Теперь несколько слов о Научно-техническом комитете, его истории и его председателях. Начну с 25 мая 1955 года, тогда для координации общегражданских отраслей промышленности образовали Государственный комитет по новой технике. Его председателем и одновременно, для придания дополнительного веса, заместителем председателя Госэкономкомиссии и заместителем Председателя Совета Министров СССР назначили Вячеслава Андреевича Малышева, во время войны он был наркомом танковой промышленности, а после войны стал одним из организаторов атомного проекта, министром среднего (атомного) машиностроения. Казалось бы, ему и карты в руки, но в отличие от Устинова, дело у Малышева не заладилось. То ли отраслей под его началом оказалось много больше, чем у оборонцев? То ли внимания им уделяли несравненно меньше? То ли «устиновского» таланта у Малышева не обнаружилось. Скорее всего, во всем виновата болезнь. Занимаясь атомными делами, он, как и Завенягин, сильно облучился и теперь постоянно испытывал недомогание. 20 февраля 1957 года, в самый разгар реформы, Малышев скончался. После его смерти Госкомитет по новой технике переименовали в Государственный научно-технический комитет (не знаю, кто тут руку приложил), но новое название звучало солиднее и, я бы сказал, более властно. Да не в названии дело. Председателем комитета назначили Юрия Евгеньевича Максарева, до войны директора танкового завода в Харькове, одного из создателей легендарного Т-34, а после того весьма успешно поработавшего на самых высоких должностях в министерствах тяжелого и транспортного машиностроения, судостроения, в Бюро Совета Министров по машиностроению.
Отец поддержал назначение Максарева, он помнил его еще по Харькову, а его аттестация за последующие годы вселяла надежды, что теперь Научно-технический комитет оправдает ожидания. К сожалению, не оправдал. Оказалось, что Максарев, человек интеллигентный, мягкий и без особых амбиций, не любил ни во что вмешиваться, конфликтовать с министрами, предпочитал соглашаться с любыми их доводами. В общем, полная противоположность Устинову. При Максареве ГНТК деградировал, постепенно из координирующего органа превращался в подобие центра научно-технической информации и тем самым дискредитировал как замысел отца, так и самого себя. Вскоре Максарев, оставаясь председателем комитета, лишился не только титула заместителя Председателя Правительства, но и ранга министра. Такое падение с «неба» обернулось бы трагедией для Устинова, но Максарева оно, казалось, даже устраивало, жить стало спокойнее и спрос с него меньше.
Отец какое-то время терпел Максарева, и то лишь по старой памяти, все надеялся, что он выправится. Наконец терпение его лопнуло, в декабре 1959 года Максарева перевели из председателей комитета в заместители. На его место посадили Константина Дмитриевича Петухова, тоже, как и Малышев с Максаревым, танкостроителя. При Петухове мало что изменилось. Научно-техническому комитету с танкистами явно не везло. Весной 1961 года Петухова уволили, а ГНТК вновь переименовали, теперь в Государственный комитет по координации научно-исследовательских разработок. Его председателем стал Михаил Васильевич Хруничев, бывший министр авиационной промышленности, по своему складу человек не менее энергичный и хваткий, чем Устинов. Отец очень рассчитывал, что Хруничев наконец сдвинет воз с места, добьется того, чего добился Устинов в оборонке. Хруничеву в виде аванса даже восстановили утраченный его предшественниками ранг заместителя Председателя Совета Министров СССР.
Возможно, так бы и произошло, но судьба распорядилась иначе. 8 апреля 1961 года Хруничева назначили на должность, а в июне, практически не приступив к работе, он умер. Не знаю от чего, но с 1953 по 1955 год ему тоже довелось поработать в средмаше, поездить на испытания, получить свою долю облучения. Именем Хруничева назвали авиационный завод № 23 в Филях, теперь всемирно известный ракетно-космический научный центр.
Комитет по координации снова остался без руководителя. 10 июня 1961 года, по рекомендации Устинова, его новым председателем стал ракетчик Николай Константинович Руднев. Руднев много лет проработал у Устинова заместителем министра, хорошим заместителем, а после ухода Устинова стал министром, затем председателем Комитета по оборонной технике. Однако быть заместителем у Устинова совсем не означает, что человек станет самим «Устиновым». Более того, чаще случается обратное, энергичный министр подавляет своих заместителей, лишает их инициативы, обрекает на вечное «заместительство». Руднев новым «Устиновым» не стал. Комитет и при нем продолжал плестись в хвосте независимо от него происходивших событий.
Немного истории
Россия со времен Ивана Грозного — страна централизованная, не одной только властью, но и всей жизнью. Утверждение абсолютного всевластия свойственно всем средневековым монархам так же, как и желание сокрушить соперников — удельных князьков. Процесс этот, при формировании государственности естественен. Однако в Западной Европе установился определенный баланс, монархам не удалось, как им бы хотелось, подмять под себя интересы всех сословий. Знать сохранила за собой и земли, и привилегии, и определенную власть. А вот российским царям «повезло» больше. После того, как Иван Грозный спалил Новгород, перебил, утопил в реке, сжег на кострах большинство его населения, термин «провинция» в России стал означать захолустье. С богатствами Санкт-Петербурга и отчасти Москвы, с их дворцами, оранжереями, роскошными ресторанами соседствовали губернские города, уездные городишки и просто деревеньки, где люди продолжали жить так, как жили их предки и прапрапредки.
В XVIII–XIX веках с развитием промышленности в западном мире в местностях, прилегающих к месторождениям полезных ископаемых и источникам энергии, стали формироваться промышленные центры, возникали и росли новые городские поселения. И как следствие, туда пришло процветание, богатство, лоск. Такой же процесс, но с опозданием на век-полтора, начался и в России, Донбасс двадцатого века мало отличался от Рура и Кардиффа девятнадцатого.
После революции, выстраивания сталинской, доведенной до абсурда, централизованной экономики, пропасть между Москвой-столицей и провинциями-регионами еще более углубилась, стала почти бездонной. Политическая, идеологическая и экономическая власть полностью сосредоточились в Москве. В Европе, и особенно в США, различие между центром и провинцией стиралось, уровень жизни выравнивался, возрастала престижность корпоративных центров, человек чувствовал себя одинаково комфортно (или дискомфортно) в центре и на периферии, покупал одинаковые товары, жил в мало различающихся домах, не говоря уже о работе. А в России, в Советском Союзе, отъехав от столицы на пару сотен километров, человек попадал в иной мир. Все там иное: жилье, даже «высшей категории», не сравнимо со столичным, товары в магазинах — тоже, о дорогах и говорить не приходится. Правда, работу можно получить интереснее московской.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
