в тени.
— Я найду нам такси. — Хадсон идет прямо по центру освещенной дорожки, и экран его телефона отбрасывает свет на его лицо.
Я останавливаюсь возле гигантского кактуса.
— Ты не очень-то скрытен, — тихо говорю я.
— Ага. — Он даже не использует шепот. — Я активировал маскировочное устройство. Ты единственная, кто может меня видеть.
— Хорошая идея. — Пальцем зацепляюсь за камень, отчего я кренюсь вперед. К счастью, успеваю сохранить равновесие, прежде чем наесться грязи.
— Наверное, было бы неплохо, если бы ты тоже ходила при свете. — Он сдерживает смех.
Я присоединяюсь к нему на тротуаре, который приведет нас к задней части отеля, чтобы подождать такси.
Повернув за угол, мы сталкиваемся с Альфредом и его дружелюбной улыбкой.
— О, Господи, — вскрикиваю я и отпрыгиваю на шаг назад.
Бэтмен-дворецкий только шире улыбается.
— Я такой страшный?
— Вовсе нет. — Я кладу руку на свое колотящееся сердце, желая, чтобы оно успокоилось. — Просто не ожидала увидеть тебя. — Единственный человек, которого мы пытались избежать. На этих ключ-картах есть устройство слежения? Может, он действительно шпион в костюме дворецкого?
— Вы двое заблудились? — В его взгляде проступает беспокойство.
— Нет. — Хадсон ведет себя естественно и непринужденно. Тем временем я переминаюсь с ноги на ногу, как будто нас поймал директор за прогул школы. — Мы ждем машину, чтобы поехать на фестиваль зимнего солнцестояния.
— Сначала нужно поужинать. — Его лицо светится от возбуждения. — Специальное блюдо от шеф-повара…
— Яйца буйвола, — выпаливаю я. — Мы знаем.
Улыбка Альфреда немного спадает.
— Звучит как кулинарный опыт, который мы бы не скоро забыли, но нам придется это пропустить. — Хадсон поднимает подбородок в сторону машины, направляющейся в нашу сторону. — Похоже, наше такси уже здесь.
— Приятного вечера. — Мужчина не выглядит слишком обиженным.
Хадсон открывает для меня дверь машины.
— Миссия провалена, — говорит он тихо, почти на ухо, когда я протискиваюсь мимо него.
Я немного дрожу от сочетания его глубокого голоса и теплого присутствия.
— Все еще думаешь, что тебе не нужно пальто? — Мужчина придвигается ко мне со знающей ухмылкой.
Похоже, я не так хороша в работе под прикрытием, как думала.
Хадсон
— Я так наелась, — выдыхает Лиллиан перед тем, как сунуть последнюю ложку супа в рот и выбросить бумажную миску в мусорное ведро.
На фестивале мы ели у каждого стенда. Попробовали все традиционные и современные блюда местной кухни — от вяленого мяса бизона и «Маргариты» из кактуса до кукурузных лепешек и супа «Три сестры» с миллионом вариантов между ними.
Температура упала, но атмосфера осталась теплой благодаря обогревателям и теплу тел тысяч посетителей.
— Индейский жареный хлеб? Нужно попробовать. — Лиллиан направляется к столику, где аромат жареного теста и сладкого меда соблазняет всех в радиусе одной мили.
— Я думал, ты сказала, что наелась.
Ее глаза расширяются, когда женщина намазывает мед на горячий хлеб, только что взятый из жаровни.
— Для такой вкуснятины всегда найдется место. — Она расплачивается и берет десерт. При первом же укусе она стонет и закрывает глаза. — Боже мой, — бормочет она с набитым ртом. — Это намного лучше, чем яйца буйвола. — Откусывает еще кусочек, затем передает хлеб мне. — Ты должен попробовать.
— Не хочу.
Она снова подталкивает его ко мне.
— Не будь ребенком. Попробуй.
— Уверен, что это вкусно, но мне не…
— У меня нет венерических заболеваний.
— Я и не думал, что они у тебя есть.
— Вот. — Она переворачивает кусочек на ту сторону, которая не тронута ее ртом, и снова предлагает его мне. — Один кусочек.
— Почему ты кормишь меня насильно?
— Кусай!
— Хорошо! — Я наклоняюсь и откусываю большой кусок, в основном для того, чтобы она от меня отвязалась, и… о, вау… — Святое дерьмо, — говорю я с полным ртом теплого, воздушного теста, — это потрясающе.
— Видишь! Я же тебе говорила.
Мы прогуливаемся по улице, по очереди кусая жареный хлеб и заглядывая в каждый киоск, предлагающий ту или иную вариацию коренной американской кухни. Лиллиан находит способ завязать разговор с каждым. Эта девушка любит поговорить. И я получаю неожиданное удовольствие, наблюдая за ней.
— Давай пойдем в раздел искусств. — Она дергает меня за рукав пиджака. — Я хочу купить сувенир…. О, смотри! Надувной дом! — Она вцепляется рукой в мой локоть.
Я немного вздрагиваю от этого прикосновения, хотя Лиллиан, настолько потерянная в своем волнении, что, кажется, не замечает, что прикасается ко мне.
— Мы должны попрыгать в надувном доме!
— Почему? Нам же не шесть лет.
Она подтаскивает меня ближе к конструкции на тему джунглей с надувными пальмами, обезьянами и бананами, украшающими вход.
— Потому что это будет весело. — Она резко оборачивается, в ее бледно-голубых глазах пляшут огоньки. — Ты ведь помнишь, что такое веселье, да?
— Мое представление о веселье — это не выставлять себя дураком перед кучей детей.
— Почему бы и нет? — Она уже сняла туфли. — Детям все равно, если ты выглядишь как идиот.
— Ты иди вперед.
— Ты пропустишь все веселье, — говорит она, пробираясь через полосы зеленого пластика, сделанные в виде свисающих лоз.
Через минуту она уже смеется с детьми, прыгая, а ее золотистые волосы разлетаются во все стороны. Я не хочу пялиться, поэтому достаю свой телефон, уверенный, что там есть электронное письмо, которое могу просмотреть, но ее смех отвлекает мой взгляд от экрана. Никогда не слышал такого подлинного звука, свободного от ограничений, социальных ожиданий или одобрения. Встречал ли я когда-нибудь человека, который получал бы столько радости от чего-то простого и детского? Лиллиан отказывается от блюд, удостоенных трех звезд Мишлен, и находит заразительную радость в надувном домике.
Она тяжело дышит, когда ведет с детьми обстоятельный разговор о том, во что наряжалась на Хэллоуин и кто победит в схватке между Софией Прекрасной8 и кем-то по имени Док Плюшева9. Маленькая девочка спрашивает Лиллиан, где ее мама и не хочет ли она завтра с ней поиграть.
— Видишь вон того парня? — Лиллиан показывает на меня своим новым друзьям. — Он боится надувных домиков.
Группа малышей отвечает множеством форм шока.
Злая ухмылка появляется на её губах.
— Я думаю, он мог бы набраться храбрости, чтобы попробовать, если бы вы, ребята, поговорили с ним.
— Да ладно… — ворчу я.
Трое детей, которые, как я полагаю, не старше пяти лет, направляются ко мне.
— Не бойся!
— Даже моя младшая сестра не боится!
— Можешь держать меня за руку. — Маленькая рука проскальзывает в мою ладонь. Маленькая девочка с яркими карими глазами и черными волосами отклоняет голову назад, чтобы посмотреть на меня, и что-то теплое проникает в мою грудь. — Просто держись, хорошо?
Только придурок мог сказать «нет» такому личику.
Я снимаю
