Кроме остатков 2-й Конной, на Каховском плацдарме собрались 4 стрелковые дивизии и одна кавбригада. Несмотря на такое скопище войск, Врангель решил атаковать Каховху. Расчет был и на отступательную инерцию советских частей, и на их моральный надлом. Добейся белые успеха - и та же масса войск, прижатая к Днепру, была бы уничтожена. На штурм пошла группа ген. Витковского - около 7 тыс. штыков и сабель, несколько броневиков и танков. Танки по тем временам были редким оружием, они носили персональные имена, как корабли - "Суворов", "Кутузов", "Скобелев", "Ермак", "За Русь Святую"... Но под защитой сильных укреплений большевики быстро пришли в себя. Крепостная артиллерия встретила части Витковского убийственным огнем. Многорядные проволочные заграждения приходилось рвать голыми руками, рубить штыками - ножниц для их резки не было (Франция обещала, но так и не прислала их), а снаряды приходилось экономить, особенно к английским орудиям (поставки-то прекратились).
Попытки прорвать оборону танками тоже ни к чему не привели - красные научились бить их, выкатывая легкие орудия на прямую наводку. Атаки продолжались 5 дней. И даже ночей. Чтобы избежать огромных потерь от артиллерии, штурм был предпринят в ночь с 4 на 5 сентября. Два танка были подбиты, два, прорвав первую линию заграждений, застряли во второй и были захвачены контратакой красных. А от огня и ночь не спасала - артиллерия большевиков била по квадратам, вся местность оказалась пристрелянной с математической точностью. К 6.09 атаки выдохлись. Витковский, потеряв 3 тыс. чел. и 6 танков, перешел к обороне.
В надеждах создания единого антибольшевистского фронта Врангель искал контактов с различными повстанческими группировками. С кубанцами, о которых уже говорилось. С сочинскими "зелеными" (категорически отказавшимися от любых связей с "генералами"). К нему приезжали представители повстанцев с Правобережной Украины, он помогал им снабжением. Искал Врангель и контактов с Махно, засылая к нему своих агентов. Но тут вопрос был сложным. Активных действий против белых, как при Деникине, батька не предпринимал. Наоборот, тревожил красные тылы, отвлекая на себя десятки тысяч бойцов ВОХРа. Однако и на союз не шел. Не отвечал ни "да" ни "нет". Отделывался общими фразами, вроде заявлений в махновской прессе (была и такая - газеты "Набат", "Известия военно-революционного совета армии имени батьки Махно") и прокламациях:
"Пока у большевиков есть чрезвычайки, мы с ними будем вести войну как с контрреволюционерами. Врангель тоже против чрезвычаек и обещал нас не трогать".
Основывающиеся на таких высказываниях сообщения крымской печати о союзе с Махно были не более чем газетными утками или неумелым пропагандистским приемом. Одно время в Севастополе даже начали публиковать и демонстрировать на Нахимовском бульваре "сводки штаба Махно", взятые из сплетен и нелепых слухов. Лишь по требованию штаба главнокомандующего эти глупости прекратились. Врангель для батьки тоже был "контрреволюционером". Красные и белые сражались за власть - каждый за свою. Махно не нужна была никакая власть. Да он и по своей натуре в принципе не мог быть ничьим союзником, предпочитая "гулять сам по себе".
Некоторые махновские атаманы местного масштаба - Володин, Ященко, Чалый, Хмара и др. - действительно согласились на сотрудничество. В Ставку несколько раз группами приезжали "камышовые батьки", обретавшиеся по приднепровским и приазовским плавням, увешанные оружием и столь сомнительного вида, что офицеры штаба конфиденциально советовались - можно подавать им руку или нет. Велись переговоры, где обе стороны чувствовали себя не в своей тарелке. Ни те ни другие полностью не доверяли друг другу. Реальное значение "союзов" бывало ничтожным - разве что задания о порче мостов и железнодорожных путей, которые иногда выполнялись, иногда нет - уж как там сложится, какое у "батек" будет настроение. О каких-то совместных действиях и думать не приходилось. А кое-кого из таких "союзников" потом пришлось повесить (например, Володина) за грабежи или работу на красных. Сам же Махно, имевший к тому времени армию в 10-12 тыс. чел., когда фронт приблизился к Гуляй-Полю, отошел на запад, обосновался в Старобельске. В своих действиях он руководствовался только тем, что было выгодно ему. В данный момент - щипать тылы большевиков, а не Врангеля. К тому же ему льстило внимание к его особе белых военачальников. Он любил говаривать "Мы еще подурачим генералов, а с ними коммунистов".
Союз с Махно, даже формальный, позволил бы белым решить целый ряд проблем. Скажем, с крымскими "зелеными". Их накопилось в горах довольно много, они безобразничали на дорогах, грабили едущих без охраны, совершали налеты на населенные пункгы. Все это вынуждало держать гарнизоны в тыловых городах, снаряжать против них экспедиции из юнкеров и тыловых частей. Для борьбы с ними был создан и специальный штаб во главе с ген. Носовичем. А с "идейной" точки зрения зеленые считали себя махновцами, признавали над собой верховный авторитет батьки, который никогда не был связан с этими "подчиненными". "Махновцами" поголовно считали себя и крестьяне Таврии. И раз батька держался по отношению к Врангелю нейтралитета, то и они заняли ту же позицию. Вражды не проявляли, но и поддержки не оказывали. В Русскую армию крестьянство не шло, мобилизации срывались. Главнокомандующий вынужден был издать "драконовский" приказ о круговой поруке - вместо уклоняющегося от призыва брать в армию другого мужчину из семьи от 17 до 43 лет, а если годных в семье не найдется, село должно было дать на службу кого-то из жителей. У дезертиров было приказано конфисковывать имущество. Врангель писал:
"Я вынужден был всей силой власти эти требования поддерживать. Беспощадная борьба требовала общих жертв".
В Совдепии такие "драконовские" меры были бы, конечно, невозможными какая там круговая порука, если мобилизации носили поголовный характер? Да и борьба с дезертирством отнюдь не ограничивалась конфискацией... Ну а в Таврии результаты оказались мизерными. Могли ли подобные приказы подействовать на "махновское" крестьянство, привыкшее рассредоточивать и прятать у себя целые полки? В селах с десятитысячным населением в нужный момент просто не находилось ни одного годного призывника.
Неудачи с крестьянством во многом объясняются и крайней слабостью белой пропаганды. Например, "Закон о земле", который Врангель считал краеугольным камнем своей политики и на который возлагал надежды, так и остался неизвестным подавляющему большинству населения. Правительственный отдел печати удосужился разослать его по... 500 экз. на корпус. Причем кому-то из тыловых "умников" пришла мысль сделать оттиски... платными, по 100 руб. за экземпляр. По крымским меркам, где заработки и цены исчислялись тысячами, сумма была ничтожной. Но в Таврии цены на продукты были ниже в 30-50 раз, и рубль, соответственно, котировался намного выше. И 100 руб. тут кое-что значили. Это после бесплатной красной литературы, навязываемой насильно! Да и из пришедших в армию экземпляров многое разбирали "на память" штабные, писаря, делопроизводители. То же повторялось с газетами. Они стоили от 50 до 500 руб., издавались небольшими тиражами, даже в тыловом Мелитополе их покупал далеко не каждый. А на фронт высылались вообще в ничтожном количестве, в день по 200-500 газет на корпус. Учитывая, что добрая половина оседала в штабах и канцеляриях, на передовой новости узнавали чаще из харьковских и московских газет, которыми щедро заваливали своих солдат коммунисты. Что уж говорить об агитации среди гражданского населения!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
