Не говоря ни слова, он сел и коснулся руки, покоившейся на одеяле.
VIII
Не открывая глаз, она прошептала:
— Ничего не говори.
И умолкла сама. Она лежала неподвижно, и только рука ее слегка шевелилась в ладони Стива, устраиваясь там поудобней. Оба они находились в оазисе мира и покоя, куда врывалось лишь свистящее дыхание одной из больных, у которой был жар.
Стив боялся шелохнуться, и, немного помолчав, Ненси первая сказала все еще приглушенным голосом:
— Прежде всего знай: я не просила пудру и помаду.
Их принесла сестра: боялась, что мой вид испугает тебя.
Стив раскрыл рот, но ничего не ответил и в свой черед закрыл глаза: соприкасаясь одними лишь сплетенными пальцами, они чувствовали себя ближе друг к другу.
— Не очень устал?
— Нет… Послушай, Ненси…
— Тсс!.. Не двигайся. Я слышу, как бьется у тебя пульс.
На этот раз молчание длилось так долго, что Стив подумал, не уснула ли она. Но Ненеи заговорила снова:
— Я теперь очень старая. И раньше была старше тебя на два года, а с этой ночи — старуха. Не спорь. Дай мне сказать. Днем я много думала. Мне сделали укол, но я не заснула и могла думать.
Никогда он еще не осознавал себя таким близким к ней. Кольцо света и тепла словно окружило их, укрыв от всего мира, и в их сомкнутых руках бился единый пульс.
— За несколько часов я состарилась самое меньшее лет на десять. Не сердись. Ты должен дать мне договорить до конца.
Как одновременно отрадно и мучительно слушать ее!
Ненси все еще говорила шепотом — так было интимнее, сокровеннее. Голос ее утратил всякую интонацию, фразы отделялись одна от другой лишь долгими паузами:
— Стив, если ты сам еще об этом не подумал, пойми: вся наша жизнь изменится, все будет не так, как раньше.
Я никогда уже не буду твоей женой.
Чувствуя, что он собирается возразить, Ненси заспешила:
— Молчи! Я хочу, чтобы ты выслушал меня и понял.
Есть вещи, которые теперь невозможны между нами: всякий раз воспоминание о случившемся…
— Перестань!
Он раскрыл глаза и увидел ее лицо: веки сомкнуты, нижняя губа дрожит и слегка выпячена, как всегда, когда Ненси вот-вот заплачет.
— Нет, Стив, ты тоже ведь не сможешь. Я знаю что говорю. И ты это прекрасно понимаешь, но стараешься строить иллюзии. С этим покончено. Известная область жизни для меня больше не существует.
Она перевела дух, сглотнула слюну, и Стиву на секунду показалось, что он видит, как блестят ее зрачки сквозь дрожащие ресницы.
— Я не прошу тебя остаться со мной. У тебя будет нормальная жизнь. Мы постараемся устроить все без лишних осложнений.
— Ненси!
— Погоди, Стив, дай мне закончить. Рано или поздно ты сам убедишься в справедливости того, что я говорю сегодня, и тогда это будет много тяжелее для нас обоих.
Вот почему я сочла нужным сказать тебе все сразу и ждала тебя.
Сам того не замечая, он так крепко стиснул ей руку, что она охнула:
— Больно!
— Прости.
— Какая нелепость! Почему все понимаешь, когда уже поздно? Почему мы не ценим своего счастья, не бережем его, порой даже бунтуем?..
— А ведь мы были счастливы вчетвером.
И тут он разом забыл обо всем — о советах врача, о том, что Ненси ранена в голову и находятся они в больничной палате. Горячая волна затопила ему грудь, а в мозгу теснились слова, которые нужно высказать, которых он никогда не говорил жене, о которых, может быть, никогда не помышлял.
— Это не правда! — выпалил он, когда Ненси упомянула об их былом счастье.
— Стив!
— Мне кажется, я тоже все обдумал, хоть и не сознавая этого. То, что ты сказала, — ложь. Вчера мы не были счастливы.
— Замолчи!
Голос Стива был так же глух, как голос его жены, но слова звучали от этого лишь убедительнее — столько в них было сдержанной страсти.
Он представлял себе их встречу совсем не такой и никогда не думал, что наступит день, когда он скажет Ненси то, что собирался сказать. Он чувствовал себя предельно искренним, как бы совершенно обнаженным и таким болезненно восприимчивым, словно с него содрали кожу.
— Не смотри на меня, закрой глаза и слушай. Нет, мы не были счастливы, и вот тебе доказательство: всякий раз, когда мы выходили за пределы повседневности, вырывались из круга мелких забот, я оказывался выбит из колеи, и мне срочно требовалось выпить. А ты? Тебе нужно было каждый день бежать в контору на Медисон-авеню, чтобы доказать себе, что у тебя интересная жизнь.
Часто ли, оставшись дома с глазу на глаз, мы уже через несколько минут не утыкались в журнал или не включали радио?
У Ненси увлажнились по краям веки, губа еще больше оттопырилась. Стив чуть было не отпустил ее руку, но жена судорожно уцепилась за него.
— Знаешь, когда я вчера начал тебе врать? Еще раньше, чем мы выехали: когда я объявил, что съезжу заправиться.
Она прошептала:
— Сначала ты сказал про сигареты.
Лицо у нее уже посветлело.
— Мне нужен был предлог, чтобы выпить виски.
Я целую ночь дул ржаное. Мне хотелось чувствовать себя сильным, свободным от всего.
— Ты ненавидел меня.
— Ты меня тоже.
Не скользнула ли по ее губам улыбка? Ненси тихо согласилась:
— Да.
— Оставшись один, я бунтовал до тех пор, пока не проснулся утром на обочине дороги, по которой, насколько мне помнится, не проезжал.
— Ты попал в аварию?
У него было ощущение, что впервые за время их знакомства между ними нет больше никакого обмана, даже намека на него и ничто не мешает им быть предельно откровенными друг с другом.
— Нет, это была не авария. Теперь мой черед сказать то, что ты должна знать, и лучше сделать это немедленно. Я встретил человека, в котором несколько часов хотел видеть свое второе «я», про которого думал: этот не трус; я сожалел, что не похожу на него, и выложил ему все, что накопилось на душе, все дурное, что бродило во мне. Я говорил ему о тебе, может быть, о детях и не убежден, что не отрицал свою любовь к ним. А ведь я знал, кто этот человек и откуда.
Стив снова закрыл глаза.
— С остервенением пьяницы я все поливал грязью, а тип, перед которым я разоткровенничался, не кто иной…
Он едва расслышал, как она повторяет:
— Замолчи!
Стив кончил. Он молча плакал, но слезы, катившиеся из-под сомкнутых век, не были горькими. Рука Ненси замерла в его руке.
— Понимаешь теперь?.. — Он с усилием проглотил комок, подступивший к горлу. — Понимаешь теперь, что только с сегодняшнего дня мы начнем жить по-настоящему?
Раскрыв глаза, он удивился, что она смотрит на него.
Быть может, Ненси смотрела на него все время, пока он говорил?
— Вот и все. Видишь, ты была права, утверждая, что мы прошли долгий путь за эти сутки.
Ему показалось, что он уловил в ее глазах остаток прежнего недоверия.
— Это будет другая жизнь. Не знаю какая, но уверен: мы проживем ее вместе.
Ненси все еще сомневалась.
— Правда? — спросила она с непосредственностью, которой он не замечал за ней раньше.
Позади Стива прошла сестра, направляясь к температурившей больной, — та, должно быть, вызвала ее звонком. Пока она оставалась в палате, Хогены молчали.
Но теперь это уже ничего не меняло. Возможно, когда жизнь войдет в привычную колею, Стив не без смущения будет вспоминать о своих сегодняшних излияниях. Однако разве не еще большую неловкость испытывал он, просыпаясь по утрам после пьяных разглагольствований ночью?
Они смотрели друг на друга без ложного стыда: оба чувствовали, что эта минута вряд ли когда-нибудь повторится. Каждого неудержимо влекло к другому, но это выдавали только их глаза, которые не могли оторваться друг от друга и в которых читалось все более глубокое чувство.
— Ну как, поладили? — бросила перед уходом сестра.
Грубоватость вопроса не покоробила их.
— Еще пять минут, и хватит, — объявила с порога сестра, держа в руке прикрытый полотенцем сосуд.
Прошло три из пяти оставшихся минут, прежде чем Ненси более твердым, чем раньше, голосом спросила:
— Ты уверен, Стив?
— А ты? — отозвался он, улыбаясь.
— Пожалуй, стоит попробовать.
Важно одно — не то, что будет потом, а то, что у них была такая вот минута. Чтобы не утратить ее теплоту, Стив заторопился. Все, что они могут еще сказать, лишь охладит накал их чувства.
— Можно тебя поцеловать?
Ненси кивнула, он встал, склонился над ней и осторожно прикоснулся к ее губам. Так прошло несколько секунд, а когда Стив выпрямился, рука Ненси еще лежала в его руке, и ему пришлось по одному высвободить пальцы, после чего он поспешно, не оглядываясь, зашагал к двери.
На ходу он проскочил мимо сестры и лишь случайно расслышал, что она зовет его:
— Мистер Хоген!
Он остановился и увидел, что сестра улыбается.
— Простите, что задерживаю. Но я должна предупредить, чтобы теперь вы приходили только в часы, отведенные для посещения больных. Расписание внизу. Сегодня вас пропустили, потому что ваша жена здесь первый день.
