— Это никоим образом не касается службы, — произнес Рэвинел ледяным тоном. — Это нечто совершенно иное. Если ты не в состоянии понять этого, мои объяснения бесполезны.
В углу, где они сидели, стало тихо и неуютно. Томми сделала Сэму сердитый знак глазами, но он продолжал спокойно:
— Мы должны прийти к этому, джентльмены, независимо от того, как каждый из нас смотрит на это. Рано или поздно, но это должно произойти, ибо только таким путем мы приблизимся к той великой демократии, какой мы любим называть нашу страну. И армия — самое подходящее месте, чтобы начать.
— Господи, да почему? — сварливо спросил Мори.
— Потому, что все мы, военные, делаем вещи, которые нам И правятся. Но имя службы. Постоянно. Потому, что нас приучили уважать принцип больше личности, а чин — больше недостатков. И если придет приказ из управления генерал-адъютанта в Вашингтоне, в котором будет сказано: «Вы должны сделать то-то и то-то, независимо от ваших личных мнений по данному вопросу», мы подчинимся этому приказу. Вполне вероятно, что как раз мы-то и выполним этот приказ лучше других.
— Должен вам сказать, я надеюсь и молюсь, чтобы этот день никогда не наступил, — возразил Джим Рэвинел и осушил свой стакан…
«И Сэм оказался прав. Такой день все же настал, — думала теперь Томми, глядя на скользившие по вершинам сосен разорванные облачка тумана. — Приказ из управления генерал-адъютанта поступил-таки, и негры и белые спали в одних казармах, и белые служили в подчинении черных офицеров…»
Донесшийся из дома настойчивый протяжный телефонный звонок вернул Томми к мягкому солнечному свету и монотонному огайскому выговору Гертруды Вудрафф. Тяжело вздохнув, Томми начала подниматься с кресла, но увидела Сэма в грязной рабочей рубахе, идущего через кухню.
— Я послушаю! — крикнул он.
Кивнув ему в знак согласия, Томми снова уселась в кресло.
— Ну, мне пора, — заявила Гертруда. — Пошли, Жанна.
— Куда вы торопитесь? — спросила Томми. — Какие-нибудь особые дела?
— Никаких особых, в этом-то все и несчастье. Прачечная да письма. Да еще сад. Обычные занятия старой глупой бабы… Я толстею, — прибавила Гертруда и нажала на выпирающий под блузкой живот. — Полюбуйтесь. Мне надо с этим что-то делать.
— Почему бы тебе не заняться этими упражнениями по системе йогов?
— Это сидеть, сдерживая дыхание и засунув пальцы ног под мышки? Ну уж нет, спасибо.
— Они же легкие, — возразила Томми, — и доставляют удовольствие, честное слово. Я могу за двадцать минут показать их тебе, Герт.
— Нет уж, я пойду своим путем слабой и утомленной женщины: виски «Кэнэдиэн Клаб» и горячая ванна. — Поднявшись, Гертруда и Жанна направились к двери, ведущей через гостиную И выходу. Томми пошла проводить их.
— Итак, до пятницы? — уточнила Гертруда.
— Да.
— Замечательно! Боже, до чего же будет здорово попасть в приличные магазины, увидеть яркие огни, вещи. Эта пышность и великолепие прямо преследуют малютку Герти. Так мы заедем за тобой около восьми?
— Отлично.
Томми смотрела, как подруги уходят по дорожке из секвойевых плиток. Сэм разместил плитки слишком широко для женского шага, и попытки Гертруды и Жанны ступать на середину каждой из них вынуждали обеих женщин идти неестественной шаткой походкой.
— Изумительно! — крикнула Жанна, указывая на плитки. — К вам будут приходить, чтобы полюбоваться этим…
— Если мы раньше не свалимся замертво от изнеможения. Пройдя в кухню, Томми остановилась, прислушиваясь к шуму
отъезжающего автомобиля. У Вудраффов был английский «форд», гудевший, как перегруженная швейная машина. Голоса Сэма слышно не было — телефонный разговор, по-видимому, закончился. Однако из спальни Сэм не вышел. Почему такая тишина? Она вошла в спальню. Сэм сидел у туалетного столика, опершись подбородком на большой палец.
— Кто звонил, дорогой?
Он повернулся и посмотрел на нее. Томми заметила, что две странички в телефонном блокноте исписаны торопливым почерком мужа.
— Звонил Скип Бёрлесон, — сказал Дэмон. — По поручению начальника штаба. Настаивают, чтобы я поехал в Хотиен.
— В Хотиен?! — воскликнула Томми. — Но зачем? Зачем? Дэмон встал. Он был покрыт саманной пылью, поперек нижней части туловища тянулась грязная полоса.
— Там происходят важные дела. Кажется, более значительные, чем это кажется на первый взгляд. Это будет специальная миссия. — Его лицо было серьезным и озабоченным, но глаза светились странным, неуловимым блеском.
«Китай, — подумала Томми и мгновенно ощутила укол яростной ревности, — господи боже, снова Китай».
— Начальник штаба хочет, чтобы я возглавил миссию, — продолжал Дэмон.
Томми посмотрела на него пристально.
— Сейчас? Прямо теперь же?
— Да. Как можно скорее.
— Ты хочешь сказать, что тебя намереваются призвать из запаса?
— Полагаю, что дело идет к этому.
— Но почему тебя? Ты ведь ушел в отставку… — Она жалобно всхлипнула. — И потом, ты сделал достаточно, ты уже сделал больше, нежели любой десяток этих людей, вместе взятых. Целых сорок три года…
— Я знаю.
Он уже решил. Он решил ехать. Значит, говорить что-либо бесполезно. Сложив руки, Томми спросила:
— Значит, ты едешь?
Нахмурившись, Дэмон рассматривал свои грязные ногти.
— У начальника штаба, видимо, есть на то причины. Особые причины.
Она беззвучно вздохнула и отвернулась. Война преследовала их. День победы над Японией, солнечный, с дымкой сентябрьский полдень на Зеленой лужайке в Уолт-Уитмене, и их самые пылкие надежды — все это совершенно ничего не значило. Вместо мирных годов, о которых она мечтала, вместо основанного на принципах разума и искренности сообщества народов, к которому, как ей казалось, должны были прийти, вновь и вновь то тут, то там вспыхивала война: в Индонезии, в Греции, в Палестине, в Индокитае…
Сэм не был в Корее: Брэдли пожелал, чтобы Дэмон стал начальником пехотного училища в Беннинге. Но он пристально следил за событиями, остро переживал бои в районе Пусана, где Джои Крайслер командовал ротой, радовался высадке в Инчоне. Но о переводе Дэмон не просил: он всегда служил там, куда его посылали, и не изменял своему правилу. Он не скрывал своих дурных предчувствий, когда Макартур наступал на север, к Ялу. «Из этого ничего не выйдет, — сказал он печально. — Мне безразлично, что говорит сам Макартур, или Уиллоби, или какой-нибудь еще кудесник из его разведки, но из этого ничего не получится. В войну вступят китайцы, и тогда нам придется очень туго». Во время переговоров о перемирии он был преисполнен молчаливого ликования. «К чему все эти причитания и скрежет зубовный? Идея тотальной победы так же мертва, как динозавр. Во всяком случае, это неосуществимая концепция…» Между тем войны продолжали возникать: в Пакистане, в Суэце, на Кубе, в Алжире, в Лаосе, в Хотиене. Сэм получил третью звезду, и его перевели обратно в Бейлисс…
Дэмон заглядывал в расписание самолетов на Сан-Франциско и составлял памятку неотложных дел, разговаривая сам с собой вполголоса: надо послать телеграмму Джои, пройти медосмотр в военной комиссии, повидать Слаттера и Спайка Робинсона, которые только что вернулись оттуда, и вообще собрать всю информацию, какую только можно; интересно, а нельзя ли повидать Джипа Вилларетти…
— Но ведь там Кот Мессенджейл, не так ли? — спросила Томми.
Дэмон утвердительно кивнул головой.
— Да, он возглавляет корпус военных советников в Хотиене.
— Блисс Фарвхэн тоже там, и Фаулер, и Гролет — вся шайка. С чего ты решил, что сможешь добиться какого-то успеха в борьбе с этой бандой?
Дэмон нахмурился, но ответил без раздражения:
— Видишь ли, они состоят при корпусе военных советников. Это совсем другое дело. Моя миссия будет политической.
— Но ведь ты сам говорил, что там все, в сущности, сводится к политике. Возьми Лаос. Где кончается одно и начинается другое? Вес проблемы политические, и следовательно, военные, и следовательно, снова политические. — Спохватившись, что она повысила голос, Томми продолжала более спокойным тоном: — Для меня это звучит так, словно ты собрался прямо в осиное гнездо. А зачем? Чего ты этим добьешься? Ты просто поедешь туда, вымотаешься до предела, а через полгода они снова начнут взрывать друг друга…
Дэмон сел на кровать, медленно провел рукой по лицу.
— Кто-то должен сделать это.
— Хорошо, но почему ты? Пусть это сделает кто-нибудь другой. Кто-нибудь… — Она чуть не сказала «помоложе», но вовремя сдержалась. — …Кто не был вечно в «черном списке» Кота Мессенджейла. Почему, господи боже, они выбрали тебя? — опять закричала она. — Неужели они не видят, что это безнадежное дело? Он перехитрит тебя, он будет ставить капканы на каждом твоем шагу…
