоказательную, в их пресловутую свободную прессу. А уж тамошние шакалы пера расстарались бы, преподнеся набор намеков и версий в виде железобетонного обвинительного заключения, где имена заговорщиков не упоминаются исключительно "в интересах следствия". И такого "разоблачения", вполне возможно, оказалось бы достаточно, чтобы либо сорвать планы противника, либо заставить того обнаружить себя раньше времени...
Увы. Для офицера РСХА подобный путь был полностью исключен. Не в "Свободное слово" же обращаться... И даже если бы, чисто теоретически, он решился на столь безумный шаг, все равно уже слишком поздно. Ближайший номер выйдет лишь на следующей неделе.
Так что после шести часов сна Власов чувствовал себя почти таким же усталым, как накануне. Контрастный душ, как обычно, помог вернуть физическую бодрость, но дело было не в ней... Первым делом после душа он проверил почту. Посланий от Мюллера не было. Власов почти не удивился, коль скоро его не разбудили телефонным звонком. Впрочем, не исключено, что шеф сам еще спит. Он, в конце концов, тоже человек, и накануне наверняка тоже работал допоздна.
Фридрих проверил в сети информацию аэропортов Москвы и Петербурга - причем не только адресованную пассажирам, но и предназначенную для пилотов. Если прибывает специальный борт с каким-нибудь важным человеком - возможны изменения в графике обычных рейсов и даже полное закрытие воздушной зоны аэропорта на определенный период. Ничего такого, однако, не обнаружилось - хотя, конечно, нет гарантий, что соответствующие объявления не последуют в самый последний момент. Но "самый последний" в данном случае - это все-таки не перед посадкой - нельзя объявить уже подлетающим к цели лайнерам, которых будет не один десяток, что они должны следовать на запасной аэродром. То есть объявить-то в принципе можно, и по инструкции они должны иметь достаточный остаток топлива, чтобы туда добраться - но скандал от срыва десятков рейсов получится изрядный, и хаос в небе тоже (в том числе - и в небе запасного аэродрома, который принимает в это время собственные борты и которому внезапно привалит такое счастье). У атлантистов такое просто стоило бы политику карьеры. В Райхсрауме это не так, но все же вряд ли кто-то захочет злить народ без крайней необходимости - особенно если готовится некий широкий жест, апеллирующий к тому самому народу. Так что о переносе рейсов все же должны объявить за несколько часов, пока эти рейсы еще не поднялись в воздух. Значит, хотя бы это время еще есть... Прибытие самолета с официальной делегацией во внуковском графике, напротив, было отмечено и ожидалось через три часа, но здесь Фридрих никаких сюрпризов не ждал.
Он попробовал дозвониться до фрау Рифеншталь, чтобы распросить ее о книге. Пусть ему и сказали, что это "не его тема", но, может, хоть это прояснит ситуацию... Увы - номер на той карточке, что она вручила ему, не отвечал. Возможно, старуха и в самом деле плавала под водой у берегов Австралии. "Хорошо, если хотя бы не как Гельман", - мрачно подумал Власов и тут же сказал себе, что уж это-то точно паранойя, такую фигуру тронуть не посмеют, да и кому она помешает с противположной стороны земного шара... А как знать - может, этот отъезд - не ее идея, может, ей мягко посоветовали съездить в эти дни куда-нибудь подальше, исключительно, разумеется, ради пользы для здоровья? Гипотезы, гипотезы...
Кому еще позвонить? Никонову? Вдруг тому за вчерашний вечер удалось узнать что-то ценное... хотя надежды мало. После того, как линия со штриком оборвалась, точнее, уперлась в чистую уголовщину, майор, похоже, просто отсиживается в Бурге, подальше от гнева Бобкова, расследующего гибель своего водителя. И кстати, насколько все-таки Никонову можно доверять? Фридрих уже не раз думал о схеме с добрым и злым следователем, и вроде бы пока майор опровергал эти подозрения, его помощь была реальной, а информация - достоверной... но что если, подумал Власов, все еще хитрее - и хуже? Если никакого "злого следователя" нет, а Бобкова просто-напросто подставляют - как, возможно, подставляют и Мюллера? Замначальника "тройки" выглядит просто идеальной фигурой для этого, его недружелюбие к Райху вполне искреннее - но что, если это не более чем эмоции, за которыми не стоит ничего реального? Все же прочее... Фридрих внезапно осознал, что все остальное он знает либо со слов Никонова, либо из собственных домыслов, основанных на тех же словах. Никонов по собственной инициативе вышел на контакт с ним, Никонов организовал ликвидацию водителя Бобкова - да полно, была ли вообще эта смерть, или это просто страшилка, придуманная, чтобы подтолкнуть Власова к отъезду из Москвы? И с той же самой целью устроена эта навязчивая слежка за ним - устроена не Бобковым, а именно Никоновым, ну или теми, кто за ним стоит... Во всяком случае, если целью Никонова было не допустить сотрудничества Власова с Бобковым, то он своего добился. Однако с Грязновым все оказалось правдой, тот действительно рванул в Бург, и Никонов за ним... хотя... хотя... Фридрих вспомнил, кому он сообщил о розовой трубке и кому отдал саму эту улику. И в чьей версии услышал дальнейшие события. Предположим, Никонов вышел на Грязнова, давно находившегося в поле зрения "тройки", сам. И именно он, а не Спаде, подтолкнул бывшего студента-физика к бегству в Петербург. А уж только потом поставил в известность крипо. А дальше в нужный момент по своим каналам слил бургским дуфанам информацию, дававшую уверенность, что живым в руки полиции Грязнов не попадет. Вспомнилось, что тогда, в машине у складов, Никонов вовсе не выглядел обеспокоенным, услышав выстрелы. И пытался удержать его, Власова - мол, сидите, не мешайте специалистам делать их работу. Кого он в тот момент подразумевал под специалистами, интересно... И удобное объяснение про "Максуда", чуть было не помешавшее выйти на Кокорева... И Гельман, жаловавшийся, что его обложили люди Бобкова... погибший как раз тогда, когда Никонов находился в Бурге... хотя это, скорее, все-таки совпадение: Гельман погиб раньше, чем Никонов узнал об интересе к нему со стороны Фридриха.
