охотники расплачивались соболями, за табак и чай отдавали голубых песцов. Беличьи хвосты и черно-бурые лисы были разменной монетой при расчете за муку, дробь или порох. .
В годы мировой и гражданской войн привоз товаров в тайгу прекратился: необозримые ее районы оказались в отчаянном положении. На таежных жителей бременем легли всякие повинности и налоги; почтовая гоньба, перевозка войск, принудительные разверстки на мясо, молоко, рыбу, пушнину разоряли охотников, оленеводов, рыбаков.
Голод обрушился на таежных людей.
644
Голод шагал по берегам Лены, Алдана, Маи, по голым плоскогорьям Улахан-Чистая, по гиблым болотам Олы.
И где касался он костлявой рукой становищ — там коченели трупы, дымились развалины, чернел пепел забвения.
Пароходные гудки не оглашали северных морей, шхуны не привозили товаров, карбасы не высаживали искателей золота.
Проводники не пробивали новых троп в зарослях, купцы не торили старых трактов.
Зато шаманы колдовали по стойбищам, предсказывая час, когда крылья ворона закроют красную звезду.
Зато от наслега к наслегу, из улуса в улус спешило капсэ о начале мятежей и восстаний.
Во главе мятежей становились тойоны, за оружие брались шаманы. Якутские купцы объединялись с русскими богачами, белые офицеры становились вожаками повстанцев.
Уже давно плели тайную сеть антисоветского заговора якутские буржуазные националисты. Они обратились за вооруженной помощью к белогвардейскому правительству братьев Меркуловых, окопавшихся во Владивостоке, к японским оккупантам, американским миллионерам, 'грабившим сказочные сокровища русского Севера. Таежные князьки — тойоны, купцы — компрадоры, русские золотопромышленники снабжали заговорщиков деньгами и оружием.
В то же время якутские руководители извратили решения по национальному вопросу, которые принял Десятый съезд партии большевиков. ' _
Они начали ликвидацию кулаков и тойонов, принудительное кооперирование бедноты. Кулаки, тойоны, шаманы лишались своих земель, имущества, гражданских прав, выселялись за Полярный круг. Убогие хозяйства кочевников закрепляли на постоянном месте, звероловов заставляли пасти оленей, оленных людей посылали на золотые прииски.
Загибщики думали, что пришло время сокрушить старый мир тайги, сломать и сжечь обычаи, привычки, сложившийся веками уклад жизни.
Левацкими загибами советских руководителей Якутии воспользовались контрреволюционеры всех мастей. Во главе мятежа встали колчаковские офицеры, служившие в военных организациях Якутска.
Мятеж начался с побега группы офицеров. Двадцатилетний корнет Васька Коробейников с товарищами захватил на реке Мае караван барж с промышленными товарами и увел их в поселок Нелькан, где жил, тоскуя по политическим авантюрам, Петр Андреевич Куликовский.
Всю жизнь кидался он из одного приключения в другое, под-польничал, конспирировал, принимал участие в борьбе революционеров против самодержавия. Шаг за шагом отступал он от революционных идей, пока не превратился в непримиримого
врага большевизма. В конце двадцатого года Куликовский оказался в Якутске, надвигающаяся старость погасила его мятежный пыл. После разгрома колчаковщины он забрался в глухоманное поселение Нелькан и Стал скромным экспедитором кооперативного товарищества «Холбос». У него было время поразмыслить над печальным вопросом: жизнь прошла, мечтания о переустройстве России обратились дымом и прахом.
Осенью двадцать первого года в Нелькане появилась группа мятежных офицеров. Петр Андреевич воскрес для приключенческой жизни, когда к нему явился Коробейников,— в старом эсере опять забушевала страсть к политическим комбина-• циям.
Петр Андреевич устроил банкет в честь корнета и спросил у гостей: как офицерский мятеж превратить в народное восстание? И сам же ответил на него: левацкие загибы якутского ревкома, губчека, ревтрибунала — хорошие козыри в руках мятежников.
— Фунт кирпичного чая, аршин ситца дивные дела сотворят в борьбе с большевиками. Грешно их не использовать, дважды грешно не раздуть пожар восстания при таких обстоятельствах. Да здравствует право свободно жить на свободной земле — вот девиз, под которым пойдут в бой инородцы,— вдохновенно проповедовал Петр Андреевич. — Раздувайте пожар восстания! Пусть выгорит вся тайга, зато мы озарим половину мира...
От имени якутского народа собравшиеся создали военную и гражданскую власти. Петр Андреевич возглавил власть гражданскую, а корнет Коробейников двинулся на Якутск.
Восстание распространялось с ужасающей скоростью, мятежники свергали Советы по наслегам, громили гарнизоны по улусам. Поздней осенью Коробейников с трех сторон осадил Якутск. Гарнизоном города командовал нерешительный человек, он пассивно оборонялся, страшась вступить в открытую схватку с мятежниками, но и корнет не мог взять Якутска штурмом, теряя драгоценное время и боевой дух на мелкие набеги и засады.
Куликовский сообразил, что без опытных, знающих свое кровавое ремесло вояк не свергнуть Советов, и решил обратиться за помощью во Владивосток, к правительству братьев Меркуловых.
Нельканские купцы собрали депутацию и в своем обращении написали, что народности севера восстали против красных угнетателей, просят Меркуловых послать им военачальников и взйть под свою руку якутскую тайгу.
Депутация, возглавляемая Петром Андреевичем, с сумками золотого песка, с тюками драгоценной пѵшнины выехала в Охотск.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Второй месяц Джергэ и Андрей Донауров брели в Якутск. Давно остался позади Аллах-Юнь, а цель по-прежнему была недосягаема.
Андрей потерял представление о времени, усталость и голод подавляли все мысли, даже Феона стала далеким, неясным видением. Иногда хотелось лечь на снег и погрузиться в белое безмолвие, но Джергэ убивал такое желание шуткой:
— Работай, догор ногами, если хочешь жить. Не вымрет рыба от щуки, человек от работы...
— Где мы теперь, Джергэ?
— Одолеем еще перевал, и будет Чурапча, пройдем от Чу-рапчи еще два дня, две ночи — и Якутск...
Ночь застигла их на перевале. Снег плясал по обрывам, поднимаясь вертучими столбами, в волчьей проседи тумана скрывались пропасти. Джергэ зажег костер, сварил еще днем убитых куропаток, двух отдал Андрею, одну взял себе.
— Надо поровну делить, я без тебя все равно пропаду. — Андрей проглотил кусочки белого мяса, разжевал хрупкие косточки и еще сильнее почувствовал голод.— Куда подевались таежные люди? Ни одной живой души на тропе!
— Тайга не город. Это в городе людей как комаров на болоте,— рассмеялся Джергэ.
Андрей тоскливо подумал: «У Феоны не осталось продуктов и нет зимней одежды. А что, если Бочкарев пошлет погоню за ушедшими?»
