В свой час Флора сделала все возможное и невозможное – ничего о нем не зная! – чтобы вытащить его из тюрьмы, избавить от пыток и виселицы! Какое право он имеет учить ее? Она совершенно одна в чужой стране, ей здесь неоткуда ждать помощи. Рено подошел к ней, взял за руку и, повернув, поцеловал в ладонь, что говорило о проснувшемся в нем участии.
– Я вернусь, – сказал он. – Не предпринимайте ничего без меня.
Рено и в самом деле не знал, чем он сможет помочь Флоре за то короткое время, что они пробудут на острове. Но он рассчитывал, что сон, пусть очень недолгий, все-таки внесет ясность в тот сумбур, что царил у него в голове после праздника во дворце и такого бурного продолжения вечера. Рено трудно было себе представить и другое: как он заплатит долг Флоре, не разгневав своего оруженосца? К счастью, Жиль Пернон куда-то исчез еще до того, как они отправились пировать во дворец. Без сомнения, пошел пробовать кипрские вина, такие вкусные и ароматные. Рено не нашел его и вернувшись в особняк Ибелинов и решил, что тот застрял в какой-нибудь таверне. Сейчас это очень устраивало Рено, но вовсе не отменяло объяснения в будущем. Немного поразмыслив перед тем, как погрузиться в сон, Рено решил, что самым правильным будет, если он расскажет все как было и просто-напросто попросит у Пернона совета.
Но когда Пернон – к его чести надо сказать, трезвый как стеклышко и такой же сияющий – разбудил Рено при первых лучах солнца, поговорить они не успели, так как принца Робера с его рыцарями срочно вызвали в королевский дворец: государь хотел с ними поговорить.
Не сомневаясь, что речь пойдет об отплытии в Святую землю, которого все ждали со дня на день, Рено несколько обеспокоился. Он не знал, что предложить Флоре д’Эркри, если они двинутся в путь через несколько дней. Рено искал решения, которое не смущало бы его совести. Если он поможет Флоре увести Рауля де Куси с пути раскаяния и вновь ввергнет его в пучину греха, он и сам совершит великий грех. Но если он предоставит несчастную саму себе, то бог ведает, что еще она натворит! Обдумывая все на трезвую голову, Рено корил себя за легкомыслие: он ни в коем случае не должен был участвовать в делах Флоры. А теперь как он выпутается из этой истории?.. Хотя пока он только пообещал, что снова с ней повидается. Что ж! Свое обещание он может выполнить, и дай бог, чтобы за это время его осенила какая-нибудь идея!
Новость, которую им сообщил Людовик, огорчила Рено до такой степени, что он на время позабыл о Флоре. Дело было вот в чем: как только на Кипр прибудут герцог Бургундский и принц Альфонс со своими воинами, без которых поход не начнется, крестоносцы отправятся… в Египет!
И, хотя нельзя было усомниться в почтении, которое все испытывали к королю, поднялся страшный шум.
– В Египет? – возмутился папский легат Эд де Шатору. – Да ведь мы находимся в двадцати лье от Сен-Симеона, антиохийского порта! Сир! Неужели вы забыли, что мы собираемся отвоевать у неверных землю Христа и нам нечего делать в Египте?! Святое Семейство укрывалось там какое-то время, спасаясь от резни, устроенной царем Иродом, но это было недолго, поэтому пребывание в Египте имеет для нас мало значения!
Множество голосов одобрили речь легата, к ним присоединился и Робер д’Артуа, горевший желанием как можно скорее сразиться с неверными:
– Сир, мой брат, мы можем отплыть хоть завтра, через два дня будем в Святой земле и сразу же вступим в сражение с темными силами! Мы сметем их со своего пути!
Людовик не мешал бушевать страстям, дожидаясь, когда буря утихнет сама собой, и только поглядывал на них синими, как озера, спокойными глазами. Когда все немного успокоились, он заговорил:
– Сиры рыцари и вы, мой брат Робер! Мне кажется, вы плохо себе представляете, в каком состоянии находится империя, оставленная Саладином. Мы знаем, что Иерусалим вернулся в руки христиан и Иерусалимское королевство существовало недолгое время под призрачной властью императора Фридриха II, укрепить которую помог крестовый поход Ричарда Корнуэльского и Тибо Шампанского. Однако в августе 1244 года орды турков-хорезмийцев, которых монголы согнали с их исконных земель, обрушились, будто тучи саранчи, на Святой Иерусалим, захватили его и разграбили. А вскоре христиане лишились Тивериады и Аскалона. С 1245 года все эти земли были объединены рукой султана Ас-Салиха Айюба, который к своему египетскому царству присоединил и Дамаск, где покоится вечным сном его предок, великий Саладин. Франки владеют теперь лишь узкой полосой сирийского побережья, тогда как султан Ас-Салих Айюб не покидает больше своего дворца в Каире. Он уже не молод и, как говорят, тяжело болен. Захватить нужно сердце его империи. Когда Египет окажется в наших руках, он станет для нас разменной монетой, за которую мы получим Иерусалимское королевство! Целиком и полностью!
– Удачная мысль, – не мог не признать легат. – Но почему бы нам не высадиться в Сирии и не спуститься потом в Египет?
– А зачем нам истощать силы на стычки по дороге и на тяжкий путь по пустыне? Наши прекрасные корабли в три дня доставят нас в дельту Нила. Вы знаете, что наши войска собрались еще не до конца, мы дожидаемся нашего любимого брата Альфонса Тулузского, который должен привести мощное подкрепление, и нашего двоюродного брата, герцога Бургундского. Не считая более мелких сеньоров.
– Если они промедлят еще несколько дней, погода вконец испортится и море начнет штормить, – подал голос Робер. – Не останемся же мы зимовать на Кипре!
Робер был переполнен нетерпением, и тон его был недостаточно почтителен. Брови Людовика сурово сдвинулись.
– Нас принимают здесь с благородной щедростью и готовы оказывать гостеприимство столько, сколько нам понадобится. Должно ценить благородство наших хозяев и быть им благодарными. Хотел бы еще сказать вам, брат мой, что все наши планы мы продумали заранее и постарались все предусмотреть. Вы хотите еще что-нибудь сказать?
– Да, хочу! Если я вас правильно понял, вы давным-давно решили вести войну с Египтом, а нам вы ничего об этом не сказали! Почему?
– На это есть много причин. Во-первых, из-за Фридриха. Он так любит мусульман, что вполне мог предупредить их заранее.
– Неужели христианские государи могут противодействовать друг другу?
– О Фридрихе сейчас нельзя сказать, что он – христианский государь. Хотя анафема, которой предал папа императора, похоже, не слишком его опечалила. Во-вторых, из-за вас, брат мой, и
