кропотливой, длительной и упорной подготовки его артиллерией. У союзников не режут проволоку ножницами под неприятельским огнём – для этого есть артиллерия…
- Ну, а «привилегией» нашей армии считается бой голой грудью, - грустно промолвил рядом сидевший со мной Алексеев, куда-то в пространство, - право, не знаю что и делать…
Он сказал это таким тоном - что было понятно, что он это вполне искренне переживал – как свою личную трагедию. На это, я ответил репликой своего названного папаши – Александра Третьего, после крушения Императорского поезда:
- «Что делать? Воровать меньше надо»! Французы, таких крепостей как Новогеоргиевск – с тысячами орудий и миллионами снарядов, ещё не сдавали.
На раздавшуюся реплику Главного квартирмейстера Пустовойтенко:
- Да что же - у них техника!
Поддержанную из зала возгласами, типа:
- Нам бы такую артиллерию - как у немцев или союзников…
Тотчас раздался ответ Ермолаенко:
- Отнюдь, господа! Французы, даже орудия наполеоновской эпохи из музеев забрали. У них, у союзников всё идёт в дело, ничего не пропадает – всё во врага стреляет.
Но, меня больше интересовало в его докладе, вовсе не это. Вот, наконец:
- …Французская воинская дисциплина намного строже чем наша, господа! В случаях её нарушения, казнят не щадя никого: сам – своими глазами видел казнь многих солдат, офицеров и даже одного генерала – расстрелянного сразу же после разбора проваленной им операции… Поэтому, каждый французский военноначальник чувствует свою ответственность перед страной, которая потребует от него ответа за любую малейшую ошибку - являющиеся результатом его преступного по должности незнания, невнимания или просто – врождённой неспособности…
В зале ахнули и, повисла траурная тишина – на меня, боялись даже взглянуть.
- …Зато, они потеряли всего двести тысяч пленными - а не наших два миллиона! Но, при всём при этом, французский солдат в атаку не пойдёт – если видит её бессмысленность, ввиду слабой подготовки.
Тут же, мои штабные заахали, да заохали: так это – другое дело. Им бы – да, французского солдата! Да, они бы германцам показали – где раком зимуют! Вечно одна и та же история: куёвому танцору яйца танцевать мешают, а «гениальным» генералам врагов побеждать – куёвый солдат.
Словами Иосифа Виссарионовича отвечаю:
- Других солдат - кроме русских, у меня для вас нет!
Меж тем, докладчик продолжил:
- …Карьера способного офицера, во французской армии движется быстро – так как, обнаружившие неспособность устраняются тут же, невзирая на протекции, прошлые заслуги и чины. Все штабные офицеры – молодые полковники, трудящиеся с восьми утра и до восьми вечера каждый день без выходных с недельным отпуском в год. Генералов, в штабах и не видно – они всё время проводят на передовых наблюдательно-командных пунктах. Там, у союзников всё и всегда хорошо обдумано, там каждый день изучается и учитывается на завтрашний день опыт предыдущего дня – там, во всём чувствуется ум и логичность и, каждый – от солдата до генерала, понимает свой долг перед беззаветно любимой Францией!
Когда полковник Ермолаев закончил доклад, я встал и спросил у зала:
- Господа, все слышали? Знаю, многие из вас считают меня каким-то восточным тираном и, думают - что я требую от вас чего-то невозможного. А меж тем единственное, что я хочу – чтоб, вы были европейцами и воевали по-европейски!
- …
- Я, РАЗВЕ МНОГОГО ОТ ВАС ХОЧУ, ГОСПОДА?!
Думал, будут какие-то вопросы ко мне или докладчику, предложения, дискуссия… Но, как на партийном собрании в позднесоветское время: посидели, послушали, проголосовали «списком», молча встали и разошлись.
***
Повысив Ермолаева в чине до генерал-майора, я назначил его на должность Начальника Управления дежурного генерала при Ставке – вместо, снятого мной за неспособность навести порядок в городе, Кондзеровского. Заодно, ему же я поручил создать и возглавить комиссию по внедрению союзнического опыта.
Однако, честно признаюсь: в данном случае, «что-то пошло не так»!
Одно дело наблюдать и анализировать – в этом отношении Ермолаев был на высоте, а другое дело – внедрять на практике.
Если на должности Начальника Управления, он как-то более-менее справлялся - то вот по внедрению «европейского опыта», что-то слабоват оказался! Только от него и слышно было, что-то типа:
«Едва приехав в Ставку, я тут же понял, что вся наша поездка была бесполезна… Всё, что мы написали, конечно напечатают – чтоб оправдать расходы, но это никому не интересно – положат под сукно, да и всё…».
В самом Штабе, к этой моей затее относились со снисходительностью взрослого дяди к капризам разбалованного дитяти! По донесениям Штирлица, сам Алексеев на моё требование распечатать и разослать доклад Ермолаева по всем штабам – вплоть до полкового, говорил:
«Вот они понаписали, да что толку-то? Напечатаем, раз ОН(!!!) так хочет - чего уж там…».
В целом же, по штабам Действующей армии, по донесениям представителей Ставки, ходили такие разговоры:
«Да, конечно, это очень интересно, но для чего? Что нам, собственно, беспокоиться? Пусть об этом хлопочет Государь, коль он этого хочет».
К сожалению из-за событий, рассказ о которых ещё впереди - я слишком был занят, чтоб «тащить» на себе ещё и это.
Единственный кто проявил живейшее участие в распространении в войсках отчёта генерал-майора Ермолаева по поездке во Францию - это был полковник Кудрявцев, который чуть ранее по собственной инициативе - переведя с немецкого какую-то инструкцию, составил брошюру «Общие указания для борьбы за укрепленные полосы».
Так вот, держитесь за стулья крепче, но это был ЕДИНСТВЕННЫЙ(!!!) документ о способах ведении боевых действий, отправленный Штабом в войска ЗА ГОД(!!!) войны.
Слава Богу, что такие люди в Штабе есть – хоть и буквально единицы, но они есть!
Полковник весьма доволен и горд своей работой - хотя тоже, настроен более чем пессимистично:
- Будет теперь лежать в штабных шкафах месяцами. Разве какой-нибудь прапорщик из студентов возьмёт, да прочтёт и возможно поймёт хоть что-нибудь…
Ещё, что характерного услышал из его слов:
- Улыбаются мне и, говорят: «Ну, нам нечего у французов заимствовать!». Или, же: «Наш офицер не хуже французского умеет умирать! Что касается «жалости» к жизням солдат -
