Скоро, в зеленоватом полумраке, образованном густыми триффидными кронами, горел костер, а в горячей золе пеклись завернутые в широкие листья куски рыбы (оказавшейся ГМ–разновидностью черного китайского карпа, завезенной сюда с целью биологической очистки мелких ирригационных каналов со слабосоленой почти стоячей водой).
Наллэ Шуанг уселся по–турецки, затем свернул толстую, почти как сигара, самокрутку, прикурил от уголька и сообщил тоном комментатора «National geographic TV»:
— В каком–то смысле, мы совершили путешествие в далекое прошлое, на 350 миллионов лет в ранний каменноугольный период Палеозойской эры. Большая часть планеты была покрыта заболоченными лесами древовидной травы – правда, это были не триффиды, а гигантские папоротники и хвощи. Они росли так интенсивно, что упавшие стволы не успевали перегнивать, тонули в мелководных заводях, превращались в торф, а затем в каменный уголь. Это была заря жизни на суше, эпоха стремительного прогресса, эпоха яростной борьбы разных конструкций организмов за место под солнцем. Рептилии и земноводные наращивали мощь и реакцию. Стрекозы завоевывали небо, отрабатывая стратегию воздушных атак. Термиты создавали первую цивилизацию на планете…
— Ты не погорячился, назвав термитов цивилизацией? – спросила Эстер.
— Ничуть. У них есть все признаки аграрной цивилизации, примерно соответствующей древнему Египту или Месопотамии до появления массовой металлургии. Социальные классы, разделение труда, продуктивное земледелие, организованная защита поселков.
— Ты забыл сказать, что их поведение инстинктивное. Они не понимают, что делают.
— А люди понимают? – поинтересовался он.
— Считается, что да, — неуверенно ответила она, — Хотя… Ладно, не буду спорить.
— А у меня бестактный вопрос, – сказала Жанна, — Твой панегирик каменноугольному периоду это намек на то, что триффидизация не портит природную среду, а наоборот, улучшает, приближая ее к некому биологическому золотому веку?
— Хм… В каком значении ты употребила слова «портит» и «улучшает»?
Жанна развела руками, удивленная таким странным вопросом.
— Знаешь, это очевидно. Если, например, в море сливают тысячу тонн нефти, или чего–нибудь подобного, то для живых существ это катастрофа. Это и значит портить.
— А при чем тут случай с триффидами? – спросил Наллэ.
— Ну, как: для живых существ, обитавших в лесо–саванне, все это… — канадка сделала круговой жест ладонью, — … тоже катастрофа. Разве нет?
— Безусловно, — Наллэ кивнул, — Зато для других существ это большое экологическое счастье. Например, бабочки, шмели, стрекозы, улитки, карпы, лягушки — они здесь раньше никогда не смогли бы жить. А теперь, мы их завезли, и они прижились. Как ты предлагаешь здесь определять, хуже стала экология или лучше?
— Очень просто, — ответила она, — по тем существам, которые естественны для этих мест.
— Сегодня естественны, а завтра нет, — сказал Наллэ, — Всего 10 тысяч лет назад тут был совершенно другой климат и жили другие существа. Ты рассматриваешь окружающую среду, как нечто неизменное, существовавшее в современном виде с начала времен, но ничего подобного в природе не бывает! Среда меняется от тысячелетия к тысячелетию, одни ландшафты и биоценозы исчезают и на их месте возникают другие. Это жизнь.
— Медвежонок, а каков твой критерий? – спросила Эстер.
— Комфортность для людей, — не задумываясь, ответил он.
— Вот как? А почему для людей? Чем они лучше, например, зебр?
— Абсолютно ничем, — согласился Наллэ, — Если бы зебры могли изменить окружающую среду в свою пользу, то уверяю тебя, они тут же бы это сделали!
— О, черт! Опять ты вывернул мой аргумент наизнанку! Жанна, ну как с ним спорить?
— Есть идея, — ответила канадка, — давай вечером найдем учебник по софистике и завтра устроим ему разгром?
— Не хочу казаться грубым, — сказал он, — Но, может быть, сначала вы меня накормите? Мне кажется, экологически чуждый китайский карп уже готов к употреблению…
…
57 — ИСА ШОРХИ. Неизвестный морской капеллан.
Дата/Время: 15 сентября 22 года Хартии. Вечер. Место: Меганезия. Округ Палау. Остров Пелелиу. Небо, море и полуостров Оураие.
Расстилающаяся под крылом панорама темного океана, только кое–где мерцающего разноцветными точками огоньков (подвижных и неподвижных, одиночных, парных и собранных в маленькие группы), наводила на мысль, что заходить тут после заката на посадку – все равно, что переходить улицу в час пик с завязанными глазами.
— Рон, ты точно знаешь, что делаешь? – обеспокоенно спросила Фрис.
— В каком смысле? – спросил тот, закладывая плавный вираж с потерей высоты.
— В смысле, что ни хрена не видно, — уточнила шведка.
— Как же не видно? – удивилась Пума, — вон там, далеко на севере, Ореор, а прямо под нами Нгурунгор. Правее – остров Руиид, а дальше — Имелечел, там мой колледж. Ну, а прямо по курсу – Клоулклобел, административный центр. А вот полуостров Оураие, на нем наш fare. Фрис, ты что, не видишь? Это уже совсем рядом!
— Что, вот эти штуки, розовая и желтая?
— Это сигнальные arata–i на нашем пирсе, — сообщила Пума, — Ну, типа как в аэропорту.
В этот момент «InCub» поплавками коснулся воды. Короткий пробег до сигнальных огоньков на дальней от дома оконечности пирса. Стихающее гудение пропеллера. И негромкий плеск волн. Пума радостно взвизгнула, змейкой выскользнула из своего комбинезона, открыла створку кабины и рыбкой нырнула в черную воду. Плюх!
— Ее папа точно был канак, — глубокомысленно заметил Керк, перепрыгивая на пирс.
— Ребята, я кажется, забыл сказать «Welcome», — опомнился Рон.
— Лучше скажи, где включается свет, — попросила Фрис, тоже выбираясь из флайки.
— На столбике розового сигнального фонаря, примерно на уровне твоей попы.
— Ya! – сказала она, нажимая клавишу выключателя, — Wow! Впервые вижу, чтобы 20–футовые контейнеры так прикольно сложили в три яруса. Сколько их здесь?
— 11 штук, если никто ничего не спер, пока нас не было. Кстати, это и есть наш дом.
— Ты уверен, что не шутишь? Я имею в виду, обычно дом выглядит несколько иначе…
— Ребята, он не шутит, — сообщил Керк, — Это действительно его дом.
— Мне все равно, как это выглядит, лишь бы там кормили, — напрямик заявил Олаф.
— Рон, так ты мне разрешаешь похозяйничать на кухне? – спросила Юн Чун.
— Ну, да. А если ты еще вытащишь из воды эту черную кошку…
— Я уже вытащилась! – крикнула Пума, выбираясь на нижнюю платформу дома, — Юн, двигай сюда, посмотрим, есть ли у нас хавчик. Мне кажется, он был, но я не уверена.
— Вы тут разбирайтесь, — сказал Рон, — а я сгоняю на аквабайке, гляну, как там дядя Еу.
…
Покрутившись по дому, Пума усадила троих гостей на одном из балконов 2–го яруса.
— Юн Чун пока выгнала меня с кухни, чтобы я не путалась под ногами. Я едва успела цапнуть дюжину банок пальмового пива и пачку крекеров, — Пума водрузила на стол названные предметы, — А раз с кухни меня выгнали, то я буду вас развлекать.
— Слушай, — сказала Фрис, — Мне все–таки интересно, почему именно контейнеры?
— Так исторически сложилось, — авторитетно сообщила Пума, — Когда Рон еще учился в колледже, то купил первые два. Так было дешевле. А потом не хотел менять стиль.
— Прикольно! – оценил Олаф, — Т.е, он выращивал этот дом, покупая новые контейнеры, пока не получилась такая огромная хрень… В смысле, вилла…
Керк громко и возмущенно фыркнул.
— Покупал он, ага. Держи карман шире!
— Неужели, спер?! – азартно спросила Фрис.
— Про все я не знаю, а 6 штук он получил в виде религиозного пожертвования.
— Присвоил содержимое церковной кружки? – предположила шведка.
— Это называлось «спецотряд «STROR». Мы работали по терроризму на Марианских островах. Эти контейнеры были на маленьком ferry, который шел с острова Тиниан в Бруней, вез старые стальные трубы и (неофициально) пять ящиков ручных гранат. По дороге матрос Иса Шорхи сказал проповедь, и экипаж в религиозном экстазе покинул судно на шлюпке. Оставшись один, матрос Шорхи сбился с курса и пропал в океане.
— Ferry тоже где–то здесь? – предположил Олаф.
— Если ты имеешь в виду сейнер, то да. Отличное 30–метровое корыто.
— Лерели, vahine констебля Крэгга поставила на него новый движок и оснастку, — гордо добавила Пума, — Теперь они всей семьей на нем рыбачат. И дядю Еу берут с собой, да!
— Керк! – раздался голос Юн Чун с 1–го яруса, — Мне нужен мужчина!
— О!!! – весело хором завопили шведы.
— … В смысле, помочь кое–что, — слегка сконфуженно уточнила китаянка.
— Уже иду! – крикнул Керк, и исчез из–за стола, прихватив с собой банку пива.
