— Тоже не похож, — признала папуаска.
— Вот и не морочь голову себе и foa. Лучше сбегай, поставь чай, и мы будем решать, как именно мы выиграем этот космос… В смысле, конкурс…
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
…
Эстер замолчала, развела руками и улыбнулась.
— И что? – спросила Жанна, — Вы действительно выиграли тот конкурс?
— Да, — подтвердила та, — Молодежь выиграла очень неплохие деньги на этом конкурсе. Хти и Мео купили симпатичный домик под Нью–Кимберли, а Ринго и Екико… Ну, это долго рассказывать. Впрочем, если говорить о деньгах, то «Hikomo», семейная фирма родичей Наллэ, получившая от «Papua Air–Space Agenсy» подряд на реализацию этого концепта, заработала гораздо больше. Это очень выгодная тема.
— Еще бы, — сказала канадка, — Я так понимаю, что концепт был сделан специально под фирму Наллэ. Своего рода инсайтерская сделка, не так ли?
— Отчасти, это так, — согласилась Эстер, — Но зато мы запустили прототип конкурсного спейс–планера уже через 2 месяца. Вряд ли другие команды смогли бы это сделать.
— Мы?
— Да, мы. Я тоже работаю в «Hikomo». В Северно–Западном Полярном Секторе.
— В Северо–Западном Полярном? — переспросила Жанна, — В смысле, побережье и море в Меганезийской Антарктике?
— Нет. В смысле, шведский архипелаг Нобеля и северный исландский шельф.
— Если я не ошибаюсь, — сказала Жанна, — это спорные территории в Арктике. Особенно архиплаг Нобеля, который, во–первых, подводный…
— … Да, на глубине полста метров, — подтвердила Эстер.
— … А во–вторых, ближе к Аляске и Канадской котловине, чем к Скандинавии.
— … Да, но находится в 500 милях к Северу от первого и к Западу от второго.
— … Верно, но до Швеции там вообще почти 2000 миль через полюс.
— … Да, но открыли его шведы в нейтральных водах, а значит, это их архипелаг.
— … Под нейтральными водами, так точнее.
— … Но Канада, между прочим, признала шведские претензии на архипалаг Нобеля.
— … Уточним: признала, чтобы создать мягкий барьер арктическим претензиям США.
— … Но факт признания важнее мотива, не так ли?
Жанна тряхнула головой и пару раз хлопнула в ладоши.
— Слушай, Эстер, это же анекдот! Две американки в Экваториальной Африке спорят о шведских претензиях в Северном Ледовитом Океане. И еще: мы перепутали стороны. Гражданка США должна быть против этих претензий, а гражданка Канады — за них.
— Глобализация, — ответила Эстер, — корпоративный интерес сильнее национального. А хочешь контрабандного танзанийского кофе? У меня всегда горячий кофейник.
— Давай, — согласилась канадка, — Контрабандные продукты почему–то самые вкусные.
Эстер вышла и быстро вернулась с радужно–мерцающей сферической емкостью.
— Этот кофейник купили еще Батчеры, Рон и Пума, когда мы здесь жили вместе. Они обожают такие смешные кухонные машинки.
— Рон и Пума жили вместе с вами? – удивилась Жанна.
— Ну, да! И с тех пор дружим семьями. Как ты думаешь, кто нам про тебя рассказал?
— А, вот оно что… А я–то гадала: почему меня здесь сразу схватили в охапку…
— Друзья Батчеров — наши друзья, — сказала Эстер, — Кстати, как они там? Мы с ними видимся сейчас, увы, только по интернет. Это здорово, но…. как–то неполно.
— Даже не знаю, как ответить, — призналась канадка, — Это такие ребята, что…
…
53 — ОЛАФ и ФРИС. Военно–технические эксперты.
Дата/Время: 13 сентября 22 года Хартии. Утро. Место: Меганезия. Атолл Никаупара. Борт флайки «InCub–V».
Фрис и Олаф не жаловались на отсутствие здорового авантюризма. Приглашение Рона и Пумы: «А не закрутить ли вам кругосветку?», они восприняли с энтузиазмом. Не все ли равно, возвращаться домой в Швецию через Гавайи и Америку (как они летели сюда, на Южные острова Кука) или через Палау и Юго–Восточную Азию? По расстоянию — все равно, но второй вариант – это настоящее кругосветное путешествие. Плюс к этому, в компании оказался Керк (в связи с отпуском, решивший посетить землю скандинавских предков). Керк это парень, с которым не страшно сунуть нос куда угодно — например, в Гималаи. Они оказываются по дороге, и надо только уговорить потомка исландских пиратов на дополнительную авантюру (Фрис и Олаф считали, что это у них получится).
Первый перелет: Никаупара – Фунафути, полторы тысячи миль на West- Nord–West. В самом начале трека, Рон, как бы между делом, сообщил:
— Мы подберем там одну девчонку, китайскую китаянку с Геологического факультета и подбросим ее домой, на Хайнань, нам это все равно по дороге, а она сэкономит денег. Потом, если когда–нибудь поедем в Китай, то легко впишемся к ее родичам. У китайцев это четко. Кстати, ее зовут Юн Чун.
— Она симпатичная? – поинтересовался Керк.
— Судя по фото, даже очень. А что?
— Ну, типа, совместный вояж открывает для меня некоторые перспективы…
Фрис, со свойственной ей прямотой, перебила:
— Она тебе не даст. У китайцев строгие правила на счет этого дела.
5–часовой полет до Фунафути на высоте 500, над изумительно–красивыми архипелагами бывшей Американо–Британской Полинезии происходил на фоне обсуждения специфики китайских традиций: от шаманизма, буддизма Пути Дамо, и даосизма Лао Цзы и Кун Цзы, до коммунистической доктрины Сунь Ят Сена и культурной революции Мао Цзе Дуна, возрождения Дэн Сяо Пина и нынешней политики «Разумно–открытых дверей». При этом разговор все время соскальзывал в сторону дилеммы «даст – не даст».
Керк деловито скачал из интернет несколько образцов классической китайской лирики и попытался петь ее, аккомпанируя себе на укулеле.
«Слышится первых гусей перелет. Смолкли цикады в ночи.С гладью речною слился небосвод. Высится терем в сто чи.Фея Су–э и богиня Цин–нюй терпят вдвоем холода.Иней морозный в сияньи луны — чья победит красота?»
Фрис терпеливо выслушала и вынесла краткий приговор:
— Полная лажа.
— Сама ты лажа, — обиделся Керк, — Это Ли Шанинь, «Морозная луна», IX век.
— Оно и видно, что IX век, — ехидно ответила шведка
Керк совсем обиделся, снова ушел в сеть и проторчал там до приводнения у причалов яхтклуба Ваиаку–Фонгафале.
Невысокая, но спортивно сложенная девушка, одетая в модный здесь саронг модели «elladi» (короткий треугольник золотисто–блестящей ткани, застегнутый антрацитово–черными фибулами на левом плече и около правого бедра) энергично помахала над головой маленьким рюкзачком армейского образца.
— Hei, foa! Рон и Керк с Никаупара – это вы, или как?
— Типа, да! — отозвался Рон, — Если ты — Юн Чун, то двигай сюда.
— Правая грудь у нее классная, — негромко констатировал Олаф, — если и левая не хуже…
— Wow! – обрадовалась Юн, заглядывая в кабину, — У вас есть укулеле!
Через мгновение она уже приземлилась между Олафом и Керком, и завладела мини–гитарой, прежде, чем кто–либо успел сказать, хоть слово.
— Я последний год немного учусь на ней играть, — продолжала китаянка, в то время, как Рон разворачивал флайку на взлет, — Я не обижусь, если мне скажут, что я делаю не так, потому что это для пользы, а иначе ничему не научишься.
Флайка прокатилась по лагуне, и мягко оторвалась от воды. Юн Чун тронула тонкими сильными пальцами струны, и спела на пробу:
«Там растет какао со сладкими зернами.И хлебное дерево, пеки сколько хочешь.Там сытые птицы, поют так сладко,Как будто говорят «да, милый»…
Погладив укулеле ладошкой, она пояснила:
— Это Дани Макемали, фиджийский поэт прошлого века. А еще мне нравится вот это:
«Я вспоминаю тихие поля, по которым я бродилаИ тропы, которыми я пыталась уйти от невзгодИ жалобы ветра за мысом Те Реинга Ваируа,Где затерялась моя душа».
— Это грустное, про девушку–маори, которая скучает по дому. Я тоже скучаю по дому, но все равно, отсюда каждый раз жалко уезжать. Бывает так грустно, что человек не может быть и там, и там.
— Я стараюсь привозить отовсюду побольше фоток, — сообщила Фрис, — Они у меня везде, даже на потолке. Смотришь, и получается, что ты и там, и там, и там.
— Фотки – это только фотки, — вздохнула Юн, — А как возьмешь с собой море, небо, рифы, разноцветных рыбок, и людей, с которыми подружился?
Пума тихонько хлюпнула носом, несколько раз быстро моргнула глазами, и коротко, как будто стесняясь, потерлась щекой о плечо Рона. Иногда (очень редко) у нее бывали такие мгновения сентиментальности, которой она мимолетно заражалась от попутчиков.
Керк вздохнул и покачал головой.
