Так, сейчас она мигом сообразила, что у Алисы наступает самая настоящая истерика, вон глаза совсем белые, а изо рта едва ли не пена идет…
Губы у Алисы прыгали, и из этих самых губ полились вдруг жуткие ругательства. Такого Надежда стерпеть не могла. Она повернулась, чтобы уйти, но наткнулась на Олега, который стоял сзади, почти вплотную. Алиса наскакивала на нее, размахивая руками, тогда Надежда, не примериваясь, залепила ей мощную оплеуху. И собиралась дать вторую, но тут ее кто-то больно схватил за руку.
Алиса замолчала и стояла с широко открытым ртом, медленно приходя в себя.
– Отвали от меня, козел полорогий! – заорала Надежда, пытаясь вырвать руку, но Олег зажал ее, как клещами. Осознав, что потом будут синяки, Надежда озверела и пнула прораба каблуком под коленку. Сегодня на ней были босоножки на каблуке, а прораб был в рабочей одежде и в сандалиях на босу ногу. Надежда исхитрилась и наступила каблуком ему на палец. Это помогло, Олег взвыл и отпустил Надеждину руку. Она отступила в угол.
– Ах ты, старая кошелка! – выдохнул он.
– Ты еще будешь тут выступать! – орала Надежда. – Ты что о себе возомнил? Что теперь тут хозяином будешь? Так еще неизвестно, как дело повернется, может, безутешная вдовушка тебя тоже выбросит за ненадобностью, на кой черт ты ей сдался, простой строитель! Коньяк хозяйский хлещет, с женой хозяйской спит – ишь, устроился на всем готовом, паразит!
– Убью! – прохрипел Олег, но тут в комнату ворвалась Марианна Васильевна с кипящим чайником наперевес, а в окно заглянул ее муж Павел с серпом.
Надежда почувствовала себя увереннее и отступила к дверям, решив, что запрется в своей комнате и как-нибудь пересидит до утра, а утром поставит перед капитаном Белкиным вопрос ребром: или он ее отпускает домой, или она переселяется в гостиницу. В конце концов, у нее путевка оплачена, она имеет полное право там жить. А сегодня вполне можно лечь спать без ужина, даже полезно.
Благим намерениям не дала осуществиться Марианна Васильевна, которая через пятнадцать минут постучалась в ее дверь с подносом. Плюшки были с корицей, с вареньем и с миндальной стружкой.
Они очень мило попили чайку вдвоем, Марианна все вздыхала и просила Надежду посодействовать насчет места экономки. А то эта Алиса уволит ее тут же. Да еще и рекомендаций не даст. Жаль покидать этот дом, да уж теперь какая работа, с такой хозяйкой она и сама тут ни за что не останется.
Доедая третью плюшку, Надежда Николаевна обещала поспрашивать по знакомым.
Вика и Ника сидели в просторном кабинете майора Лицевого в ожидании очной ставки с двумя другими подозреваемыми.
Кабинет майора был обставлен строгой и тяжелой мебелью, много говорящей о характере владельца, таком же строгом и тяжелом.
На стенах, выкрашенных суровой масляной краской цвета мрачного грозового неба, были развешаны плакаты воспитательного характера: «Болтун – находка для врага», «Скажи рюмке нет», «Случайные связи ведут к заразным заболеваниям», а также «Грязные руки – верный путь к дизентерии» и почему-то «Не переходите пути перед приближающимся поездом».
Сам майор сидел за столом с чрезвычайно мрачным лицом. Он барабанил пальцами по столу и насвистывал популярную песню «Наша служба и опасна и трудна». Майор с волнением ожидал результатов очной ставки.
Наконец дверь кабинета распахнулась, и два полицейских ввели двух симпатичных старушек, похожих, как две куклы Барби из одного магазина игрушек. На старушках были одинаковые голубые панамочки и скромные платьица, у первой – синенькое в горошек, а у второй – розовое в клеточку.
Увидев майора Лицевого, одна из старушек радостно воскликнула:
– Ой, мужчина!
– Симпатичный! – поддержала ее вторая. – Самый настоящий полковник!
– Пока еще только майор! – поправил ее несколько растерянный Лицевой, такое чудо в перьях в его кабинет попадало нечасто.
– Ну когда же, Глаша, ты научишься различать погоны? – строго проговорила первая старушка. – Ты же видишь – у молодого человека на погонах только одна большая звездочка, а у полковника их должно быть три, как у коньяка…
– Не может быть! – отмахнулась вторая. – Говорю тебе – полковник! Мне ли полковников не знать? Помню, один… Он каждый день приносил мне огромные букеты цветов… Когда же это было?
– До войны с Наполеоном! – ехидно вставила ее приятельница.
– Что ты говоришь, Даша, Наполеон – это такой коньяк. Или пирожное. А что касается звездочек… – продолжала мечтательная старушка. – И у офицеров, и у коньяка дело не в звездочках, а в выдержке. – Она попыталась ткнуть пальцем в погон на мундире Лицевого.
– Отставить! – одернул ее майор. – Ваша фамилия, адрес, дата рождения?
– Молодой человек. – Первая старушка, та, что в платье в горошек, погрозила майору пальцем. – Вас плохо воспитывали! Разве можно спрашивать у женщины, сколько ей лет? Запомните, женщине столько лет, на сколько она выглядит!
– Ой, Даша! – Вторая старушка залилась радостным смехом. – Да столько не живут, на сколько мы с тобой выглядим! Особенно если, как сегодня, без макияжа…
– Но хоть фамилию и адрес вы можете назвать? – проговорил Лицевой, мучительно поморщившись.
– Мы можем, мы все можем! – ответила строгая старушка. – Только вы должны знать, что по правилам этикета мужчина должен представиться первым!
– Майор Лицевой! – машинально представился офицер.
– Я же говорила, Глаша, что он майор! – наставительно произнесла старушка и снова повернулась к Лицевому. – Майор, надеюсь, вы нас не задержите надолго? У нас сегодня на ужин творожная запеканка с киселем, очень бы не хотелось ее пропустить!
– Вы можете не только сегодняшний ужин пропустить! – рявкнул майор, скрипнув зубами. – Вам в общей сложности может грозить до восьми лет строгого режима!
– Молодой человек, что вы так кричите? – перебила его легкомысленная Глаша и кокетливым жестом поправила голубоватые волосы под панамкой. – Мы и так очень строго соблюдаем режим, за этим следит Альбина Ивановна!
– Крепкие бабки! – проговорил Лицевой, нервным движением сломав карандаш. – Ну, ничего, мы и не таких раскалывали! Последний раз спрашиваю – ваши фамилии!
– Лично моя фамилия – Звездопадова! – гордо сообщила Глаша. – Эвелина Звездопадова! Возможно, вам эта фамилия знакома? – Она снова кокетливо поправила волосы.
– Как это – Эвелина, если ваша подельница называет вас Глашей? – осведомился внимательный майор.
– Не слушайте ее, молодой человек! – вступила в разговор Глашина подруга. – А ты, Глаша, не вводи его в заблуждение! Тоже мне – старая кокетка!
– Эвелина Звездопадова – это мой сценический псевдоним, – проговорила Глаша. – И я так с ним срослась, что теперь откликаюсь только на него…
– Ах, псевдоним?! – обрадовался Лицевой. – Кличка, значит? Погоняло уголовное?
– Когда-то это имя красовалось на афишах! – мечтательно протянула старушка, воздев глаза к потолку. – Возможно, молодой человек, оно попадалось вам на глаза…
– Ага, в самом низу, мелким шрифтом! – вставила Даша. – Это было так давно, что майора еще и на свете не было, так что он никак не мог видеть эти афиши!
– Лицевой, долго будет продолжаться этот цирк? – осведомилась молчавшая до сих пор Элла Арнольдовна.
– Цирк? – Глаша, она же Эвелина, услышала знакомое слово и оживилась. – Однажды я выступала в цирке! Это был замечательный номер – женщина и змея…
– И в какой из этих ролей выступала ты? – подпустила шпильку подруга.
– Где вы раскопали эти чучела? – процедила подполковница. – По-моему, с ними все ясно…
– Разрешите доложить, – ответил Лицевой. – Они были задержаны при чрезвычайно подозрительных обстоятельствах. Вошли в помещение «Снег-банка» и потребовали мороженого! Охранник проявил бдительность и вызвал нашего сотрудника, а тот сверился с ориентировкой и запросил группу захвата…
– Я же говорила тебе. – Даша строго взглянула на Глашу. – Я же говорила, что это не кафе-мороженое…
– Ну, я ошиблась… – смущенно ответила вторая старушка. – Раньше там было кафе «Снежок», я прочитала – «Снег», думала, просто название изменили…
– Мое мнение, – заявил майор Лицевой, – они отлично маскируются! Попросту ваньку валяют…
– Ага, маскируются! А возраст – это тоже маскировка? Согласно ориентировке Нинке Клещ сорок четыре года, а Зинке Гвоздь – сорок шесть. А этим вашим артисткам, наверное, все девяносто…
– Как вы смеете, женщина? – возмутилась Глаша. – Мне всего семьдесят восемь! Даша, конечно, постарше…
– Это кто это постарше? – перебила ее подруга. – На самом деле я моложе тебя на три месяца, а что ты в паспорте год переправила, это отдельный вопрос…
– Молчать! – заорал Лицевой, ударив кулаком по столу.
В это время дверь кабинета приоткрылась и в него заглянул растерянный полицейский.
