– Михаил Борисович, – помялся Владик. – А можно, я буду называть вас – «шеф»?
– Что я тебе, «Бриллиантовая рука», что ли?
– Нет, честно, я даже не думал про фильм. Просто вы в нашей задрипанной больнице ни на кого не похожи. В хорошем смысле, я имею в виду… Вы… вы умный и оригинальный! – нашел он, наконец, нужное слово. – И у вас такая клевая бабочка, ну, галстук я имею в виду… И вообще… – Владик смешался. Он уже давно чувствовал себя взрослым, даже еще в школе. И он уже давно не нуждался в учителях. И вдруг случайно, можно сказать от безысходности, придя на работу к Ризкину, он осознал, что мог бы видеть в этом некрасивом, своеобразном и по-своему обаятельном человеке кого-то вроде старшего товарища. Даже можно было бы сказать Учителя, если бы Владик не ненавидел всегда это слово.
– Галстук, говоришь, тебе мой понравился? – Ризкин небрежно взглянул на Дорна и стал рыться в ящике стола. Вытащил картонную коробку из-под каких-то химреактивов, откинул крышку. – Держи! – он извлек с самого дна новейший, ни разу не надеванный прекрасный шелковый галстук еще в упаковке – серо-голубого оттенка в синюю крапинку, кинул Владику. – Примерь-ка перед зеркалом.
Владик растерянно держал подарок в руках.
– Только джентльмены носят такие вещи с рубашкой.
Владик сбросил с себя оцепенение. Подошел к зеркалу, висящему на стене. Оглядел в нем себя с небрежно-критическим видом.
– Михаил Борисович, у меня такое подозрение, что я – не джентльмен.
Ризкин в размышлении развел кисти рук:
– Возможно, что и да, но вдохновляет по крайней мере, что ты это понимаешь.
– Но все-таки вы мне галстук подарили?
– Подарил.
– И я могу делать с ним все, что хочу?
– Можешь, – Ризкин смотрел на Владика с подозрением.
– Тогда я буду носить его вот так! – Владик как можно ниже оголил шею, максимально оттянув вырез своего не нового уже синего джемпера, и нацепил галстук прямо на проекцию большого гортанного хряща. Говоря не медицинским языком – на уровень кадыка.
– Красиво, шеф? – Он с победной и одновременно хитроватой улыбкой повернулся к Михаилу Борисовичу.
– Отлично. Хоть в Голливуд посылай! – Ризкин насупился и склонился над своим микроскопом. Смотрел в него минут пять, потом вдруг заржал и тоже подошел к зеркалу. Выдернул из кармана своей рубашки, висевшей на плечиках на спинке стула, бордовый галстук, тот самый, в котором сидел на утренней конференции, и тоже закрепил его на резинке вокруг своей тоже голой, но уже морщинистой шеи, поднимавшейся из просвета медицинской пижамы. И когда санитар отделения Павел Владимирович – худощавый мужик лет тридцати пяти, всегда, будто спросонья, но, к чести его, абсолютно трезвый, заглянул в кабинет заведующего отделением спросить, оставить ли нынешнюю пациентку для работы косметологу Вове, на него из-за своих столов с неописуемым достоинством поглядели два доктора – зрелый и молодой. И у обоих на голых шеях красовались элегантнейшие детали изысканного мужского гардероба. И Павел Владимирович, как человек не без вкуса, сразу отметил, что эти галстуки обоим докторам были удивительно к лицу.
«Черт возьми, – подумал он, возвращаясь в прозекторскую, чтобы отдать каталку с телом пациентки косметологу Вове. – Надо будет себе, что ли, повязать на шею что-нибудь…» Но, решив, что три галстука-бабочки на одно отделение – это уже не оригинально, Павел Владимирович придумал украсить свою наружность шейным платком.
15
Пока Ашот смотрел какой-то американский фильм, который он ни за что не стал бы смотреть в Америке, Барашков погрузил компьютер с системным блоком и остальными причиндалами в машину и выехал с больничного двора.
В кухне у Тины мариновалась свинина для отбивных, в холодильнике морозился фруктовый торт. Сама Тина чистила картошку, когда около входной двери раздалось какое-то поскребывание. Сенбернар Сеня поднял морду от свинячьего позвонка и посмотрел на Тину. «Дежа вю, – подумала она. – Все опять, как в тот вечер. Тот же свет, тот же звук воды, падающий в раковину, то же ощущение шершавой кожуры в пальцах. Конечно, я так же, как сейчас, чистила картошку, когда услышала, как в прихожую вошел Азарцев. Собственно, с того вечера все и началось. Он рассказал мне, что встретил какого-то своего друга».
Раздался звонок в дверь. «Это не Володя, не волнуйся, – сказала Тина сенбернару. – Это Барашков. Вот его-то ты давно знаешь. Может быть, он привел с собой еще одного мужичка, но тот тоже очень хороший человек. Добрый. Его зовут Ашот». – Сенбернар приподнял одно ухо, опустил и разгрыз кость пополам. «Зубы у тебя замечательные, – позавидовала Тина. – Не страшно мне с тобой». И она пошла открывать.
Барашков, а это был действительно он, ввалился потный и веселый. Затащил в прихожую коробки.
– Тина, а куда ты будешь ставить это сокровище?
Тина огляделась. Другого стола, кроме кухонного, в квартире не было.
– Если б я вспомнил, я б тебе еще и стол приволок, – посетовал Аркадий.
– Стол не проблема. Я отца попрошу. Он мне привезет из их квартиры мой старый столик. Я еще студенткой за ним занималась.
– Ну а пока куда компьютер-то ставить?
– Ставь пока в угол. И иди руки мыть. Ашот-то скоро будет?
– Не могу его нигде найти. В больнице не объявлялся, домой не звонил. Людмила, во всяком случае, мне не перезванивала. Не представляю, где его искать.
– Остается ждать, – разумно сказала Тина. – Когда-нибудь объявится. Ну, а пока давай, что ли, я тебя покормлю.
– Хотели же вместе с Ашотом.
– Вместе и отметим. Я думаю, он скоро придет. Наверняка уже позвонил тебе, и Люда сказала мой адрес. Он нас догонит. Чувствуешь, какой запах?
– Пахнет шашлыком, – потянул носом Барашков.
– Это не шашлык, но мыслишь правильно. Через пятнадцать минут будут нежнейшие отбивные. А пока вот тебе сыр, вот зелень, вот красное вино.
– Заманчиво, – сказал Аркадий и сунул в рот веточку петрушки. – Но без Ашота не буду.
– Ну, жди! – Тина вернулась к картошке, и Аркадий пошел за ней. Сел за стол в кухне. «На Володино место», – отметила Тина. Ей хотелось быть веселой, молодой, прежней, но не получалось. Хотелось пококетничать, но она совершенно разучилась это делать. «Нет уж, чем вымученно улыбаться, лучше быть скучной, – решила она. – Во всяком случае, естественней».
Аркадий не утерпел – утянул с тарелки кусочек сыра.
– Ну, все-таки где его черти носят? – подошел к окну. Уже стемнело. Он вытянул наугад газету из пачки – остатки Тининой торговли.
– Что пишут?
– А, всякую дрянь. Я и не читаю. – Тина забросила картофелины в кастрюльку, вооружилась молотком для мяса.
