Как и вчера, вокруг костра собрались гармонты и люди из гарнизона. Разбавляли мужскую компанию лишь несколько девушек. И сегодня Деймос снова посадил меня возле себя. И вновь окружающие восприняли это как само собой разумеющееся.
— Завтра ты не пойдёшь в госпиталь, — заявил Деймос, когда я отодвинула пустую миску.
Раздражение и злость вскипели во мне мгновенно, опустившись красной пеленой на глаза. Блокнот оказался в руках раньше, чем я подумала. Ответ выходил отрывистым, не совсем разборчивым, а буквы расплывались из-за выступивших на глаза злых слёз.
— Нет, это не приказ, — ответил Деймос раньше, чем я дописала. — В городе уже появились мародёры, пьяные. Был случай изнасилования. Стража не справляется, а гармонты заняты помощью горожанам. Рядом со мной безопаснее.
«К чему эта напускная забота, если…».
— Ты будешь находиться при мне, — отрезал он жёстким тоном, отчего грифель вновь замер над бумагой.
«И все-таки это приказ».
— Если ты так воспринимаешь вопросы своей безопасности… — хмыкнул он зло.
Снова его крыло накрыло плечи, притянуло меня ближе к Деймосу. По телу пробежала дрожь, я только сейчас осознала, что замёрзла.
— Почему у тебя нет тёплой одежды?
«У меня вообще нет вещей. Поэтому я пыталась отпроситься в город».
— Нет вещей? Что случилось?
Не зная, что написать, я закусила губу. Не хотела жаловаться, хотя, скорее всего, в потере вещей косвенно виноват Деймос. Наверное, так мне отомстили за назначение в личные служанки повелителя.
— Не хочешь отвечать?
Отрицательно мотнула головой. Я вообще не хотела с ним общаться, даже находиться рядом. Я хотела бежать прочь от Деймоса. Но нужная мне вещь висела на его шее, поэтому и я находилась сейчас здесь, при нём. Следила, подмечала детали. И была почти уверена, что Деймос не пользуется артефактами, распознающими яды в еде.
— Ничего, я выясню иначе.
«Какая вам разница?!».
— Тебе, — исправил он. Мой рот приоткрылся от удивления. Немыслимо… — Считаешь, мне должно быть всё равно?
«Да, — написала я дрожащей рукой, когда немного пришла в себя. — Какая разница, что происходит в жизни девушки, для которой вы избрали роль постельной грелки?».
— Ты ошибаешься.
«Ошибаюсь? Вы говорили, что не будете принуждать. Значит, у меня есть выбор?».
Кажется ещё немного, и грифель выпадет из моей руки, настолько она дрожит, настолько напряжено тело и измучен разум.
— Есть, — словно через силу произнёс Деймос.
Буквально вытолкнул из себя это слово. А его рука обвила мои плечи, будто я прямо сейчас сорвусь с места и убегу.
«Есть? Я могу отказать вам?».
— Я не привык проигрывать, Лира, — усмехнулся он, прищурив чёрные глаза. — Я добьюсь тебя, — произнёс уверенно, и его слова звучали обещанием.
«Я не буду с убийцей и узурпатором».
Рука надавила на грифель так, что он проткнул страницу. Наверное, сейчас Деймос разозлится. И пусть. Тем более, он врёт. Есть выбор… он хоть сам себе верит?! Но я снова не угадала его реакцию. Он посмотрел на меня как… на несмышленого младенца, что лопочет глупости.
— Я воин, Лира. И убивал только в честных поединках.
«Гармонты убили иллеми!».
Как же я хотела прокричать ему это в лицо. Прокричать о своей ненависти и боли, что принёс мне и миру крылатый народ.
— Гармонты никого не убивали, — твёрдо произнёс он.
Конечно, не убивали. Иллеми в насланном сне, стазисе, не знаю, что это, но уж точно не жизнь.
«И все равно, я никогда не выбрала бы Вас, если бы у меня был выбор».
— Оттого я хочу тебя ещё сильней, — короткий поцелуй в щёку пронёсся ураганом в мыслях.
Разрозненные чувства вспыхнули пламенем в груди. Никогда ещё мне не было так трудно сдерживать алетерну.
Глава 17
/Деймос/
Лира сводила с ума. Строптивостью, дерзостью и… красотой. Как же она менялась день ото дня. И, если честно, мне это больше не нравилось, чем нравилось. Точнее, я бы предпочёл закрыться с ней и не выпускать, не позволять больше никому её видеть. Только самому любоваться ею, самому наслаждаться желанной женщиной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Серость сменило золото. Оно уже поселилось в её волосах и глазах. И это злило, потому что ни от кого не укрылись изменения. Возле нее постоянно кто-то находился, всматривался в золотые глаза, пытался вызвать интерес. А все потому, что я тянул и до сих пор не заявил на неё права. И пока что сдерживала особо ретивых именно такая возможность. Хотя всегда могли найтись особо шустрые и попытаться закрепить своё право первой ночью и первой кровью. Потому я держал Лиру при себе, не выпускал из вида и даже чаще из объятий.
Но изменения в её облике и удивляли. Я уже не был уверен, что она человек. Предполагал, что она полукровка, ведь магические расы в большинстве своём имели более яркие отличительные черты. В Лире не было ничего такого. Золотистые с рыжиной волосы, брови и ресницы. Золотисто карие глаза. И почти белоснежная кожа. Но, кажется, и на ней начало проявляться золото.
Естественно, Лира не собиралась рассказывать о себе. Все ещё пыталась отгораживаться. Потому особенно приятно было наблюдать, как неприязнь в золотистых глазах сменяет растерянность. Она больше не вздрагивала от моих прикосновений, постепенно привыкала. Но как же сложно было спать в одной палатке с желанной женщиной и не трогать её.
Образ Ленары затерялся, размылся, я в полной мере осознал, что наши отношения были просто удобными. А Лира… засела в мыслях и не собиралась их покидать. Я и не хотел, чтобы покидала. Зачем? Такую девушку ещё поискать. А потому уже стоило заявить права, сделать её своей.
«Почему Сейна так свободно ведёт себя?» — спросила Лира за вечерней трапезой на четвертый день нашего пребывания у Золаха.
Она не без удивления наблюдала за тем, как Сейна ругается со стражником из-за пролитой похлёбки.
— Она супруга Экхара. Она под защитой своего мужчины.
Лира воззрилась на меня широко распахнутыми глазами, ведь Экхар был гармонтом.
— Я не запрещаю смешанные браки.
«И она согласилась?» — торопливо написала Лира, но сразу же перечеркнула слова, с опаской взглянув на меня.
Копившийся эти дни комок раздражения вновь зашевелился в груди. Но пришлось себе напомнить, что Лира не принадлежит моему народу: она человек и не понимает, что я могу заявить на нее права по праву сильнейшего.
— У нас принято сражаться за понравившуюся девушку, заявлять на нее права силой. Но после извержения вулкана погибло много наших женщин и детей. Тогда часть моего народа лишилась крова в разгар зимы, а лавовые потоки прошли по полям, лишив нас возможности вырастить урожай летом. Наших женщин осталось мало. Поэтому я не собираюсь препятствовать своим соплеменникам в обретении спутниц жизни.
«Извержение?» — переспросила Лира.
Она перелистнула блокнот и с досадой прикусила нижнюю губу. Мы много общались эти дни, и пергамент уходил с поразительной скоростью.
— Два с половиной года назад, — подтвердил я.
«Но… я думала, что иллеми прекратили катаклизмы».
— Нет, лишь ослабили. Знаешь, песни иллеми, жертвы — все это просто попытки сохранить жизнь в умирающем. Древо погибнет, что бы мы ни делали.
Громко вздохнув от шока, Лира приоткрыла рот. Золотистые глаза наполнились ужасом.
— Прости за то, что напугал. Но это то, что я наблюдаю последний год, — я сжал аккуратно ладошку Лиры в своей ладони.
Но она выдернула руку, чтобы торопливо написать слова вопроса:
«Древо не принимает энергию?».
— Принимает, но почти сразу рассеивает. Вряд ли нам остался даже год.
Я вновь сжал дрожащую ладонь Лиры. Именно поэтому особенно важно то, что происходит сейчас, в этот момент. Возможно, все мы лишены будущего, и у нас есть только настоящее.
* * *
Утром я проснулся, когда услышал, как Лира покидает палатку. Барьер, созданный магией моей крови, пропускал лишь её. Остальные не рисковали даже приближаться. Беспечность, сказал бы Берт, и я был склонен согласиться. Золотое сияние Лиры затмевало разум.
