Характерным для Н. И. Холева как адвоката является редкостная добросовестность и исключительное трудолюбие. Он всегда много уделял внимания и времени детальному изучению дела, всех его обстоятельств. Его речи -- это плод большого предварительного труда и обстоятельней подготовки к процессу.
В его речах всегда дается обстоятельный анализ и разбор доказательственного материала; для него не существовало мелочей в обстоятельствах дела. Любой факт, играет ли он очень существенное значение или являющийся второстепенным, не ускользал от него. Вследствие этого речи Холева кажутся несколько суховатыми и излишне детализированными. Однако это нельзя отнести к числу недостатков его ораторского творчества
Речи Н. И. Холева отличаются стройностью и последовательностью. До тех пор пока он не заканчивал всестороннее рассмотрение одного вопроса, он не переключал своего внимания ни на что иное. Он очень тщательно подбирал слова, характеристики, сравнения и умело, с неменьшей тщательностью расставлял все это по своим местам. Его речи всегда очень убедительны и легко читаются по записям и стенограммам.
Среди дел, по которым ему приходилось выступать защитником, наиболее крупныгиф были дело об отравлении Н. Максименко я дело о крушении парохода "Владимир".
Речь его по делу Н. Максименко очень хорошо отражает особенности его ораторского дарования. В ней плавно и последовательно показывается развитие всех событий рассматриваемого дела. Анализ доказательств дан всесторонний, исчерпывающий и обстоятельный. Добросовестность его при подготовке к процессу особенно видна в той части речи, где он разбирает заключения экспертов. В речи нет отступлений по вопросам, не имеющим отношения к делу, отсутствуют в ней красивые фразы, эффектные тирады я пр. Тем не менее она читается с большим интересом и поддается сравнительно легкому анализу. Н. И. Холев вообще не был сторонником насыщения речи яркими красками. Исходя из этого, его современники считали, что ему, как оратору, не присуща эта способность. Однако при чтении его речи по делу о крушении парохода "Владимир" не трудно убедиться в обратном. Здесь можно найти и удачные, очень образные сравнения и поистине художественно-литературное описание отдельных событий и очень красочное воспроизведение обстоятельств дела. Все это дано в строгой пропорции и в меру. Речь Н. И. Холева по делу о крушении парохода "Владимир" значительно дополняет его характеристику как судебного оратора. К сожалению, за отсутствием полного ее текста и достаточно достоверного она не включена в Сборник.
Н. И. Холев занимался также и литературной работой, однако не систематически и не в таких размерах, как прочие его коллеги. В молодости он принимал участие в издании некоторых провинциальных журналов и газет. Позже в течение нескольких лет состоял секретарем комиссии по собиранию народных юридических обычаев при этнографическом отделении географического общества. Большую же часть своего времени и способностей он с увлечением отдавал профессиональной адвокатской деятельности.
Дело Максименко
Настоящее дело рассматривалось в начале 1890 года в Таганрогском окружном суде, но потом правительствующим сенатом было кассировано вследствие протеста прокурора и передано для нового рассмотрения в Харьковский окружной суд, где и решено окончательно.
По обвинительному акту сущность дела состоит в следующем. 19 октября. 1888 г., около четырех или пяти часов утра в Ростове-на-Дону умер Николай Максименко, смерть которого не могла быть объяснена какими-либо естественными причинами и на первых же порах по некоторым предшествовавшим ей обстоятельствам стала возбуждать сомнение. Произведенным по поводу смерти Максименко расследованием выяснено, что покойный, проживая летом 1888 года в Калаче, в конце сентября месяца заболел брюшным тифом и в первых числах октября по совету врача Гуниуса перевезен был женой, Александрой Максименко, в Ростов, где в начале болезни его несколько раз посещал врач Лешкевич и затем все время лечил доктор Португалов. Болезнь Николая Максименко протекала вполне удовлетворительно и благоприятно, больной в течение двух-трех недель заметно начал поправляться; в последние дни перед смертью он стал уже ходить по комнатам; и к 18 октября чувствовал себя настолько хорошо, что доктор Португалов, навестив Максименко в этот день утром и передав ему некоторые наставления относительно осторожности в пище и предохранения от простуды, заявил, что дальнейшие посещения его излишни, и, получив вознаграждение за все время лечения, уехал. И действительно, весь день 18 октября Николай Максименко имел вид совершенно здорового, веселого и бодрого человека. В семь часов Александра Максименко налила стакан чаю и отнесла к нему в другую комнату, но вскоре оттуда вернулась со стаканом наполовину недопитым и заявила, что Николай Федорович больше не хочет. Между тем через некоторое после этого, приблизительно через час, у Николая Максименко появилась сильная рвота. Приглашенный в половине девятого вечера для оказания помощи доктор Португалов нашел Николая Максименко в ужасных страданиях. Не имея никаких данных к установлению какой-либо связи настоящей болезни с тифом и предполагая лишь, что в организм Максименко попало в пище или иным образом что-либо вредное, с чем он не может справиться, доктор Португалов прописал ему слабительное и амигдалин в миндальной эмульсии с целью облегчения боли желудка с тем, чтобы приступить к другим более решительным мерам, когда характер болезни Максименко выяснится. Перед рассветом, часа в четыре или пять утра, когда Португалов вторично был приглашен к больному, то нашел его уже мертвым. В то же время Александра Максименко и бывшие в доме родные ее стали просить Португалова выдать записку о причине смерти умершего для погребения его, но Португалов отказал в этой просьбе на том основании, что причина смерти Николая Максименко была ему непонятна и у него сложилось подозрение в возможности в данном случае насильственной смерти, причем он даже советовал родным умершего потребовать через полицию вскрытия трупа Максименко. 21 октября произведено было врачом тюремной больницы Крассой вскрытие трупа Николая Максименко в присутствии помощника пристава Англиченкова и при участии приглашенных лично женой покойного врачей Лешкевича и Моргулиса. Врачи, производившие вскрытие, пришли к заключению, что смерть Николая Максименко последовала от излияния кровянисто-серозной жидкости в грудную и сердечную полости и что найденные при вскрытии в желудке тифозные повреждения могли вызвать ослабление деятельности сердца, окончившееся параличом последнего. Присутствовавший при вскрытии врач Португалов, не соглашаясь с правильностью заключения названных врачей, потребовал подвергнуть внутренности умершего тщательному исследованию, но заявление это оставлено было врачом Крассой без внимания на том основании, что вскрытие не дало никаких указаний на возможность насильственной смерти. Тем не менее, по настоянию врача Португалова и предложению прокурорской власти, внутренности умершего Максименко были отправлены для химического исследования. Химической экспертизой во внутренностях Максименко найден был в значительном количество минеральный яд -- мышьяк.
Впоследствии, согласно желанию обвиняемых, было произведено новое химическое исследование второй половины оставшихся в Новочеркасской областной аптеке внутренностей Максименко и затем, по перевскрытии трупа Максименко, в ту же аптеку были отправлены для исследования другие внутренности. Новое исследование, которое производил тот же провизор Роллер, но в присутствии некоторых членов врачебного управления, снова обнаружило присутствие мышьяка. При последнем исследовании врачи-эксперты, производившие судебно-медицинское исследование, допустили предположение, что яд был принят Максименко в седьмом часу вечера с чаем или сельтерской водой.
Не допуская возможности самоотравления или случайного отравления, следственная власть остановилась на умышленном отравлении и стала искать лиц, которые могли быть заинтересованы в смерти Максименко. Такие лица предварительным следствием были указаны в лице вдовы Максименко, Александры Егоровны Максименко, и Аристарха Резникова.
Жена Н. Максименко -- Александра Дубровина -- была богатая девушка, получившая, однако, самое поверхностное и недостаточное домашнее образование; мать же ее была грубая, необразованная, неграмотная женщина, притом пристрастная к спиртным напиткам. Это, однако, не мешало ей ответить отказом на просьбу дочери о разрешении ей выйти замуж за служившего в их конторе Николая Максименко. Варвара Дубровина хотела, чтобы муж ее дочери был человек богатый, а Максименко получал всего 50 рублей в месяц. Но ей поневоле пришлось изменить свое решение, когда она узнала, что между ее дочерью и Н. Максименко во время отсутствия ее в Ростове установились интимные отношения. Как показывала сестра покойного Максименко, Александра Дубровина завлекала его и вела себя так, что ответственность за эти отношения падает главным образом на нее. В апреле 1885 года состоялась свадьба. В первое время супруги Максименко жили между собой хорошо и дружно, но на другой год после женитьбы отношения их расстроились: как теща, Варвара Дубровина, так под влиянием ее и жена стали обращаться с Николаем Максименко весьма пренебрежительно и даже враждебно, оскорбляли его на каждом шагу, унижали, бранили, называя нищим, шарлатаном и т. п., а теща даже научала дочь выгнать мужа из дому и завести себе любовника. Последний совет, по словам обвинительного акта, не остался бесплодным: страстный по природе и невоздержанный по части половых влечений характер Александры Максименко вскоре сказался в том, что, по показанию зятя покойного Максименко -- Левитского, она вступила в любовную связь с полицейским чиновником Панфиловым, вследствие которой между супругами произошла ссора и даже драка. В это время, по показанию того же Левитского, Александра Максименко высказывала сожаление, что передала в собственность мужу принадлежавший ей дом и пай в товариществе пароходства Дубровиных.
