class="p1">Впрочем, только приехав в Бухару, до официального визита к кушбеги, Бернс проявил осторожность и сменил свой наряд, хотя был одет не по-европейски, а по-афгански. Тем не менее, решил подстраховаться. «По прибытии в Бухару первая забота наша состояла в том, чтобы переменить одежду и во всем приноровиться к правилам, предписанным законами этой страны… Мы немедленно заменили свои чалмы некрасивыми овчинными шапками, а свои
каммарбанды (пояса) грубым шнурком, или тесьмою; также сняли верхнее платье и чулки, что в священном городе Бухаре составляет внешнее различие между неверными и правоверными»[188].
Надо думать, что Виткевич мог поступить схожим образом. Вряд ли с купеческим караваном он путешествовал в казацком облачении и вероятнее всего, переоделся в него, когда скрывать цель своего приезда в Бухару уже не имело смысла.
Что еще побудило Виткевича отказаться от маскарада и шпионских игр? Он позиционировал себя как русского посланника (подтверждение тому, что «зеленый свет» заходу в Бухару дал Петровский), а это требовало открытости. И Демезона бухарские чиновники принимали нормально, но наверняка про себя усмехались, замечая его опасливость. На Востоке отвага и уверенность в себе порой ценятся больше, чем благоразумие и рассудительность.
И наконец, укажем на такую черту характера Виткевича, не в обиду ему будет сказано, как определенное позерство. Ему нравилось производить впечатление, даже немного эпатировать публику, неважно, русскую, бухарскую или афганскую. В каких-то случаях он смущал азиатов казацким мундиром, а в каких-то – эффектно появлялся среди своих в восточном облачении. Об этом еще будет сказано.
Теперь – по существу его бухарской миссии. Приоритетным было установить контакт с первым министром, и этого оренбургский посланец добился. Он регулярно общался с кушбеги, вел переговоры и убеждал этого фактического владетеля Бухары в необходимости дружбы и сотрудничества с Россией.
Хаким-бей хитрил: не отказывался от развития связей, но в то же время намекал, что Бухара, якобы, в этом не особенно заинтересована. К месту и не к месту упоминал об англичанах, также пытавшихся утвердиться в Средней Азии, в частности, о капитане Бернсе. «…Он повторял несколько раз урок, который затвердил, как сам признавался, от бывшего недавно в Бухаре англичанина Бёрнса: что англичане на море, а русские на суше – сильнейшие государства в Европе»[189].
С этим трудно было не согласиться, но при этом собеседники отдавали себе отчет в том, что Россия и Великобритания начинают борьбу за Среднюю и Центральную Азию. Пройдет несколько лет и Виткевич и Бернс встретятся в Афганистане, где сойдутся в политическом поединке. Ну, а кушбеги и хан Бухарский, подобно другим владыкам среднеазиатских государств (на сегодняшний день этот «беспроигрышный» подход не изменился) по-прежнему будут лавировать между англичанами и русскими, стараясь что-то выгадать от этой конфронтации и сохранить свою самостоятельность, играя на противоречиях между геополитическими гигантами.
«…Кушбеги, – докладывал Виткевич, – стращал меня, что бухарцы не станут ходить в Россию, а будут торговать с англичанами, указывая при этом на Бернса, который делал на этот счет разные предложения». Внимательно наблюдая за реакцией посланца, первый министр с удовольствием рассказывал о планах агента Ост-Индской компании основать в Бухаре английскую факторию. Бернс «доказывал при этом бескорыстие англичан, пользу от этого заведения для бухарцев, убеждая кушбеги в физической невозможности для англичан завоевать Бухару и указывая на опасных соседей, на русских, от коих могут они только быть безопасны, заключив союз с англичанами»[190].
У Виткевича были свои аргументы. Он «отвечал наотрез, что это пустое, что англичане ни под каким видом не могут доставлять бухарцам из Индии железо, медь, чугун в деле, юфть и другие товары, что бухарцы и того менее могут брать товары эти у англичан, потому что отдавать им взамен нечего; хлопчатую бумагу, сушеные плоды и другие произведения земли своей они, бухарцы, за Гиндукуш не повезут и сбывать им произведений этих кроме России некуда»[191].
Уже не для кушбеги, а для своего начальства, для Перовского, Виткевич изложил план российской экономической экспансии:
«Англичане заменить и вознаградить бухарцам торговли с Россией не могут, эта вещь несбыточная, как я уже упомянул выше, по двум причинам: во-первых, англичане железа, меди, чугуна, юфти и других русских товаров доставлять бухарцам не в состоянии уже по отдаленности и трудности пути; во-вторых, им брать взамен своих товаров нечего; звонкой монеты в Бухаре нет; золото все идет из России, серебро из Кашгара, за русские же товары, и произведения Бухары все в излишестве находятся во владении англичан. Мы, напротив, легко могли бы распространить круг торговли своей до самого Мультана[192] и вытеснить английских промышленников из целой Средней Азии. Наш путь ближе, наши произведения и товары в большем ходу и славе, и мы можем вывозить из Средней Азии много предметов, между коими бумага всегда займет первое место…»[193].
Ян подчеркивал: «товары наши во всей Средней Азии, до самой Индии, ценятся выше английских; довольно странно, что английские ткани, заготовляемые для Азии, так дурны, что не могут выдержать ни даже самого поверхностного сравнения с русскими. Все ситцы их и другие бумажные ткани жидки, редки, до невероятности, и только полощены и подклеены; в холодной воде краска сходит и остается тряпка». Виткевич сам поначалу не верил этому, «но убедился наконец собственными глазами, будучи в Бухаре, куда также завезены уже товары англичанами, хотя сбыт их плохой, потому что товары плохи». Но если Россия будет бездействовать, «то и эти плохие ткани должны наконец занять место наших, и торговля наша упадет еще более»[194].
Афганец
Из размышлений Виткевича явствует, что смотрел он дальше бухарского пятачка и был неплохо информирован о том, что происходило на других рубежах начинавшейся Большой игры. Особенное значение им придавалось Афганистану, точнее, афганским ханствам, ведь Афганистан не был единым государством. В отчете уделялось внимание обстановке в Кабульском ханстве, одном из самых влиятельных и сильных в этой стране, и подчеркивалась желательность сотрудничества с ним России:
«…Ныне благоприятствует нам еще одно вовсе неожиданное и не многим известное обстоятельство. Дост Мухаммед-хан, владелец Кабулистана, ищет покровительства России и готов сделать в пользу нашу все, что от него потребуют…»[195].
Афганский сюжет в отчете возник не случайно, не только потому, что автор широко мыслил и не ограничивал свой кругозор одной Степью и Средней Азией. В Бухаре он встретил посланника кабульского правителя, который направлялся в Россию с его письмом, адресованным государю императору. Этот документ содержал предложение о союзе и совместном противодействии английской экспансии.
