— Это ж кому такие деньжищи-то девать некуда, а? — посетовал олух.
— Лучшим людям.
Мимо промчалась пара взявшихся ниоткуда слуг. Штизель внимательно проследил за ними взглядом. Один подбежал к двери кареты, чинно открыл ее. Из кабины неторопливо и величественно выплыл модный дорогой черный цилиндр, за которым последовал такой же сюртук, ценой минимум вполовину Флахланда, и изящная трость. Другой слуга услужливо поклонился.
— Это они-то, что ли, лучшие? — многозначительно хмыкнул олух, глядя в спину сюртука, хозяйски указывающего слугам на закрепленный на крыше кареты багаж.
Швейцар промолчал. Он нервничал. Следовало бы послать надоедливого олуха, чтобы тот одним своим видом не позорил гостиницу перед уважаемым человеком, но он почему-то не мог этого сделать. Все равно, что пнуть назойливого в своем добродушии щенка.
— Какие ж они лучшие-то? — покачал головой олух. — Столько честным трудом за век не заработать! Небось, и колдунов у себя привечаете?
— Для официальных представителей Ложи у нас всегда открыты двери.
— Ну вот они, ваши лучшие люди, — брезгливо отмахнулся Штизель. — Небось шуму от них, гари, вони…
— Простите, хэрр Штизель, но обсуждать наших постояльцев не входит в мои обязанности. Если честно, я бы вам не рекомендовал вовсе обсуждать официальных представителей Ложи. И вообще… — швейцар хотел вежливо, но решительно прервать недозволенный разговор, однако олух резко обернулся инагло перебил:
— А я че? Я ниче, я ж просто так… Хороший ты, смотрю, мужик, исполнительный, — вздохнул он сочувственно. — Небось, хорошо здесь устроился, а? Работа вроде непыльная, наверно, и платят, раз пятьсот крон за день с лучших людей берут.
Швейцар позволил себе короткий, ничего не выражающий взгляд.
— А, понятно, — невесело улыбнулся Штизель с еще большим сочувствием, проявив поразительную для олуха догадливость. — А я вот только что из Ортшафта приехал — слыхал о таком? — ищу вот, куда податься. Подумал, может, вам смышленые парни нужны…
— На вашем месте я бы попробовал устроиться на фабрику. Там всегда нужны смышленые парни.
— А на какую, не подскажешь?
— На любую, хэрр Штизель, — процедил сквозь зубы швейцар, теряя терпение: слуги уже открепили тяжелый чемодан и сняли его с крыши.
— А, ну спасибо за совет! — радостно протянул олух и даже наконец-то отступил на шаг, но тут же остановился. — Тебя как звать-то?
— Отто, — представился швейцар. Он был готов на все, лишь бы избавиться от настырного олуха.
Кучер, получив щедрые чаевые, хлестнул негальцев вожжами, и карета двинулась вверх по Имперскому проспекту.
Штизель сосредоточенно поскреб лоб, внимательно разглядывая каменное лицо привратника.
— А ты, часом, не тетки Марты сын, а? — с надеждой поинтересовался олух. — Лицо у тебя знакомое…
— Нет, — шикнул швейцар. Половина Флахланда уже шла к дверям, постукивая о мостовую тростью в такт своим хозяйским шагам. Чемодан следовал за ним.
— А, ну извиняй, — примирительно поднял руки. — Попутал. А так-то очень похож. И тоже Отто звать. Ну, бывай, — помахал он на прощание. — Буду мимо проходить — загляну. А как разбогатею — обязательно на денек у вас поселюсь. В лучшей комнате для лучшего человека!
— Доброго дня, хэрр Штизель, — выдавил из себя швейцар.
Олух улыбнулся самой искренней и открытой улыбкой наивного, добродушного идиота, бодро развернулся и…
Со всего маху врезался в половину Флахланда. Швейцар напрягся до дрожи, предвкушая вечерний строгий выговор и вычеты из жалования.
Олух запричитал и заохал, то хватаясь за лицо, то протягивая к черному сюртуку руки.
— Простите, простите, — раболепно раскланялся Штизель. — Ей-богу, виноват! Не хотел. Простите, Единого ради! Прос…
Из-под модного цилиндра сверкнули темные, почти черные, с индиговыми крапинами на радужке глаза.
Олух с перепугу отскочил в сторону.
— Простите, простите!.. Ох, простите! — лепетал Штизель, задом отходя с пути сюртука и раскланиваясь.
Черный сюртук оперся на трость. Половина Флахланда надменно фыркнула и смахнула воображаемую грязь с лацкана, не удостоив сбежавшего олуха взглядом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Добрый день, Отто, — поздоровался сюртук с хозяйской вежливостью в голосе.
— Добрый день, — глубоко поклонился швейцар и услужливо открыл дверь. — Рады видеть вас снова, майнхэрр ван Геер.
Бруно этого не слышал. Он был уже далеко от «Империи».
* * *
В вестибюле гостиницы, как обычно, было тихо и безлюдно. Тишину разбавляли лишь эхо тикающих часов и тихие переговоры за стойкой, где помимо портье стоял и сам управляющий «Империи» — Людовик Терье. Впрочем, тьердемондцем он был примерно таким же, как свежайший сыр «Дун де Шам» на анрийских рынках. Обымперившийся до мозга костей в третьем поколении мсье Людовик вне рабочего времени был больше известен как хэрр Людвиг, и о далекой родине предков знал примерно столько же, сколько ландрийский обыватель знает о пустыне Сель-Джаар. Однако он изо всех сил старался походить на тьердемондца, считая, что это каким-то образом поднимает престиж «Империи» еще выше.
Маленький, бочкообразный, с закрученными тонкими усиками и набринолиненными редкими волосами, как всегда, слегка недовольный, слегка раздраженный, с взглядом человека, который найдет повод придраться к чему угодно, мсье Людовик занимался тем, чем и занимался обычно, когда покидал свой уютный кабинет и выходил «в народ» — придирался к чему угодно и с сожалением констатировал, что работники совсем обленились и не хотят работать. И это за те деньги, что они получают, между прочим. Однако, увидев вошедший в вестибюль бюджет Зеунладта, мсье Людовик тут же прекратил отчитывать нерадивого портье за допущенную в учетной книге ошибку, подобрался и лучезарно улыбнулся, узнав в дорогом черном сюртуке его владельца.
— Мусье ван Геер! Бонжур! Бьянвеню! Добро пожаловать! Добро пожаловать! — приветливо протянул он, старательно подражая тьердемондскому акценту.
Артур ван Геер неторопливо подошел к стойке, всем своим видом требуя проявлять максимум уважения к себе. Зажатый и взволнованный портье вытянулся, торопливо поклонился, изображая доброжелательную улыбку человека, который несказанно рад видеть долгожданного гостя.
Ван Геер даже не заметил его. Он остановился, оперся на трость, бегло окинул раскланивающегося с заискивающей улыбочкой управляющего надменным взглядом. Снисходительно кивнул в знак приветствия, небрежно приподняв цилиндр. Сделал это так, чтобы ни у кого не возникло сомнений: он здоровается исключительно потому, что человек воспитанный.
— Мы так рады видеть вас у нас в гостях снова, — запел соловьем управляющий, — вы представить себе не можете. Не беспокойтесь, — заверил он, выставив перед собой руки, — ваши апартаменты свободны и ждут своего постоянного жильца, как только…
— Вы получили денежный перевод? — бесцеремонно перебил его чародей.
— О, разумеется, мусье, — поклонился Людовик. — Я хотел только сказать, что апартаменты ждут, когда вы изволите получить ключи.
— Немедленно.
— Поль! — управляющий окликнул портье, которого, разумеется, звали иначе, но господина Людовика это не волновало. — Поль, не спи! Журнал, быстро! — потребовал он. — Не вынуждай мусье ждать.
Портье, вздрогнув, суетливо положил регистрационную книгу на стойку перед чародеем, дрожащими руками перелистнул на нужную страницу. Ван Геер раздраженно скосил на книгу глаза и недовольно поджал губы. Затем взял перо и обмакнул его в чернильнице.
— Не сочтите за труд расписаться здесь, — щебетал мусье Людовик, указывая на нужные графы, — здесь и… вот здесь, сильвупле.
Ван Геер нехотя поставил размашистые подписи.
— Мерси, — поклонился управляющий, развернув к себе книгу. — А вот, — он требовательно пощелкал пальцами. Портье суетливо метнулся к ячейкам с ключами за его спиной, нашел нужный и передал господину Терье. — А вот и ваши ключи, — с достоинством вручил он их чародею. — За багаж не беспокойтесь, его перенесут в ваши апартаменты в кратчайшие сроки.
