Глаза, которые на него выкатила Зина, были полны злых слез. Такими она обычно на вертухая в зоне смотрела, когда бывала незаслуженно обижена. Но то охранник, а тут свой же – Рогов! Чего так ссучился-то?! Зажирел, забогател? Людей перестал замечать? Вот и Колю послал на верную гибель, поручив невыполнимое задание.
Коля же дышал через раз и осторожно, чтобы легкие не развалились. А ему задание! А потом списали в отработку. Рогов хоть глаза и таращит, Зина не верила, что он не при делах. Его рука ствол тот держала, из которого Коле башку прострелили, сто процентов его.
– Изжарь быстро! Я тороплюсь, – уже тише приказал Рогов и глянул на большущие часы с маятником в углу столовой.
Часы были дорогими, но Стас их все равно купил. Что ему в них особенно нравилось, так это медленное, солидное колыхание большущего маятника. Казалось, что и сами часы идут медленнее, подстраиваясь под этот неторопливый взмах. И время бежит не так стремительно. И жизнь не так быстротечна.
Зина сердито гремела сковородкой за его спиной. И наверное, ей очень хотелось врезать ему этой самой сковородкой по голове, и чтобы масло в ней было погорячее. Но не осмелится, хоть и хочет. И вообще ни на что не осмелится, как бы ни хотела. Потому что боится его. И законов их боится, больше, чем законов государственных.
Рогов глянул себе за спину. Зина в плотной по колено юбке серого цвета, черной футболке с короткими рукавами, косынке, повязанной на голове, с босыми ногами сосредоточенно била яйца о край сковороды. Рогов насчитал восемь штук. Он просил два. Это был бунт. Маленький такой, ничтожный, за который он ей запросто в глаз мог дать.
– Я просил два яйца, Зина, – напомнил Рогов тихим мерзким голосом, от которого у самого побежали мурашки по спине.
– А! – Она вздрогнула, рассеянно глянула на сковороду, забитую яйцами. – Господи, увлеклась! Прости, Стас. Задумалась.
– И о чем же думала?
Он решил, что на сегодня ему Устинова вполне хватит. Зина пусть побережет свою мордастую физиономию для следующего раза. Но этих восьми яиц он ей не простит, это как пить дать. И того мерзкого омлета с морковкой, которым он испортил собственную стену собственной столовой, он ей не забудет. Время еще будет.
– О чем думала? – снова напомнил он ей вопрос, на который она не поторопилась ответить, еще один промах с ее стороны.
– Да про Колю думала, Стас, – нехотя призналась Зина, выкладывая на тарелку яичницу.
– А чего ты о нем думала? – удивленно поднял он редкие белесоватые брови.
– Надо бы похоронить. – Зина скорбно поджала губы.
– Дура, что ли! – присвистнул Рогов с раздражением.
Взял в руки вилку и нож, хотя вполне мог и одной вилкой обойтись. Но Алиска настоятельно рекомендовала помогать себе ножом. Он не стал спорить. И брал в руки нож, зачастую так и не применяя его, когда ел.
– А чего дура-то?! Не чужой же! – проговорила Зина с обидой. – Братву хороните, а тут…
– А тут Коля твой нарисовался возле дома, где следачку убили, не сотрешь! А потом и его убили. В полиции думают, что мы зачистили. И щас придем, здрасте, труп отдайте, мы его похороним. Вот тот, кто придет, того и схватят. Дура ты, Зина, – закончил Рогов и принялся терзать вилкой яичницу, про нож забыл.
– А кто же его, Стас? Если не вы, то кто? – пропустив оскорбление мимо ушей, спросила Зина.
– А я знаю! – фыркнул он так, что желток по столу разлетелся. – Может, тот самый свидетель, которого я щас прессую.
– А кто такой? – с живостью подхватила Зина.
Новости она любила. И любила ими делиться с Веней, когда тот бывал дома и когда тому хотелось ее слушать. И он был единственным человеком, перед которым она могла обнажить свой гнев, радость, скуку или ненависть. Как она относилась конкретно к Рогову, Веня знал.
– Да так, гнида одна, которая явилась к ментам и заявила, что у него есть информация. И которую отдаст, только если ему заплатят. И даже типа видео у него есть.
– Ничего себе! – ахнула Зина, вытаращив глаза. – А Коля? Колю зачем он убил?
– Может, потому что Коля пас его, черт его знает!
Рогов надрал хлебных мякишей, накидал их в тарелку и принялся обмакивать в яичный желток. Обмакнет, вилкой подденет и в рот. Если бы Алиска сейчас увидела, мордочку недовольно сморщила бы, подумал Рогов и удвоил усилия.
– Это, значит, Коля за ним следил, а он его, получается, убил?! – ахнула Зина, закрывая рот ладонью.
– Может, и так, – согласно кивнул Рогов.
А про себя подумал, что вряд ли. Устинов к моменту смерти Коли уже из дома удрал и отсиживался в доме своей бабки. На хрена ему метаться по городу, вывозить куда-то Колю, стрелять того? Потом снова в бабкин дом ехать. Как-то тупо. Да и ствола братва в его доме не нашла.
– Слышь, Зин, а у Хилого мобила была?
– Да, – задумчиво обронила Зина. Потом, спохватившись, что сболтнула лишнего, залопотала, заискивающе заглядывая Рогову в лицо: – Стас, ну я-то откуда знаю, была у него мобила или нет?! Он мне не хвастался!
По тому, как плутовато бегали Зинкины глаза, как подрагивали губы, Рогов понял – брешет.
– Телефон свой дай, Зинуль. – Он вытянул руку на столе, требовательно раскинул пальцы клешней.
– Что?
Она попятилась от стола. Взгляд тут же предал ее, метнувшись к сумке.
– Телефон свой дай, бысс-трраа! – взревел Рогов и, дотянувшись, больно ударил Зину кулаком в грудь. – Ну!
Та охнула, согнулась, но послушно поплелась к сумке, брошенной у входа на одном из стульев. Порылась в ней, достала скромный мобильник, вернулась, протянула его Рогову. Упрекнула:
– Чего же так больно-то, Стасик? Аж заныло все! – Зина выпустила из глаз пару слезинок.
– Ничего, тебе этими сиськами детей уж больше не кормить, – скривился Рогов, быстро листая записную книжку в ее телефоне и просматривая журнал вызовов. – Ага! Вот он наш Коля Х. Не станешь же ты отрицать, что это не он, а, Зина? Только подумай, прежде чем сказать. Хорошо подумай, Зина!
– Он это, он. Чего драться?
Она задрожала, стоило вспомнить, что не удалила сообщение, которое Коля ей прислал несколько дней назад. Если Рогов прочтет, то ей конец тогда! Все, это конец! Соображай, дура, соображай! Тебе не привыкать врать! И простым гражданам врала, и прокурору! А что Рогов? Кто он? Быдло, прости господи! Венечка прав, быдло они все…
– Ух, ты, Зина! Что я вижу! – радостно ощерился Рогов, дошел все же до ее сообщений. – Коля велит тебе спрятать какие-то штуки подальше. Что же это такое, Зина? Что ты спрятала?
– Ничего, – буркнула она, опуская голову, она придумала, теперь не боялась.
– Что значит «ничего»?!
Рогов швырнул в нее тарелкой, с которой исчезла яичница и все хлебные мякиши, Зина еле успела пригнуться. Тарелка с хрустом раскололась о стену. Осколки улеглись поверх цветастого омлета.
– Что значит «ничего», Зина? – Его ноздри раздулись, будто кто качал их изнутри крохотным насосом. – Что значит «ничего»?
– А ничего я не спрятала.
– Почему?
– Не успела. Все так и лежит у него в квартире. Если не сперли, конечно.
– И что же это за штучки такие, Зина? Не хочешь рассказать?!
– Не могу, Стас, не проси. – Она густо покраснела, сливаясь по цвету с ярким орнаментом на цветной косынке. – Язык не повернется. Не могу!
– Ладно, черт с тобой, корова. – Он вдруг развеселился.
Заставить смущаться эту мошенницу со стажем могло только чудо. И он желал сам посмотреть на это чудо. Даже занятно! А если соврала, то уж тогда, извините, ляжет рядом с Колей в соседний холодильник морга. Она достала его уже сегодня!
– Поехали. – Рогов медленно вылез из-за стола, схватил упирающуюся Зину за затылок и поволок к выходу. – Поехали, поехали, Зина, покажешь мне эти штучки.
Потом он долго ржал, рассматривая игрушки из секс-шопа, разложенные в Колиной берлоге на подоконнике. А после, пиная без конца засмущавшуюся до обморока Зину, заставил ее демонстрировать их применение. А под конец унизил так, что она ревела часа два, съежившись на полу под Колиной батареей центрального отопления.
– Ненавижу, падла… – рыдала Зина, дергаясь всем телом от стыда и унижения. – Ненавижу…
Успокоившись, она вымылась в Колиной ванне, с грустью посматривая на его бритвенный станок и помазок с богатой щетиной. Вытерлась вафельным полотенцем, она всякий раз приносила Коле новые, стирать ему было сложно. Это вот – сочного синего цвета – так и осталось нетронутым. Им в тот день, когда произошло их последнее свидание, было не до любовных утех. В тот день Коля принес эти самые штучки, которые велел Зине забрать с собой. Но потом все же поехал ее проводить. Боялся, что ее ограбят по дороге.
– У меня опасно это держать, – прикладывал он руки к футболке, которая сидела на нем, как на деревянном кресте.
– А мне не опасно?! – дула она губы на него за то, что только ехала зря на другой конец города.
– На тебя никто не подумает, Зинуль. А меня в расход сразу и свои и менты!..
