Мужчина и женщина, одетая в вечернее платье, вышли из дверей отеля "Алта Калифорния" и некоторое время постояли на крыльце. Уличные фонари и сияющие огнями окна отеля у них за спиной разбивали сумерки на четкие сияния и тени. Глядя на улицу, полную звуков — человеческих голосов, стука лошадиных подков, грохота высоких легких повозок, — женщина глубоко вздохнула и плотнее закуталась в белую шелковую шаль. Мужчина повернулся к ней, улыбнулся и спросил:
— Ну что, пройдемся пешком?
Она кивнула.
Какой-то клерк выбежал из отеля и почтительно, но настойчиво окликнул мужчину:
— Мистер Херн, сэр! Из Чикаго телеграмма пришла…
Лафайет Херн обернулся и что-то у него спросил.
Джейн Херн стояла спокойно, легко придерживая рукой белую шаль с бахромой и отлично сознавая, как элегантно выглядят и она сама, и ее муж, весь в черном, изящный, стройный; она слушала его тихий голос и думала о том, что будто специально позирует для кого-то, стоя на широких низких ступенях крыльца — в стороне ото всех, прекрасная и одинокая, как морская птица на просторном берегу, глядящая во тьму океана.
Он твердо взял ее под руку — жестом собственника, — и она покорно пошла рядом с ним, свободной рукой чуть приподнимая подол юбки, чтобы не споткнуться, сходя с крыльца на тротуар; потом она снова подобрала юбку — когда они переходили через улицу, заваленную конским навозом и соломой, в свете уличных и каретных фонарей. С моря дул прохладный и довольно сильный ветер, пронося мимо них легкие клочья тумана.
— Ты не замерзла?
— Нет.
Она отвернулась от него, заглядывая в витрину ювелирного магазина, мимо которого они проходили: черные бархатные гнезда и подставки из атласа были пусты — все украшения уже вынули и убрали на ночь. Лафайет сказал сухо, словно ему было неприятно, что она отвлеклась и рассматривает какую-то витрину:
— Я подумал о том, что ты сказала.
— Да, ну и что? — промолвила она, глядя прямо перед собой и стараясь идти с ним в ногу, хотя узкая юбка облегающего вечернего платья несколько затрудняла шаг.
— Я решил, что тебе действительно следует уехать к матери, как ты и хотела. Вместе с Лили, конечно. До конца июля и на весь август. А впрочем, когда захочешь. А я, если смогу, приеду к вам в сентябре, дня на два, и тогда обратно мы вернемся вместе. Я очень много работал в последнее время, Джейн, и мои заботы, к сожалению, не позволяют мне уделять вам достаточно внимания, идти навстречу твоим желаниям…
— Или моим заботам, — сказала она, улыбаясь.
Он нетерпеливо, но сдержанно мотнул головой и некоторое время шел молча; потом сказал:
— Ты ведь давно хотела съездить к матери. И я действительно вел себя как последний эгоист, заставляя тебя сидеть здесь, со мной.
— Ты попросил меня остаться, и я осталась. Ты меня не заставлял.
— Неужели это обязательно — играть словами? Все наши ссоры начинались именно с этого. Ты ведь хотела, чтобы я признался в том, что был эгоистом? Я признаюсь: да, был. Извини. И теперь я предлагаю тебе поехать к твоей маме, когда ты сама этого захочешь.
Они прошли еще немного вперед, она молчала, и он искоса посмотрел на нее.
— Разве ты не говорила, что хочешь к ней съездить? — снова спросил он.
— Говорила. Спасибо.
Он теснее прижал к себе ее локоть, испытывая явное облегчение, и начал рассказывать о чем-то, но она не то недоверчиво фыркнула, не то усмехнулась.
— Я не вижу тут ничего смешного!.
— Мы же с тобой настоящий спектакль разыгрываем.
Ах, если б мы могли поговорить, не отгораживаясь друг от друга!..
— Я всего лишь сказал, что ты вольна делать все, что хочешь, а ты упрекаешь меня в том, что я от тебя отгораживаюсь! Ну что ж… Но скажи откровенно, чего же ты все-таки хочешь?
Они прошли еще с полквартала, прежде чем она ответила. Он теперь старался идти не так быстро, чтобы она успевала за ним, и каблуки их легко и ритмично постукивали по тротуару. Они свернули к северу, на более тихую улицу, не такую многолюдную и сверкающую огнями, как Маркет-стрит.
— Я хочу быть честной женщиной, — сказала она, — которая замужем за честным мужчиной.
Огромная телега, нагруженная десятигаллонными жестяными бочками и влекомая могучими першеронами, прогрохотала мимо них и скрылась на том конце квартала. Переходя через улицу, Лафайет Херн посмотрел налево, потом направо и крепко прижал к себе локоть жены.
— Итак, — легким тоном сказал он, вновь оказавшись на тротуаре, — ты намерена продолжать заставлять меня платить.
— Платить? За что платить?
— За то дурацкое недоразумение.
— Недоразумение?
— Ну, за ту историю с Луизой. Естественно, это было недоразумение! Недоразумение, приведшее к нашей размолвке. Сколько раз можно повторять? Сколько раз еще мы будем к этому возвращаться?
— До тех пор, пока ты будешь продолжать лгать мне.
Разве это я заставляю тебя лгать-?
— Но если ты будешь без конца возвращаться к одному и тому же, если не будешь доверять мне… Ну, как мне объяснить тебе, Джейн?
— Ты хочешь, чтобы я верила твоей лжи? — спросила она, словно прося его подтвердить это.
— Да ты же не поверишь ни единому моему слову, если будешь по-прежнему лелеять свое раздражение, свою злость на меня! Ты сама не хочешь, чтобы я постарался начать все сначала. Ты не позволяешь мне этого, а ведь ты сама говорила… — его звучный голос дрогнул и прервался, — что нам нужно все начать сначала!
Она прошла еще немного и вдруг сняла свою руку с его руки — чтобы поймать тащившийся по земле конец шали. Туман сгущался, превращая свет уличных фонарей в большие молочно-белые шары.
— Послушай, Лаф, — сказала она, — я тоже много об этом думала. И я действительно пыталась начать сначала… с того момента, когда… ты перестал с ней встречаться. И я на самом деле понимаю, что мужчинам, точнее, некоторым мужчинам, это обязательно нужно. Как пьянице нужен порой глоток виски. Хотя, по-моему, в данном случае это не совсем так. Скорее это похоже на голод, а голод — это такое чувство, с которым ничего нельзя поделать, только поесть и утолить его. И я, как мне кажется, вполне это понимаю. Но вот чего я понять никак не могу: почему ты считаешь, что во всем виновата именно я? Ты говоришь, что я не даю тебе начать все сначала? Но ведь ты и сам понимаешь, как несправедливы твои слова. Ты уже начинал все сначала, и не раз, но только не со мной. Что же, ты хочешь и в ЭТОМ меня обвинить? Возможно, впрочем, в чем-то я и виновата. Видимо, потому что не удовлетворяю тебя. Хотя ты всегда это отрицал.
— Потому что это не правда! Это же просто глупо! Ты и сама прекрасно знаешь, что это не так! — страстно воскликнул он, и она увидела, как в глазах его сверкнули слезы. — Я люблю тебя!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
