— Что с тобой происходит? Ты не появляешься на работе, и теперь у тебя есть татуировка?
— Простите. Я, эм, у меня была скверная ночь, и Вон…
— Меня не волнует, насколько плохой была твоя ночь; если ты не мертва, то возьми трубку и позвони мне. Мы не только полагаемся на тебя в работе, ты ещё и моя дочь, и я беспокоюсь о тебе.
Она опускает взгляд и крепче сжимает мою руку.
— Прости меня, папа.
Он откашливается, и я уже в десяти секундах от того, чтобы ударить его за то, что он так обвиняет её. Но поскольку я только что официально познакомился с этим мужчиной, я воздержусь.
— О, милая. Я так рада, что ты в порядке. Кенни позвонил нам и сказал, что ты заболела. Что случилось? — наконец вмешивается её мама. По крайней мере, она, кажется, заботится о дочери; её мама гораздо лучше, чем я могу сказать о её отце, так как он просто смотрит на меня, словно хочет задушить.
— Ну, я решила, что сделать татуировку — это мой первый шаг в движении дальше.
— Из-за чего?
— Из-за вины. Страха. Брайана, — шепчет она, наконец-то взглянув на отца.
Его лицо краснеет.
— Уверена, что хочешь именно этого?
«Какого хрена?»
— Да. Мне нужно двигаться дальше, папа. Мне нужно жить жизнью с реальным будущим, а не с тем нереальным, за которое я держусь уже много лет.
Её мама улыбается, а отец замирает и рассматривает меня. Мой кожаный браслет, мои рваные джинсы, мою тату-рукав.
— Из-за него?
Рейн подавляет вздох и отворачивается от него. Если он думает, что его заявление оскорбляет меня или что его очевидная неприязнь ко мне является сдерживающим фактором, то он недооценил меня. Чертовски сильно.
— Рон! — отчитывает его Маргарет.
— Не знаю, о чем думает наша дочь…
Он больше не произносит ни слова, потому что я его перебиваю.
— Давайте начнем знакомство сначала, — я встаю и встречаюсь с ним лицом к лицу, не боясь, что на этот раз он действительно увидит, кто я. Он такой же высокий, как и я, поэтому наши глаза идеально совпадают. — Я Вон, человек, который никому не позволит так разговаривать с моей женщиной.
— Твоей женщиной?
— Моей женщиной.
Я говорю это с уверенностью, которая, надеюсь, не сфабрикована. Мы ещё не обсуждали на какой стадии сейчас наши отношения, но если она говорит, что любит меня, то я принимаю это за чистую монету. Теперь ей придётся чертовски долго отталкивать меня.
— Она моя дочь, — мужчина прищуривается и понижает голос. — Вам лучше быть поосторожнее, молодой человек.
— Вам тоже лучше быть поосторожнее. Она может быть и ваша дочь, но она м…
— Прекратите это! — выкрикивает Рейн и встаёт между нами, отталкивая нас друг от друга. — Я никому не принадлежу, ясно? Я не принадлежу ни одному из вас, так что вы оба прекратите это. Папа, — она поворачивается к нему лицом, — знаю, как это тяжело, но я не могу продолжать жить так, как жила раньше.
Его тело напрягается, но он не понимает, что она только что сказала.
— И Вон — тот, кто помог мне это понять, — она встаёт рядом со мной и обхватывает меня за талию своей рукой, с той стороны, где нет татуировки. — Он был терпелив, и он заслуживает… я и сама это заслужила — попытаться построить отношения с кем-то, кто по-настоящему заботится обо мне. А он так и делает.
Она смотрит на меня снизу-вверх, и я вынужден её поцеловать. Что я и делаю. Нежно, но решительно. Она улыбается мне в губы и отстраняется.
— Мы поговорим позже, — её отец поворачивается к жене, но Рейн хватает его за руку.
— Нет, не поговорим… только не об этом. Вон никуда не денется, и я наконец-то делаю то, что должна была сделать давным-давно, — она опускает руку и смахивает с глаза слезинку. — Я люблю тебя, папа, но ты должен принять это.
Он расслабляет плечи и кивает.
— Ты будешь на работе завтра?
— Да.
— Тогда до встречи.
Он выходит, Маргарет обнимает Рейн, а затем следует за ним. Когда дверь захлопывается, она идёт на кухню и берёт пару бутылок воды. Вернувшись в гостиную, она садится на диван рядом со мной.
Я принимаю от Рейн бутылку, которую она протягивает мне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— С тобой всё в порядке?
— Прошу, не обижайся на моего отца. Он действительно любил Брайана, и так как я его единственная дочь, он иногда склонен быть властным.
— Я ничуть не обижен.
Пожимаю плечами. У меня нет никаких отношений с авторитетными людьми, особенно с родителями.
Она резко выдыхает и откидывается на спинку дивана.
— Просто мне неловко, что вы, ребята, познакомились при таких обстоятельствах. Обычно он очень милый.
— Мне нужно кое-что узнать, — я делаю глоток воды, а потом ковыряю этикетку на бутылке.
— И что же?
— Где мы?
— На диване в моей гостиной, — поддразнивает она.
Я смеюсь над ней и ставлю бутылку на стол.
— Я всё понял, Рейн. Я могу с уважением отнестись к тому факту, что ты прошла через нечто очень трудное, но мне нужно знать, что ты со мной. Что то, что происходит между нами, действительно что-то значит для тебя. Потому что это касается меня.
— Не могу обещать, что только что случилось что-то волшебное, что заставило меня забыть обо всём и не испытывать никаких эмоций…
— Я не прошу тебя быть бесчувственной… к нему.
Мне очень неприятно думать, что она думает о ком-то другом. Что я второй. Но я должен дать ей шанс доказать мне, что она готова попробовать. Потому что, с другой стороны, мне нужно перебороть собственные инстинкты, чтобы оставаться беспристрастным.
Девушка придвигается ко мне, и я открываю ей свои объятия, когда она прижимается ко мне. Мы некоторое время смотрим телевизор, а потом Рейн засыпает. Когда она засыпает, я осторожно вытаскиваю руку из-под неё и накрываю одеялом, прежде чем закрыть за собой дверь и уйти.
В ночном воздухе повисла тишина, вполне соответствующая надвигающемуся снегопаду. Мой грузовик быстро прогревается, когда я спускаюсь в долину. Гетто. Отстойная часть города. По ту сторону рельсов. Как бы вы её ни называли — даже если это унизительно, это правда. Эта часть города — выгребная яма преступности и наркотиков; иногда я удивляюсь, как вообще выжил здесь. Я объезжаю квартал дома моего детства, прежде чем остановиться и припарковаться через дорогу от него.
На углу несколько маленьких детей — слишком маленьких, чтобы гулять так поздно. Примерно, как я в этом возрасте. На противоположном углу дом, который сгорел, когда взорвалась их метамфетаминовая лаборатория, когда мне было двенадцать. Никто никогда его не ремонтировал, и он оставался пустым уже более десяти лет. Иногда я прятался там, когда был маленьким; даже если запах был ужасным, там было безопаснее, чем находиться дома.
Я снова обращаю своё внимание на то место, которое должно было стать моим домом. Половина кирпичей вываливается, а лужайка, что раньше была перед домом, сейчас просто заросла бурьяном. Только в одной комнате горит свет, а окно закрывает простыня с дырками.
Тень женщины скользит по окну, и я сажусь прямее. Я уже много лет не видел свою мать. Когда в восемнадцать лет меня выпустили из колонии, она выперла меня из дома ни с чем. В буквальном смысле ни с чем, кроме одежды, что была на мне. У меня не было ни денег, ни крова, ни еды.
В конце концов я отправился на юг с Брэдом — он буквально спасал мне жизнь — я работал на стройке у его дяди, прежде чем взялся за новое дело и начал татуировать. Если мне суждено прожить свою жизнь, если мне посчастливилось пережить то, что я пережил, то уж точно не с молотком и гвоздями. Я собирался сделать это, преследуя свою единственную страсть.
Так после более чем десятилетнего отсутствия я появился на её крыльце, когда впервые вернулся в Плезант-Валли. Маленький мальчик во мне хотел, чтобы мама любила меня. Я хотел, чтобы она простила меня. Но когда она посмотрела в окно и увидела меня, её глаза были такими же пустыми и бездушными, как и у меня в детстве. Я не удивился, когда она просто развернулась и ушла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
