Это не в голове. В ней другая боль, другие звуки. А «бум-бум» в ушах. Точнее, наяву. «Я не один? Кто-то топает по помещению. И, судя по звуку, все ближе. Кто там?».
Майор сделал усилие и повернул голову направо. Шершавый бетон теплого пола кольнул щеку крошевом. Мокрые от слез глаза жмурились, пытаясь согнать мутную пелену и разглядеть окружающий мир. Руки пока не слушались, но и не болели. Импульс, посылаемый мышцам от мозга, похоже, не доходил и не мог дать толчок действиям. Недвижный бездушный труп. Как у Шекспира. Хотя почему бездушный? Вроде что-то теплится в груди. И щеке горячо от бетона. Почему бетон горячий? Он обычно холодный. Странно. Странно? Ого, душа-то еще теплится в теле. Только тело это не мое. Вот, блин!
«Упс, а это еще кто? Не тот, что глазеет сбоку, лежа рядом, а тот, который громко топает прямо сюда. Едрить тебя-я налево-о! Это же Мешков. Ученый-очкарик. Предатель. Крыса. Ан нет, душа точно при мне. И мозги, и память. Значит, минус контузия. Почему тело тогда такое онемевшее и безвольное? Вот, блин».
Никита тряхнул головой, прогоняя наваждение. Точнее, пытаясь прогнать его. Но боль в затылке током ударила во все уголки тела. И явнее явного обнажила картину действительности. Кошмарного бытия. К распростертым на бетонном полу телам шагал зомби. Да, он когда-то был живым, пусть и лоховатым, но живым, хорошим ученым и вполне здравомыслящим человеком. Отдав себя в лапы суицида, болтаясь в петле под лестницей Бункера разрушенного реактора, он превратился в обыкновенного зомбака. Живого мертвеца. Под воздействием радионуклидов и биоспор, распространяемых Станцией, ученый Мешков мутировал. И не просто видоизменился, а из мертвого вновь стал живым. Ну, или полуживым. Ходячим.
Теперь его ничто и никто не страшил, не смущал, не тяготил. Исчезли мозги, душа, энергия. Испортились кровь, органы, внешность. Но, видимо, где-то глубоко под полуразложившейся гнилой мозговой коркой сидели злость, месть, отчаяние. Потому что тупо и при этом дико хотелось только одного – свежей плоти. Той, которая еще не подверглась радиации, заражению, разложению. Рвать тех, кто еще радовался жизни, мыслил, мечтал.
Зомби в грязном халате, громко стуча каблуками по полу, с чуть вытянутыми вперед руками и бледно-зеленой физиономией медленно шагал по просторному помещению. Нога увязла в петле кабеля, дергая его и еще больше путаясь. Это дало хоть немного времени Никите. Но боль! За что же такое несчастье опытному сильному разведчику? Надо срочно встать и встретить этого зомби. Иначе боль уйдет навсегда… вместе с жизнью. Встать. Вста-а-ть!
– Вы кто-о? – прозвучал рядом хриплый голос.
– Конь в пальто, – вяло и отрешенно ответил Ник и, бросив мимолетный взгляд на лежащего мужика, продолжил корячиться.
Ох, как же трудно и непосильно оказалось подниматься с пола! Тело налилось тяжестью, стало амебообразным и непослушным. Ломота в суставах и рези в ногах просто овладели всем организмом, а мозг твердил одно: «Ложись, не вставай. И все будет хорошо».
Пока Ник подбирал валявшуюся рядом черную палку и, опираясь на нее, вставал, мужик, с виду какой-то бродяга, кряхтел и причитал:
– Товарищ… товарищ, быстрей, пожалуйста! Он уже близко. Он идет. Сделайте что-нибудь… товарищ…
– Уймись уже, – бросил ему наконец распрямившийся во весь рост Никита, с трудом и тупой болью в шее повернулся на звук шоркающих шагов и вздрогнул, – вот еп!
Зомби находился в метре и даже обнажил желтые зубы в посиневших деснах, предвкушая близкую добычу. Он издал довольный рык, отчего из кривого открытого рта обильно потекла зеленая слизь.
Ник замахнулся палкой и ударил урода. Тот только сделал удивленную гримасу, замычал и поднял руки. Никита отпрянул к стене, вскрикнув от боли в ногах, и чуть не свалился на пол. Блин! Ни ногой не ударить, ни кулаком. Шест. Одна надежда на эту палку.
Снизу заверещал незнакомец, но зомби, не обращая на него внимания, вытянул уродливые руки в сторону человека с черным посохом. И шагнул.
Ник, собрав все силы, коротким тычком всадил шест в урода. Острие пластиковой палки проткнуло зомби, который тут же изогнулся и застонал. Но костлявая конечность, торчащая из разорванного грязного рукава, продолжала дергаться перед бледным лицом разведчика. Синюшные грязные ногти так и норовили впиться в спецназовца.
Ник надавил шестом, сморщившись от неприятного хруста. Зомби выпучил желтые белки глаз без зрачков, выдавил изо рта сгусток желчи и уронил голову на грудь. Никита толкнул его палкой, одновременно вынимая ее из живота урода, и, упершись в пол, будто костылем, пнул нежить берцем. Зомби повалился и стал змеей извиваться на бетоне. Коричневатая вонючая жижа из его разодранного живота образовала лужу. Тело брыкалось и дергалось, конечности скребли по полу, перекошенный рот издавал мычания и хрип.
Не обращая внимания на него и причитания соседа, Ник почувствовал легкий шорох слева и увидел огромного человека в черном одеянии, крестом распластавшегося на полу возле задраенного люка. Судя по облику и размерам, этот «черный» был не слабым воином. Одеяние какое-то странное, необычное. Рана в районе печени. Смертельная. Хотя шевелится и жив еще. Ни крови, ни стонов, ни попыток сдвинуться. Странно.
Вроде бы удивившись новой находке, спецназовец сполз вдоль стены, прикрыл глаза и, выпустив шест из захвата, обхватил руками голову. Два человека кроме него и один зомбак. «Так. Этот справа не знаком, не видел раньше. А может, и видел… Хотя, нет. Он меня тоже не знает, раз спрашивает. Так. Слева кто? Бродяга в черном. Необычный прикид. И поза. Будто Христос, распят на полу. Ан нет. Не прикован, не вбит. Запыленная одежда: плащ, берцы, шлем, перчатки. Все черного цвета. На запястьях, локтях и коленях металлические ракушки. Защитные, но не композитные. Странно. Рыцарь из средневековья, блин. Меча не хватает. Хотя вот он, этот черный посох. Поди, его. Не мой точно. Не мой! Ишь, возвращается память. Неплохо».
Никита открыл глаза, созерцая обстановку помещения. Да какая там обстановка? «Зал квадратов двести с серыми стенами, два стола-верстака в центре, плакаты по периметру… э-э… советских времен, да эта троица незнакомцев. Хотя этого зомбака, кажется, знаю. Мешков. Ученый. Физик-оптик. Ого! Конечно, знаком. Еще как. Предатель, сукин сын. Крыса»…
Никита встрепенулся, застонал и сжал виски ладонями. Вмиг голову вместе с болью пронзил сгусток вернувшейся памяти. Обо всем. О предателе Мешкове, подставившем группу спецназа под нападки воинствующей группировки… м-м… забылось название. О нем, Никите Топоркове, майоре разведгруппы спецназа ГРУ, направленной в дебри Чечни с установкой телепортации. О ребятах, канувших в небытие. Блин. И об этом здоровяке в облике…гм… Дарта Вейдера. Черного Сталкера. Едрить его налево! Точняк. А как же… а где… а откуда… Во-о-т жопство-о!
Никита ощутил такую немощь и упадок сил, что из его груди вырвался хрипящий стон, а тело сползло до плинтуса. Он все вспомнил. Он вспомнил вообще ВСЕ!
* * *
Зомби Мешков затих после долгих и явно мучительных конвульсий. Этого времени хватило Нику на то, чтобы окончательно оклематься, привести себя в порядок, сориентироваться и вспомнить почти все детали прошлого. А еще подлатать себя. Рваные раны обеих ног выше пяток, сломанное ребро, вывихи двух пальцев и многочисленные ушибы рассказали о недавнем поединке с этим киборгом в черном плаще. Самым крутым перцем в Зоне отчуждения и, поди, во всем мире. Непобедимым бессмертным идолом всех бродяг и сталкеров. Ни хрена себе! И он, майор спецназа ГРУ Топорков, завалил этого полубога?! Упс. Не-а. Тот еще жив и, кажется, не собирается помирать. Никита присмотрелся тщательнее и оценил незавидное положение «черного». Он лежал в позе «креста» на бетонном полу, словно распятый Иисус, не мог пошевельнуть ни одной конечностью, хотя неоднократно пытался и болезненно хрипел. Этот какой-то нехороший, пугающий хрип иногда разбавлялся булькающими, крякающими звуками, отчего становилось ясным удручающее состояние раненого. Кровоточащая рваная рана в районе живота, дырка в кисти, из которой тоже струилась такая же черно-красная жидкость, похожая на сукровицу. Упавший капюшон открыл истинный облик киборга, надо заметить, отталкивающий и пугающий. Абсолютно безволосая физиономия (без ресниц, бровей и щетины), покрытая ссадинами, шрамами и татуировками, наполовину состоящая еще и из блестящей маски, явно металлической, с узкими глазами и холодными зрачками. Небольшие вытянутые уши, по форме напоминающие беличьи, лысина в синяках, резаная рана шеи, отсутствие кадыка и тонкие, синие губы – все это придавало лежащему облик этакого Франкенштейна. Нечеловека. И уж, конечно, совсем не выглядящего добрым.
Да уж, лучше бы капюшончик обратно одеть. Не зря он его постоянно носил. Но почему же этот урод валяется недвижимым и не может встать? Он же живуч, как пес. И не собирается помирать.
