— Мой отчим был инвалидом, а мама не работала, — прежде чем она успевает углубиться в эту тему, я перевожу разговор на что-то другое. — Мне очень жаль, что это не то, чего ты ожидала сегодня. Честно говоря, я просто не привык к…
— К вождению?
Я на секунду отрываю взгляд от дороги, чтобы увидеть ухмылку на её лице.
— У тебя сегодня просто полно остроумных шуточек, да?
— Раньше я всегда была такой. Весёлой, счастливой. Но потом Брайан исчез, а вместе с ним исчезла и часть меня. Я просто рада, что эта часть меня вернулась. Спасибо, что вернул её мне.
Мои руки скрипят, когда я крепче сжимают руль. Имя этого парня — как гвозди на доске. Она продолжает говорить, и слава Богу, что она не повторяет его имя снова, потому что моё самообладание сейчас подвергается безумному испытанию.
Дорога до её дома занимает немного больше времени из-за скользких дорог. Когда мы добираемся туда, я несу Рейн к двери и нежно целую в мягкие губы, потому что я был бы идиотом, если бы не попробовал её ещё раз… даже если поцелуй будет коротким и сладким. Когда она заходит внутрь, я отступаю. Она смотрит на меня в замешательстве.
— Ты не хочешь войти?
Да, чёрт возьми, я хочу этого. Я хочу сорвать с неё это чёртово платье и посмотреть, что под ним надето. Я знаю, что на ней нет лифчика, потому что её соски весь вечер выделялись под тканью. Интересно, носит ли она вообще нижнее бельё? Если так, то это определённо стринги. Наверное, белые, в тон платью. Может быть, с небольшим кружевом.
Но имя её бывшего придурка разозлило меня, она говорила его где-то полдюжины раз за сегодняшний вечер. Если я сейчас не уйду, то либо скажу ей что-то, о чем пожалею, либо сделаю что-то такое, о чем так же пожалею, например, задеру её платье до талии и наклоню над диваном, чтобы вытрахать своё разочарование. Это то, что я делал раньше, то, что мне знакомо. Почти всё, что я знаю. Так что мой уход — это откровение.
— Мне действительно пора идти, пока погода не испортилась.
— Погода? — она скрещивает руки на груди и топает ногой.
— Да. Мне действительно жаль, что я облажался и не запланировал ничего лучше.
— Ты серьёзно уезжаешь из-за погоды? — разозлённая Рейн становится ещё горячее, когда возбуждена.
— Увидимся завтра, милая.
Я выхожу, не оглядываясь, и к тому времени, когда я возвращаюсь домой, моё разочарование достигает пика. Я срываю с себя куртку и швыряю её через всю комнату. Мои ботинки летят в угол. Я просто хочу, бл*дь, всё переиграть. Я хочу провести этот вечер, когда я не выгляжу идиотом и планирую свидание заранее, и я хочу провести вечер, не вспоминая её бывшего.
Мой матрас смягчает падение, и я заваливаюсь, смотря в потолок. Кусочки рисунка на дешёвом потолке превращаются в кучу пальцев, трясущихся надо мной, насмехающихся надо мной, ругающих меня за то, что я такой жалкий придурок. Когда я наконец получил доступ к информации о прошлом Рейн, я подумал, что мои чувства к ней могут перевесить мои проблемы с одиночеством. Но слыша, как она постоянно вспоминает бывшего, это вернуло мне ту же ненависть к себе из моего детства. Та же мука и та же грёбаная неуверенность, которую я должен был научиться преодолевать.
«Если бы не ты, он бы так много не пил».
«Это твоя вина, что он тебя ударил. Ты просто заноза в заднице».
«Ты — самая большая ошибка в моей жизни».
«Он лучше, чем ты когда-либо будешь».
Постоянный поток словесных оскорблений и унижений, с которым я жил до пятнадцати лет, постоянно крутится у меня в голове, пока я сплю. Точно так же, как вчера вечером, и позапрошлой ночью, и каждую ночь, сколько я себя помню.
Глава 13
Рейн
Всю ночь я ворочаюсь с боку на бок, а когда просыпаюсь, голова просто раскалывается. Похоже, не помогло даже то, что после того, как Вон бросил меня, я выпила бутылку вина, сидя за холодильником.
Пишу родителям, что сегодня немного задержусь (привилегия моей работы) и по дороге заеду на работу к Кеннеди. Он учитель музыки, по совместительству тренер по теннису и любимый ученик в одной из средних школ Плезант-Валли. Куда бы мы ни пошли, дети всегда подходят к нему и не выказывают ничего, кроме восхищения и уважения. Мне очень повезло, что он стал моим лучшим другом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Знаю, что у него классный час, поэтому, когда звонит звонок, я пробиваюсь сквозь толпу детей, чтобы войти в его класс.
— Привет, — окликаю я его.
Он поднимает голову и машет мне рукой.
— Что ты здесь делаешь? — Кеннеди встаёт и обнимает меня, а затем опирается бедром о край своего поцарапанного подобия стола. — Как прошло твоё свидание?
— Отвратительно.
Я отодвигаю пюпитр и сажусь на пластиковый стул (Прим. Пюпи́тр (фр. pupitre, от лат. pulpitum — дощатый помост) — подставка для нот, а также настольная подставка для книг, тетрадей).
— Что? Почему?
Я вновь переживаю ту ночь и пытаюсь вспомнить подробности всего, что произошло. Так же, как делала это в течение последних двенадцати часов. Я всё пытаюсь понять, что же сделала не так.
— Это из-за платья? Этого не могло быть. Вон сказал мне о том, как сильно хотел показать, сколь прекрасно, по его мнению, я выгляжу.
Кенни смеётся.
— Он сказал «прекрасно»? Типа, «детка, ты так прекрасна»? — он повышает голос и щёлкает пальцами.
Я закатываю глаза.
— Он смеялся, потому что я сказала что-то о том, что со мной всё в порядке, например, я не против чего-либо на ужин. И даже тогда он вёл себя как джентльмен, честно говоря, он был более вежлив, чем я полагала, — что мне одновременно нравилось и вызывало ненависть, потому что, как бы сильно я ни хотела, чтобы он обращался со мной как с леди, я хочу, чтобы он взял меня силой, как желанную женщину.
Кенни приподнимается, садится на стол и скрещивает руки на груди.
— Куда, ты говорила, вы ходили ужинать?
Не хочу, чтобы Кенни думал, что Вон был скуп или что-то в этом роде.
— Серьёзно, как я уже сказала, меня не волновало, что он ничего не планировал. Мне действительно это симпатизирует. Вот такой он парень, и мне это очень нравится. Не было той неловкости, что испытываешь на первом свидании, понимаешь?
— Да, именно так было с Брэдом. Так почему же вы оказались в местечке под названием Хибачи?
— Ну, итальянский ресторанчик почему-то закрыли, а морепродукты никто из нас не любит, особенно отвратительные рыбные фри, мимо которых мы проезжали и куда Брайан водил меня. И я сказала ему, что в других местах нас всегда плохо обслуживали.
— Хорошо. И когда вы добрались до Хибачи, ты сказала, что всё в порядке. О чём вы, ребята, разговаривали?
— Эм. Ну. Разговор был не слишком долгий. Мы поговорили о том, что я не умею обращаться с ножом, и он поцеловал этот шрам, — поднимаю указательный палец на правой руке. — Помнишь, когда я его получила? В рождественский сочельник.
— Да. Это было очень давно.
— Да. Брайну пришлось отвезти меня в больницу.
Он поднимает бровь.
— И ты рассказала об этом Вону?
— О чём?
— О том, что Брайан отвёз тебя в больницу?
— Да…
— О, Рейн, — Кенни подходит и садится на стул рядом со мной. — Сколько раз ты говорила о Брайане прошлой ночью?
Я морщу нос, когда путешествую сквозь события прошлой ночи.
— Парочку, кажется, — концерт, рыбные фри, шрам. — Чёрт, — бормочу я. Ресторан. — О Боже мой! — я вскакиваю со стула и чуть не опрокидываю пюпитр. — Да что со мной такое?
— Расслабься, — он хватает меня за руки. — Всё будет хорошо. Тебе нужно понять, как ты собираешься прекратить это делать, а ему придётся принять эту часть твоей жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я пытаюсь вспомнить выражение его лица, и подавал ли он мне какие-либо знаки того, что был расстроен мной. И у меня ничего не получается. Опять же, он был безупречным джентльменом, а я идиоткой.
— Мне нужно с ним поговорить. Я должна извиниться.
