Я приехал в Архонскую познакомиться с потомками терцев, которые мне всегда казались тайной за семью печатями, как, впрочем, и все казачество, вычеркнутое из истории России с 1917 года.
В главной библиотеке страны хранится книжка некоего Н.Л.Янчевского «Разрушение легенды о казачестве», изданная в 1931 году. Оказывается, как утверждает автор, в общем-то не было в России никаких казаков, а был сброд, «деклассированные элементы», разбойники. Все, что знали о казаках, — народная молва, и не более того. Легенда же!.. Вот такая история...
— И куда ж это я вас размещу-то? — первым делом спросил станичный атаман Николай Александрович Левченко, когда мы поздоровались. — Да вы не беспокойтесь.
Чувствую, неожиданный мой приезд застал казаков врасплох: как голуби разворковались. Час воркуют, другой. Время к вечеру, а я — с дороги. Говорю, мол, и не нужен постой, чего выдумываете, мне бы с людьми поговорить, где приткнусь, там и хорошо. Но от атамана Левченко просто так не отойти — не отпускает. Ох, лихой вид у казака, ох, бедовый — огонь-мужчина.
Долгонько устраивал, но устроил хорошо. Спасибо. Поселил к двум пенсионерам, столько перевидавшим на своем веку, что роман с них нужно писать, кино снимать, а никак не очерк делать — мал очеркишко для таких судеб.
Григорий Иванович Белоус три четверти века отшагал с колхозом и поныне работает в нем, а Фекла Павловна теперь только по хозяйству и успевает. Это раньше любое дело в ее руках горело, теперь же руки из послушания вышли, медлят, не торопятся, а глаза все бы сделали.
В замечательно ухоженной хатке, построенной в начале века, я и нашел пристанище, тишину и покой.
Как вошли мы с атаманом к ним во двор, я сразу увидел: справное хозяйство. Казачье.
За глухими воротами открылся двор, поперек которого стояла бричка. Бричка — это не телега, хотя и там, и там четыре колеса. Бричка — это произведение искусства, ценимое прежде у казаков необычайно. Каждая деталь в ней, как сбруя на казачьем коне, подогнана, за века прилажена. Выпрягают в бричку пару, а грузят до двух тонн. Телега не выдерживает столько.
— Переворачиваем ее на выгруз, а ей ничего, — просвещал меня вечерком Григорий Иванович, когда мы вышли во двор погутарить, — потом перепрягаем коней. И опять поехали...
— А кто делает такую красоту?
— Сами. Есть у нас плотник, он делает. Брички, колеса, все деревянное делает.
Мы ходили как-то с Григорием Ивановичем к деревянных дел мастеру, посмотреть на его золотые руки. Работает один, без помощников, справно работает сельский умелец.
— В бричке главное — это колесо...
Мы стояли в небольшой мастерской, пахло стружкой и свежими опилками, на полу лежали детали будущей брички, в углу стояли стопкой, словно бублики, скрученные обода для колес — сохли, я разглядывал пришедшие из веков хитрейшие приспособления и инструменты, без которых не сделать хорошую бричку, слушал о тайнах плотницких дел и думал: как же хорошо, что хоть что-то еще сохранилось в наш равнодушный век.
Брички опять спросом пользуются! Откуда только в Архонскую люди не приезжают, заказы оставить желают... Да разве один мастер управится?
...А еще у Григория Ивановича во дворе голубятня. Он держит птиц просто так: посмотреть да послушать их песню, когда тоска к сердцу подберется. Голубь — птица Христова.
В доме у Ивана Григорьевича в каждой комнате иконы. Раньше не было казачьего дома без икон. Не полагалось! Бога боялись и слушали.
Особо почитали святого Георгия-воина, покровителя казачества. Шестое мая — в Его день — большой праздник, более полутора тысяч лет ему! И на Урале, и на Дону, и в Америке, и в Турции стопки поднимают за святого Георгия и за его величество КАЗАЧЕСТВО — далеко по миру разбросала судьба казаков.
Еще в каждой станице раньше был другой большой праздник, тоже христианский, но уже свой, станичный. В Архонской это 12 сентября, день святого Александра Невского.
Приход здесь назывался — Александра Невского. Рассказывают, красивая была церковь в Архонке, с певучими колоколами. Как заиграет колокольная музыка, «округа словно поднималась. За тридцать верст слыхать было». Фундамент лишь остался от певуньи — кому-то из комиссаров помешала. «Приехал какой-то на казачьем коне, в красных портках, — вспоминала Фекла Павловна, — и велел нашу красавицу по миру пустить. Нашлись антихристы — пустили».
Сейчас решили казаки восстановить храм. «Что ж, не люди, что ли, столько лет без Бога живем?..»
Присматривался я к людям в Архонской, долго присматривался, и с каждым днем они загадочнее становились. Вот, например, здесь осетины живут (их от казаков сразу отличишь — лица другие), казаки же вроде бы и похожи друг на друга, а разные.
Собственно, а кто они такие, казаки? Почему они должны отличаться?
Беру Большую советскую энциклопедию, нахожу: «Казак, козак (тюрк. — удалец, вольный человек) — человек, порвавший со своей социальной средой (XIV—XVII вв.), с конца XV в. К. стали называть вольных людей окраин Русск. гос-ва». И все! Небогато. Смотрю дальше: «Казачество — военное сословие в дорев. России XVIII — нач. ХХ в. В XIV—XVII веках — вольные люда, свободные от тягла и работающие по найму, главным образом на различных промыслах, а также лица, несшие военную службу на окраине страны... В 1920 г. постановлением ВЦИК на казачьи области были распространены все действующие в РСФСР общие законоположения о землеустройстве в землепользовании. Эти акты положили конец существованию К. как особого военного сословия. Трудовое К. вступило на путь социалистического строительства». Таково мнение крупнейших ныне специалистов по теме «казачество» А.П.Пронштейна и К.А.Хмелевского... Что сказать? Видимо, слова эти устраивают казаков, раз никто не возразил. Меня же они устроить не могли. Что не устраивало? Теперь, когда проштудировал едва ли не всю литературу по истории казачества, могу ответить. Если кратко — полуправда, которую не удосужились прикрыть даже фиговым листком. Именно Ложь, облепившая казачество, не устраивает... А если подробнее, то тогда придется начинать с неожиданного на первый взгляд вопроса, что в истории казачества бесспорно? По-моему, абсолютно бесспорно то, что казаки — степные жители: степь была и осталась их стихией, их вольницей, их домом. Во-вторых, то, что казаки — превосходные воины, именно на коне (в прямом и в переносном смысле!) они навечно запечатлелись в судьбе нашего Отечества. И в-третьих, конечно, внешность казаков — настоящего казака не спутаешь ни с кем: голубоглазые, светловолосые, коренастые, таковых большинство.
Отталкиваясь от этих трех истин, я и попытался проследить историю Степи, а вместе с ней и историю казачества.
...Задолго до появления Киевской Руси был Дешт-и-Кипчак (Степь кипчаков), или Половецкое поле, как о нем потом вверили. Но что известно о ней, об этой степной стране? Разве лишь то, что ее обитатели — тюрки-половцы — назывались «дикими кочевниками», «погаными татарами».
Разве на самом деле они были таковыми?.. А впрочем... Я лишь напомню, что писали о казаках после войны 1812 года в Европе, и многое станет понятно. А писали что казаки дикие люди, звероподобные существа, жившие в диких лесах: «Казаки едят сырое мясо и пьют кровь. Глаза их ужасны, волосы до пояса, бороды до колен. Пики их — один ужас». Так, оказывается, часто рисуют в истории образ преуспевающего врага. Таковы особенности людской психологии. Подобных примеров немало... Пусть же половцы (Появление половцев в Восточной Европе обычно связывают с XI веком. Но так ли это? Тогда появилось слово «половец», но не народ, обитавший со II-III веков в Степи. В русских летописях этим новым словом называли только южных соседей Руси, часто бравших славян в полон. Отсюда, видимо, «половец», то ест» полонящий, берущий в плен.) останутся «ужасными дикарями»! Простим летописцам их слабость. Простим и то, что не заметили они славного Дешт-и-Кипчака.
«Дешт-и-Кипчак была страна, — писали о ней в XIII веке арабы, — которая простиралась в длину на 8 месяцев пути, а в ширину на 6 месяцев. Аллаху это лучше известно!» По Дунаю на западе, по Москве-реке на севере проходили прежде границы этой страны, до самых предгорий Кавказа. На востоке же граница терялась далеко за Алтаем.
Страна делилась на каганаты, где правил каган — князь князей. Верховного единого правителя в Дешт-и-Кнпчаке, видимо, не было. Или, если он и был, выборный.
Судя по записям, оставленным итальянским монахом Иоанном де Плане Карпини в 1246 году или французом Вильгельмом де Рубруком в 1253 году, а также по книгам арабских и византийских путешественников, побывавших в разное время на земле половцев, смею настаивать, что в Дешт-и-Кипчаке жил один народ, а не сборище народов, как принято утверждать. «Все эти народы имели одну форму лица и один язык, — писал, например, Плане Карпини, — хотя между собой они разделялись по областям и государям».
