Это был один из семи, носивший название «Фиолетовый».
— Мой дорогой месье Кювье! — начал Андрей Львович по-французски. — Более нет надобности, чтобы вы следили за ним.
— Разве произошли какие-нибудь перемены? — спросил Кювье.
— Да, все закончено, завещание утверждено и нам больше нечего бояться, что этот француз увидится с Николаевым, — сообщил Андрей Львович.
— Но, видите ли, — возразил Кювье, — я для того, чтобы отвлечь, навел его на ложный след и познакомил с одним из своих, которого выдал ему за Николаева.
— Бросьте все это, бросьте!.. Дело оказывается не стоит свеч! — с видимым огорчением воскликнул Сулима.
— Да неужели?!
— Да, все наследство этого Николаева состоит в маленьком участке земли, цена которого всего несколько тысяч франков!
— А между тем нам были даны такие определенные инструкции! — вздохнув, произнес Кювье.
— Это уж не наша вина! — возразил Андрей Львович, — Пусть там, в Крыму, пеняют на себя!
— Однако это все же неприятно!
— Ну, разумеется!
— Но все-таки у нас есть некоторое удовлетворение!.. — продолжал Кювье. — Как хотите, дело Савищевой гениально задумано и выполнено!.. Я признаюсь, не ожидал, что вам удастся все сделать так быстро.
Андрей Львович махнул рукой и произнес:
— Савищевское дело — пустяки по сравнению с тем, что мы ждали от дела Николаева!.. Но вот что! Вы знаете, что Желтый отправлен мною в Крым с донесениями и для личных переговоров. Надо догнать его по дороге и предупредить о том, как неожиданно изменилось дело. Поезжайте как можно скорее…
— В Крым? — спросил Кювье.
— Да! Вдогонку Желтому…
— Но я хотел бы… — начал Кювье, но вдруг остановился.
Андрей Львович пристально посмотрел на него, выдержал паузу, затем продолжал:
— Вы поедете как можно скорее, даже сегодня, если достанете лошадей…
Кювье больше не возражал, он только спросил:
— А если я не догоню Желтого по дороге?
— Тогда вы в Крыму передадите это письмо и объясните ему на словах то, что знаете!.. — ответил Андрей Львович. — А я уже сегодня покончу с Николаевым, чтобы поскорее отделаться и забыть о нем.
— Могу я, — нерешительно произнес Кювье, — попросить у вас разрешения повидаться перед отъездом с этой девушкой, которую, как вы говорите, вы хотите выдать за дочь графа Савищева-старшего?
— Нет! — коротко и даже резко ответил Сулима. — Вам не нужно видеть ее, а необходимо как можно скорее ехать, что вы и сделаете!..
Кювье удалился, а Андрей Львович велел подать себе карету и отправился в дом титулярного советника Беспалова.
Глава XXXV
Беспалов, в халате и с трубкой, ходил, шаркая туфлями, по столовой и пояснял сидевшему в углу и не слушавшему его Виталию, как делается настоящий омлет о-финь-зерб (яичница с зеленью).
Орест лежал на диване, находясь в полном финансовом оскудении и ожидая вечера, когда можно будет взять хоть полтинник с Саши Николаича.
Маня была у себя в комнате, а Саша Николаич — в своей. Он опять предавался вдохновению, то есть писал и зачеркивал поэтические, по его мнению, строки.
По улице прогремела карета и остановилась.
— Какой-то важный господин к нам! — проговорил титулярный советник Беспалов, выглянув в окно, и присел, расставив руки. — А я, как нарочно, в халате!.. Поди, Орест, встреть!
— Граф Савищев, должно быть, — сказал Орест и поднялся, предвкушая возможную поживу.
— А я лучше укроюсь! — заявил Беспалов и робкими, но быстрыми шажками проследовал на кухню.
— И великолепно! — одобрил Орест и пошел в переднюю, где уже стукнула входная дверь.
Однако в передней вместо Савищева Орест увидел почтенного седого господина. Но внушительный вид гостя ничуть не смутил его, и он галантно расшаркался, поклонившись боком, тем привычным движением, которым он сгибался над бильярдным столом, делая без промаха удар почти не целясь.
— С кем имею честь? — промычал он.
— Господин Николаев здесь? — спросил приехавший господин.
— Здесь! — ответил Орест.
— Я — Андрей Львович Сулима и хотел бы его видеть!
— Ага! — сказал Орест и воззрился на Сулиму, желая разглядеть того иезуита, к которому, как он знал, ездила Маня.
— Я желаю видеть господина Николаева! — повторил Андрей Львович.
— Направо в угол! — заявил Орест и сделал движение рукой, словно посылал бильярдный шар, в сторону дверей жильца. — Благоволите проследовать! — добавил он, а затем, пропустив Сулиму в дверь, затворил ее и приник к ней ухом.
Он заинтересовался: зачем приехал этот важный господин.
Он слушал, как иезуит, за которого считал Андрея Львовича, познакомился с Сашей Николаичем и объявил ему, что он может получить наследство.
«Опять это наследство!» — подумал Орест, махнув рукой, отошел от двери и вернулся на диван, находя, что лежание более соответствует его природным склонностям.
Через некоторое время Саша Николаич заглянул в столовую и снова побеспокоил Ореста.
— Скажи, пожалуйста, Марии Власьевне, что ее желает видеть господин Сулима! — проговорил он.
— Да что я вам дался? — обиделся даже Орест. — В кои-то веки предашься часам отдохновения и вдруг беспокойства… Я в вашу политику вмешиваться не желаю, так как в данном случае никакого профита от нее получить не могу.
Он повернулся лицом к спинке дивана и стал водить по ней пальцем, чертя не то какие-то невиданные узоры, не то цифры.
— Да подите же! — наставительно, требовательным тоном произнес Саша Николаич.
Но Орест даже не удосужил его ответом. Он только подрыгал подошвой сапога, ясно выразив мимикой: «Поди прочь!»
Титулярный советник Беспалов по некоторой робости, от которой он и на службе не имел успеха, не решившись показаться приезжему, тем не менее следил в щелку двери и слышал препирательства Саши Николаича и Ореста. Узнав, что этот приезжий желает поговорить с Маней, он, приседая на ходу, отправился к ней в комнату и позвал ее.
Маня вышла и совершенно просто приняла Андрея Львовича, как будто тут была не убогая столовая с лежащим на диване Орестом, а, по крайней мере, штофная гостиная.
— Я с вами хотел бы переговорить наедине! — сказал Сулима.
— Тогда пройдемте в мою комнату! — по-прежнему спокойно и просто предложила Маня и провела гостя в комнату к себе.
«Одно слово, «принчипесса!» — подумал ей вслед, любуясь ею, Саша Николаич, вспоминая название, данное Мане Орестом.
— А что, этот барин важный? — спросил слепой из своего угла.
— М-да! — ответил Орест.
— Он бритый?
— Бритый!
— Я его камердинером возьму! — воскликнул Виталий. — За пять миллионов в год пойдет!
— Ежели он не играет на бильярде, тогда не бери! — посоветовал Орест.
Андрей Львович долго беседовал с Маней наедине и, когда он возвращался назад через столовую, Орест как раз в это время прикладывался к графинчику в буфете. Усмотрев, что Беспалов забыл его запереть, он воспользовался тем, что титулярный советник укрылся на кухне. Выпив, Орест щелкнул языком и остановил Андрея Львовича.
— Почтеннейший меценат, а со мной вам не угодно будет поговорить? — спросил он.
— Нет! — удивился Сулима. — Мне с вами вовсе не нужно говорить.
— В таком случае, виноват-с… я думал, что вы со всеми нами, по очереди. Без различия пола и возраста. . А вы пожелали иметь беседу только с аристократами этих палестин! Уважаю ваше желание по законам гостеприимства!
И Орест простер свою любезность до того, что не только проводил гостя до передней, но и подал ему там, правда, вместо его шинели истерзанный и уже обтрепанный плащ, когда-то бывший у Саши Николаича.
Когда Сулима разглядел в полутьме, в чем тут дело, Орест уже удалился, предоставив ему самому освободиться от плаща и найти свою шинель.
Маня была настолько озабочена, что даже не сделала ему замечания за эту выходку.
Глава XXXVI
В течение всего дня Саша Николаич искал случая переговорить с Маней и даже прямо сказал ей об этом, но она сделала вид, что не слышит. И только вечером, когда титулярный советник ушел спать, у Саши Николаича появилась возможность остаться с Маней, которая стала раскладывать пасьянс на большом столе в столовой.
В последнее время она совсем не занималась шитьем.
Орест по обыкновению подошел, протянул руку и произнес:
— Такса!
— Да ведь я вчера вам дал пять рублей! — сказал Саша Николаич.
— Ну, так что же? — переспросил Орест.
Дело в том, что вчера у него не нашлось меньше пятирублевой бумажки и он доверил ее Оресту, чтобы разменять, причем тот дал ему честное слово, что разменяет.
— Ну так где же сдача? — в тон ему спросил Саша Николаич.
— Какая?
— Да ведь вы же взяли пять рублей, чтобы разменять и дали в том честное слово?
