- Если вы пробудете на солнце до обеда, то превратитесь в ростбиф, замечаю я. - Это вам не анемичное солнышко Брайтона.
- Не волнуйтесь, я запаслась кремом, - отзывается моя строптивая половина.
И продолжает лежать на солнце. Потом встает, входит в воду и, поплавав, опять ложится на песок. Порядочный супруг на моем месте давно бы употребил свою власть и влияние, чтобы уберечь жену от ожогов. Но я супруг фиктивный и предоставляю ей полную свободу действий.
От скуки я наблюдаю за тем, как она принимает солнечные ванны, и попутно устанавливаю, что моя супруга обладает формами, способными взволновать самое непритязательное воображение. Жаль, что это тело с перламутрово-белой кожей превратится в головешку: белая кожа - слабая защита от черноморского солнца. Но то ли помогли косметические кремы, то ли упрямство, Линда проводит ночь спокойно и на следующее утро снова растягивается на песке.
- Это вам не Брайтон, - снова объясняю я. - Сгорите.
- Спасибо, - отзывается Линда, - но вас самого, кажется, хватил солнечный удар: вы проявляете заботу о людях.
Не считаю нужным отвечать, потому что ответ она получит и без меня в самом скором времени и еще потому, что к нашему зонтику направляется лейтенант. Не в форменной одежде, а в плавках. У лейтенанта прекрасный загар и вид бывалого морского волка или заговорщика - так уверенно-небрежно он опускается на песок рядом со мной и так осторожно бросает испытующие взгляды по сторонам.
- Ваше сообщение получено, - вполголоса говорит он. - При первой возможности шеф встретится с вами лично.
- Как можно чаще употребляй слова "риск", "контракт", "контрабанда" и тому подобные, - предупреждаю я, потому что Линда направляется к зонту под тем предлогом, что ей хочется посидеть в тени. - Вообще как можно больше иностранных слов. Пускай воображает, что может догадаться, о чем идет речь.
- Известный риск существует, но ваш план по графику принят, и контрабанда пойдет именно по тому каналу, который вы указали.
После этого я начинаю давать совершенно не нужные ему и мне объяснения. Рассчитанные на то, чтобы усыпить бдительность моей супруги, они изобилуют иностранными словами, а также красноречивыми жестами, понятными любому среднеинтеллигентному человеку.
- Мне нужно пять человек, - говорю я и показываю для большей ясности растопыренную ладонь. - А теперь подумайте и напишите на песке десять тысяч.
Лейтенант сосредоточенно молчит, потом, почесав в затылке, пишет на песке число десять; взглянув на меня, он добавляет к нему еще три нуля, после чего стирает цифры ладонью.
Я качаю головой и посмеиваясь говорю:
- Шесть тысяч, дорогой мой. Ни стотинки больше.
И мы начинаем торговаться всерьез; теперь можно не прибегать к выразительной жестикуляции, на каком бы языке вы ни торговались, даже слепому ясно, о чем идет спор. В заключение я замечаю:
- Завтра можно будет поговорить подробнее.
- Моя красавица проведет день в постели.
- Она готова, это точно, - кивает лейтенант, глядя на бесконечную морскую ширь.
Линда в самом деле готова, причем не надо ждать и до завтра. Как только мы поднимаемся в номер после обеда, ее начинает знобить, у нее повышается температура, и она вынуждена лечь в постель. Мне ничего не остается, как вызвать врача. Приходит врач и устанавливает диагноз, ясный и без медицинского осмотра. Врач немного говорит по-французски, и я объясняюсь с ним на этом языке, хотя по-болгарски мы могли бы понять друг друга скорее и легче, но с моей супругой приходится держать ухо востро.
Ко всему прочему, мне приходится взять на себя обязанности прилежной сиделки. Не ожидая, пока принесут выписанные врачом лекарства, я применяю испытанное народное средство - простоквашу. Простоквашу из кухни гостиницы мне доставляет коллега, встретивший нас в аэропорту. Провожая его к двери, я успеваю шепнуть:
- Передайте, что ночью я могу быть в распоряжении шефа.
Через пятнадцать минут вместе с присланными из аптеки лекарствами приходит ответ:
- В полночь генерал будет ждать вас в соседней комнате. На всякий случай дайте ей выпить эту ампулу.
Я снова превращаюсь в сестру милосердия. Линда горит, как в огне, я с трудом заставляю ее принять таблетки. Приходится опять прибегнуть к простокваше, потому что специльные кремы мало помогают. Да, милая, это тебе не Брайтон. Хорошо еще, что и я - не Дрейк, не то мы могли бы расстаться, причем навеки.
Линда то беспокойно вертится в кровати и вздыхает, то снова замирает, погруженная в забытье, которого не знаю почему все мы боимся, как дети темноты. Не жалея сырья, я продолжаю лечение простоквашей, особенно щедро нанося ее на спину и бедра, где ожоги сильнее всего. Какое тело! И как жестоко оно пострадало от ласк солнца!
Время от времени Линда ненадолго приходит в себя. Она смотрит на меня сине-зелеными глазами, затуманенными жаром, и снова закрывает их. Судя по внешним признакам, температура еще держится. Только поздно вечером Линде становится легче, она через силу шепчет: "Это вы, Питер?", и я торопливо уверяю ее, что это я самый, и подношу стакан воды, в которую вылито содержимое ампулы. Она покорно выпивает воду и вновь бессильно опускает голову на подушку. Ей явно очень плохо - так она послушна, - и мне даже становится неловко за снотворное, но я тут же успокаиваю себя тем, что в создавшейся ситуации оно только принесет ей пользу.
Полночь. Но этот раз мне не нужно лезть через балкон. Я смело стучусь в соседний номер и смело вхожу в дверь, за которой меня ждут генерал и Борислав. Шеф жмет мне руку и даже собирается что-то сказать, но он не любитель прочувствованных речей, и вместо приветствия просто смотрит мне в глаза своими синими глазами - неприлично синими для человека в генеральском звании.
- Как больная?
- Спит глубоким сном.
- Тогда садись и перейдем к вопросам.
Я выполняю приказ, а он, верный своей привычке, начинает мерять комнату шагами.
- Ты считаешь, что надо пропустить посылочку-другую. Это действительно необходимо, чтобы дать тебе время для дальнейшего расследования. А вдруг в посылке окажется десять-пятнадцать килограммов героина? Ведь у нас есть обязательства перед другими странами.
- Этого они не сделают. По крайней мере на первых порах. Пока не проверят, надежен ли канал.
- А как мы сообщим тебе, какое количество поступило? И о том, пропустили мы его или задержали?
Это один из тех вопросов, на которые я сам еще не нашел ответа. И я молчу.
- Твоя работа уже на том этапе, когда просто невозможно действовать без связи. Мы могли бы установить связь в самом квартале, но это опасно.
- Очень опасно, - соглашаюсь я.
- В таком случае связь остается прежней. А ты должен сделать все необходимое, чтобы укрепить доверие к себе. Тогда ты спокойно сможешь ею воспользоваться.
- Понял.
- А как будешь извещать о контрабанде?
- Нужен такой способ, в который легче всего поверит тип вроде Дрейка: в случае необходимости я буду посылать из Лондона открытки на указанный вами адрес. Под маркой я буду наносить бесцветными чернилами дату и название судна. Из Варны открытки будут посылаться в Вену по адресу, который я указал: дату и название баржи следует проставить под маркой.
- Решение не безупречное, - размышляет генерал. - Однако для этого твоего типа, наверное, пройдет.
- Небезупречное, но пройдет наверняка, раз проект не вызывает сомнений, - заявляет Борислав.
Генерал, не обращая внимания на его слова, меняет тему разговора:
- А что ты можешь сказать о Ларкине?
- Ларкин - это ЦРУ, - вставляет Борислав.
- Я не тебя спрашиваю, - хмурится генерал. - И вообще ты что-то нервничаешь.
- Да нет... просто бросил курить...
- А-а-а... Ну, раз бросил курить, дай ему сигарету, Боев, пусть успокоится.
Мы закуриваем, и я выкладываю с подробностями, что уже сообщил в более сжатой форме в своем докладе. Ничего другого я пока сказать не могу.
- Ларкин - это ЦРУ или в крайнем случае Интерпол, - снова вмешивается Борислав.
- Но для нас не все равно, какую именно организацию представляет этот господин.
Генерал говорит медленно, будто рассуждает вслух. Я возражаю:
- По-моему, он не может быть сотрудником Интерпола. Это исключено. Возможно, Дрейк не разбирается в методах тайнописи, но зато прекрасно разбирается в служащих "Наркотик-бюро", и в свою банду такого служащего ни за что не возьмет. Ларкин - или представитель американских коллег Дрейка, который берет на себя переброску товара за океан и его продажу, или агент ЦРУ. Третьей возможности я не допускаю.
- Хорошо, - соглашается генерал. - Если он - контрабандист, мы можем утешаться тем, что помогаем в работе коллегам из соседнего управления. А если он из разведки, какие у него могут быть цели?
- Воспользоваться каналом и сетью сообщников в собственных целях, говорит Борислав.
- Ты так думаешь?
